Собрание сочинений в 19 томах. Том 12.Когда король губит Францию
Шрифт:
Глава III
На Руан
И впрямь, король Иоанн II отправился в Жизор, оставался там недолго, только захватил с собой сотню копейщиков из местного гарнизона. После чего прямиком поскакал по дороге на Шомон и Понтуаз, дабы создалось впечатление, будто он возвращается в Париж. С собой он взял второго своего сына, герцога Анжуйского, и своего брата, герцога Орлеанского, который скорее походил на его сына, ибо двадцатилетний герцог Орлеанский был на семнадцать лет моложе короля и только на два года старше дофина.
Себе в свитские король взял маршала д’Одрегема, младших своих камергеров Жана д’Андризеля и Ги де Ла Роша, потому что несколькими днями раньше он
Кто же еще скакал вслед за королем? О, целое воинство, не меньше. Прихватил он с собой также братьев Артуа – Карла и того другого... «моего кузена Иоанна», который всю дорогу держал своего коня прямо у крупа королевского скакуна и на целую голову возвышался над кавалькадой, и еще Луи д’Аркура, который был на ножах со своим братом Жаном и дядей Годфруа и поэтому был на стороне короля. Не буду перечислять вам ловчих и егерей, всех этих Коркийре, Юэ де Бантов и прочих Модетуров. А как же иначе! Король отправляется на охоту и желает, чтобы все было по-королевски пышно, вскакивает на своего любимого неаполитанского резвого коня, выезженного для охоты. Нет ничего удивительного и в том, что он велит следовать за собой личной своей охране под командованием двух молодцов, известных силачей Ангеррана Лалемана и Перрине ле Бюффля. Эта парочка играючи вывернет вам руку из предплечья, просто поздоровавшись с вами... Очень даже хорошо, что король, как и всегда, окружен собственной стражей. И у Святого отца есть также своя стража. И у меня есть тоже охрана, как вы, надо полагать, догадались, видите, они скачут рядом с моими носилками. Я уже так к ним пригляделся, что теперь их даже не замечаю, зато они не спускают с меня глаз.
Единственное, что могло бы насторожить человека, да и то если бы только он пригляделся получше к этим сборам,– почему, спрашивается, у королевских слуг, а именно у Тассена и Пупара Цирюльника, были приторочены к седлам шлем, подшлемник, большой меч – словом, все воинские доспехи короля. А также и присутствие смотрителя непотребных заведений по имени Гийом... Гийом – не помню, как дальше,– который не только наблюдал за порядком во всех злачных местах тех городов, куда прибывает король, но и творил суд именем короля. С тех пор как на престол взошел Иоанн II, работы правосудию заметно прибавилось.
Вместе с ловчими герцогов, пажами, слугами всех этих высокородных сеньоров и копейщиками, захваченными из Жизора, кавалькада насчитывала более двух сотен всадников, причем большинство было вооружено копьями, что, согласитесь, несколько громоздкая компания для того, чтобы загнать одну косулю.
Король направился в сторону Шомон-ан-Вексена, но никто не видел, чтобы он проехал через этот городок. Его войско рассеялось по дороге, как по мановению волшебной палочки. Король махнул прямо, полями, и вышел на север, к Гурнэ-ан-Брей, где и задержался ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы прихватить с собой еще и графа Танкарвилля, пожалуй, единственного из знатных сеньоров Нормандии, который остался верен французской короне лишь потому, что совсем перегрызся с д’Аркурами. Представьте себе, как обомлел Танкарвилль, который поджидал их во главе своих двадцати рыцарей и рассчитывал встретить маршала д’Одрегема, но никак не короля.
– Разве сын мой, дофин, не пригласил вас завтра к себе в Руан, мессир граф?
– Пригласил, государь, но я получил письменный приказ от мессира маршала о том, что он прибудет осмотреть в наших краях крепости, и это избавило меня от созерцания многих ненавистных мне лиц...
