Собрание сочинений в 12 т. Т. 7
Шрифт:
– Принято во внимание, - сказал капитан Сервадак.
– Итак, господа, в случае прямого столкновения Галлия ударится о Землю либо той частью своей поверхности, которую занимаем мы, либо противоположной стороной, либо одним из своих полюсов. Причем во всех этих случаях у живых существ, ее населяющих, не будет никакой возможности спастись.
– Объяснитесь точнее, лейтенант, - попросил капитан Сервадак.
– Если в момент столкновения удар придется в то место экватора, где мы находимся, мы будем раздавлены.
– Ясно как день!
–
– Если мы окажемся на противоположной стороне, то опять-таки будем раздавлены, ибо внезапная остановка равносильна толчку, - мало того, мы еще неизбежно задохнемся. В самом деле, галлийская атмосфера сольется с атмосферой земной, и на вершине горы высотою в сто лье, которую образует Галлия на земной поверхности, нам нечем будет дышать.
– А если Галлия ударится о Землю одним из своих полюсов?
– спросил граф Тимашев.
– В этом случае, - ответил лейтенант Прокофьев, - нас подбросит вверх со страшной силой и при падении мы разобьемся насмерть.
– Превосходно!
– отозвался Бен-Зуф.
– Вдобавок, если допустить невероятный случай, а именно, что ни одна из этих гипотез не осуществится, мы все равно неминуемо сгорим.
– Сгорим?
– удивился Гектор Сервадак.
– Да, потому что, когда Галлия наткнется на препятствие, ее скорость мгновенно обратится в теплоту и вся комета или ее часть тут же вспыхнет от страшного жара в несколько тысяч градусов.
Все, что говорил лейтенант Прокофьев, было совершенно справедливо. Его слушатели внимательно смотрели на него, следя без особого удивления за развитием этих различных гипотез.
– Однако, господин Прокофьев, - вмешался Бен-Зуф, - один только вопрос: что, если Галлия шлепнется в море?
– Как ни глубоки Атлантический и Тихий океаны, - возразил лейтенант Прокофьев, - а их глубина не превышает нескольких лье, - слой воды все же недостаточен, чтобы смягчить удар. Итак, все описанные мною последствия одинаково гибельны.
– Да мы еще утопимся впридачу!
– добавил Бен-Зуф.
– Итак, господа, - заключил капитан Сервадак, - мы разобьемся, утонем, будем раздавлены, задохнемся или изжаримся; вот какая судьба нас ожидает при любых обстоятельствах, каким бы образом ни произошла встреча.
– Совершенно верно, капитан Сервадак, - без колебания ответил лейтенант Прокофьев.
– Ну что ж, - заявил Бен-Зуф, - раз такое дело, я вижу только один выход.
– Какой же?
– спросил Гектор Сервадак.
– Покинуть Галлию еще до столкновения.
– Но как, каким способом?
– О, способ самый простой!
– невозмутимо ответил Бен-Зуф.
– Его вовсе нету.
– Быть может, однако… - проговорил лейтенант Прокофьев.
Все взоры устремились на лейтенанта, который, обхватив голову руками, обдумывал какой-то смелый план.
– Быть может, - повторил он, - каким бы фантастическим ни показался вам мой план, его все же следует осуществить.
– Говори, Прокофьев, - ободрил его граф Тимашев.
Лейтенант, погрузившись в размышления, помолчал
– Бен-Зуф, - заявил он, - указывал единственный выход, который нам остается: покинуть Галлию до столкновения.
– Разве это возможно?
– спросил граф Тимашев.
– Да… может быть… да!
– Но как же?
– На воздушном шаре!…
– На воздушном шаре!
– воскликнул капитан Сервадак.
– Но он же отчаянно устарел, ваш воздушный шар! Даже в романах о нем уже не принято упоминать.
– Прошу выслушать меня, господа, - продолжал лейтенант Прокофьев, слегка нахмурив брови.
– Точно зная время встречи с Землей, мы можем за час раньше подняться в воздух. Как и сама комета, атмосфера Галлии наделена определенной скоростью движения, и наш шар, попав в нее, приобретет ту же скорость. Но еще до столкновения обе атмосферы могут слиться, и вполне вероятно, что воздушный шар без помех перелетит из одной атмосферы в другую и, избежав толчка, продержится в воздухе, пока будет длиться катаклизм.
– Молодец Прокофьев, - сказал граф Тимашев, - мы все поняли и сделаем то, что ты сказал!
– Из ста шансов девяносто девять против нас!
– продолжал лейтенант Прокофьев.
– Девяносто девять?
– По меньшей мере, ибо, как только поступательное движение шара прекратится, он непременно сгорит.
– И он тоже?
– воскликнул Бен-Зуф.
– И он тоже вместе с кометой, - ответил Прокофьев.
– Если только при слиянии двух атмосфер… Сам не знаю… затрудняюсь сказать… но мне кажется, будет лучше, если к моменту столкновения мы уже покинем поверхность Галлии.
– Да, да!
– сказал капитан Сервадак.
– Будь у нас один только шанс из ста тысяч, мы должны рискнуть!
– Но у нас нет водорода, чтобы надуть воздушный шар… - заметил граф Тимашев.
– Его заменит нагретый воздух, - возразил Прокофьев, - ведь нам нужно продержаться в воздухе не более часу.
– Отлично, - подхватил капитан Сервадак, - воздушный шар монгольфьер… это проще и легче соорудить… А оболочка?
– Мы выкроим ее из парусов «Добрыни», они сшиты из прочной и легкой парусины.
– Хорошо сказано, Прокофьев, - похвалил его граф Тимашев.
– Право же, у тебя на все готов ответ.
– Ура! Браво!
– крикнул в заключение Бен-Зуф.
Действительно, лейтенант Прокофьев предложил
чрезвычайно смелый план. Однако, так как колонистам все равно грозила гибель, надо было идти на риск. Для этого следовало точно установить не только час, но, если возможно, минуту и даже секунду, в которую произойдет столкновение.
Капитан Сервадак вызвался как можно осторожнее и деликатнее выведать это у Пальмирена Розета. Итак, в тот же день под руководством лейтенанта колонисты приступили к изготовлению монгольфьера, и довольно большого, ибо он должен был поднять всех обитателей Теплой Земли, то есть двадцать три человека - об англичанах с Гибралтара и Сеуты больше не приходилось заботиться.