Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Повести и рассказы
Шрифт:
Явился дежурный и включил люстру. Зал сразу стал высоким, широким и светлым. Голая Маша отпрыгнула куда-то в сторону, в темноту, слилась со стеной. Из динамика послышалось хриплое гудение, потом сквозь это гудение с трудом процарапались синкопы танго «Маленькая Манон» — в местном радиоузле поставили пластинку. Зал начал наполняться. Девушки все казались очень нарядными. На некоторых были модные платья с подкладными плечиками и рукавами-фонариками. Девушки улыбались, глаза у них загадочно блестели; каждая ждала чего-то очень хорошего и от этого вечера, и от всей своей дальнейшей жизни. Люсенда
— Значит, ты все-таки пришел, — сказала она.
— Почему «все-таки»?
— Ты мог и не прийти. Я бы не обиделась. Ведь мы просто дружим, а друзья друг на друга не обижаются... Ты со мной будешь танцевать?
Танцевать с ней было легко. Казалось, она угадывала каждое мое движение. Но в глубине души я понимал, что она просто ведет меня. Однако ничего обидного в этом сознании не было.
— Не прижимайся так, — сказала она вдруг. — Это невежливо.
— Это я нечаянно, не сердись.
— Я не сержусь, но это невежливо.
Когда поставили румбу «Девушка в красном», я опять танцевал с Люсендой. И вальс-бостон «Колыбельная листьев» тоже танцевал с ней. Я уже начинал казаться себе заядлым танцором, мною овладела какая-то бальная легкость движений. И Люсенда была такой близкой, празднично-легкой.
Внезапно танцы прекратились. В зал прорвалась тетя Марго. На ней — длинное старинное лиловое платье с черной вышивкой. Она уже крепко поднабралась по случаю праздника.
— Не умеешь танцевать, молодежь! — закричала она. — Учись у нас, у раскаянок! Сам товарищ Распутин глядел да радовался!
Тетя Марго резко остановилась среди зала и, приподняв подол кончиками пальцев, стала ритмично выбрасывать ноги в старомодных высоких узконосых ботинках. В такт движениям она громко пела:
Ах, мама, мама, мама, Какая драма! Вчера была девица, Сегодня — дама!Из репродуктора продолжали выпрыгивать синкопы, но она плясала под свой мотив. Вдруг движения ее утратили ритмичность, она стала качаться, понесла какую-то околесицу. К ней подбежали девушки и ребята, бережно повели в уголок, усадили на стул. Там она и осталась сидеть, уже совсем раскисшая и тихая. Вскоре объявили антракт.
Я пошел в курилку, закурил тонкую, слабенькую и душистую папироску «Викинг». Здесь было людно и дымно, здесь все было как всегда. Что бы там ни происходило снаружи — всемирный праздник или всемирный потоп, — в уборных и курилках мало что меняется. Как всегда, вентилятор выл, скручивая дым в серый толстый жгут и выталкивая его за окно.
И вдруг все изменилось.
В курилку с деловым видом вошел Малютка Второгодник и направился прямо ко мне. Думая, что он хочет закурить, я полез в карман за пачкой.
— Идем вниз, — сказал он.
Тут я подумал, что нужен как боевая единица для борьбы со шпаной. Честно говоря, это была даже не шпана, а парни с соседних улиц. Каждый раз, когда у нас происходило какое-нибудь мероприятие с танцами, они норовили прорваться в техникум, чтобы потанцевать с нашими девушками.
—
— Кто ждет? — спросил я, догоняя длинноногого Малютку.
— Ждет девушка. Просила вызвать тебя... Девочка — закачаешься. На пять с плюсом! Перед ней даже шпана расступилась и пропустила в дверь.
— Неужели Леля? — подумал я вслух. Сердце захолонуло, словно меня затащили на десятиметровую вышку и велели нырять — а внизу не вода, а лед.
— Как звать ее — не знаю, врать не буду, — словно откуда-то очень издалека услыхал я голос Малютки. — Такая... — он запнулся, — изящная... — Это слово Малютка произнес, может быть, первый раз в жизни, и оно в его устах прозвучало как-то странно и нескладно. Почувствовав неловкость, он перешел на обычные слова: — Пупсик — дай бог на пасху. В таком коричневом пальто...
Оттолкнув Малютку Второгодника, я побежал по коридору. Бежал так, будто спасался; бежал так, будто спешил кого-то спасти. «У ней что-то стряслось, — крутилось у меня в голове. — Или отец помер, или с теткой что-нибудь. Так бы Леля не пришла... Какая длинная эта парадная лестница... Что-то такое случилось, так бы она не пришла...»
В коричневой шубке с откинутым капюшоном Леля стояла в вестибюле справа от лестницы, между деревянной будочкой вахтера и желтой полированной колонной. Она стояла потупясь, глядя на муфту. По лицу ее ничего нельзя было понять.
— Леля! Что случилось? — спросил я, подбегая к ней.
Она настороженно посмотрела мне в глаза и вдруг улыбнулась.
— Нет-нет-нет, ничего не случилось. Я просто так. Вот взяла — и пришла... Ты не доволен?
— Взяла и пришла? Ко мне? — Я все еще не верил в такое чудо.
— Ну да, к тебе. За тобой... Мы вместе пойдем, да?
— Вместе пойдем... — повторил я. — Пойдем... Куда пойдем?
— Господи, ну куда-нибудь пойдем отсюда... Ты на меня очень сердишься?
— Я просто ничего не соображаю... Значит, мы пойдем вместе?
— Да-да-да. Только ты пальто надень.
Я побежал в седьмую аудиторию, схватил пальто и побежал обратно. Бежал и думал: «А вдруг она уйдет?.. Надо бы с Люсендой попрощаться... Нет, некогда... Вдруг Леля уйдет?»
Леля была на том же месте. В сторонке стоял Малютка Второгодник и делал вид, что наблюдает за порядком, а на самом деле глазел на Лелечку.
— Парадная временно закрыта, я вас через подвал проведу, — сказал нам Малютка. — Бирюков — за главного! — начальственно крикнул он в группу ребят, стоящих у дверей. Потом взял из окошечка дежурки «летучую мышь» и повел нас мимо лазарета в боковой коридорчик. По узкой щербатой лесенке мы спустились в подвальный широкий коридор, и Малютка большим ключом открыл блиндированную дверь бомбоубежища. Он не включил электричества — для таинственности, что ли? И в неярком свете «летучей мыши» наш военный кабинет показался мне странным, и мне почудилось, что это не мы, а какие-то другие люди идут сейчас по его бетонному полу. На мгновенье качающийся свет лампы выкрал из темноты учебный плакат «Час атаки». Некоторые красноармейцы еще вылезали из траншеи, а некоторые уже бежали вперед с винтовками наперевес. Перед ними вставали черные столбы разрывов.