– Так вот, придется вам все-таки ехать в Руан, Танкарвилль, и я объясню вам, что мы там собираемся делать.
После чего вся кавалькада под покровом ночной тьмы поворачивает на юг, не торопясь, рысцой проезжает всего три-четыре лье, но прибавьте к ним еще восемнадцать, которые они проскакали с утра, и останавливается на ночлег в хорошо укрепленном замке, стоящем в стороне на опушке Лионского леса.
Соглядатаи короля Наваррского, ежели таковые там у него имелись, сильно затруднились бы определить, куда именно направляет свои стопы король Франции по этой извилистой дороге и чего ради... Король, по всей вероятности, собрался на охоту... король осматривает крепости...
Еще до зари поднимается король, сжигаемый лихорадочным нетерпением, торопит своих людей, вскакивает в седло и на сей раз прямо через лес несется к Лиону. Те, кому хотелось позавтракать, съесть ломоть хлеба с куском сала, вынуждены, не останавливая лошадей, действовать одной рукой, в которой зажаты поводья, так как в другой руке они сжимают копье.
Густ и обширен Лионский лес – тянется он больше чем на семь лье. Однако проехали его вскачь всего за два часа. Маршал д’Одрегем уверял, что при такой гонке они наверняка доберутся до места назначения слишком рано. Вполне можно было бы придержать лошадей, чтобы дать им помочиться. Не говоря уже о том, что и он тоже... Мне сам маршал рассказывал: «Да простит меня ваше преосвященство, но мне даже в почки ударило... А ведь я как-никак маршал, командующий армией, и не могу себе позволить мочиться, сидя в седле, на манер простых лучников, которые так и поступают, ежели им уж очень приспичит, и плевать им, что они обольют ленчик. Тогда я и говорю королю:
– Государь, незачем нам так торопиться, все равно солнце раньше положенного срока не взойдет... И потом, лошадям необходимо дать помочиться.
А король мне отвечает:
– Нет, вы только послушайте, какое послание я отправлю Папе, объясню ему, чем руководствовался я, верша суд, и тем предварю все недоброжелательные россказни о моих действиях, я напишу: «Слишком долго, Святой отец, Я, как истый христианин, с подобающей таковому кротостью и желая сохранить мир, сносил козни недоброго моего родича, который преступал все наши соглашения, и именно из-за него обрушились на наше королевство все беды и несчастья. А ныне он замыслил самое страшное, порешив лишить меня жизни. И ради того, чтобы не дать свершиться этому новому злодеянию...»
И, пришпорив своего коня, ничего кругом не замечая, мчится через равнину, примыкающую к лесу, и на всем скаку влетает в новый лес. Одрегем мне рассказывал потом, что никогда не видел у короля такого лица: глаза безумные, тяжелый подбородок дрожит, дрожит и жиденькая бородка.
Вдруг Танкарвилль подъезжает на своей кобыле вплотную к королю и весьма учтиво осведомляется, не намерен ли его величество попасть в Пон-де-л’Арш?
– Да нет, нет! – кричит король.– Я еду в Руан!
– В таком случае, государь, боюсь, что вы туда этой дорогой не попадете. Надо было взять направо, вон у того поворота.
Тогда король поворачивает своего неаполитанского скакуна и подымает кавалькаду в галоп, во всю глотку выкрикивая слова команды, требуя, чтобы все следовали за ним, что выполняется не совсем гладко; но по-прежнему, к великому огорчению маршала, разрешения помочиться король не дает...
Скажите-ка, дорогой племянник, вы чувствуете, что наши лошади как-то странно идут? Вот и я тоже почувствовал.
Брюне, Брюне! Одна из моих лошадей захромала... Только не вздумайте отвечать: «Нет, монсеньор...» Лучше-ка посмотрите сами. Задняя... А я уверен, что хромает она на правую переднюю ногу... Велите остановить носилки... Ну что? Ага! Подкову потеряла? А с какой ноги?.. Ну вот, кто был прав? У меня поясница чувствительнее, чем ваши глаза.