Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести
Шрифт:
Генерал-полковник вытер пот со лба.
— Командарм шестьдесят второй к тому же обладает немалой долей юмора, — с коротким и невеселым смешком заметил он. — Адам! Шампанское еще есть? Хочу выпить за своего остроумного противника. А я не догадался поздравить его подобным же образом. Вот оплошность!
Адам разлил шампанское.
— Прозит! — Генерал-полковник поднял бокал. Все выпили. Все, кроме Шмидта.
13. Палач
Через несколько
Генерал-полковник сидел над картой фронта. Он был один.
— Вы вызывали меня, господин генерал-полковник? — Комендант платком вытер пот, катившийся градом: он страдал потливостью.
— Да, я вызывал вас, — сухо сказал генерал-полковник. — Прошу! — Он указал на табуретку, стоявшую по левую сторону стола.
Комендант сел, протер пенсне и водворил его на прежнее место.
— Разве так тепло на улице? — осведомился генерал-полковник, заметив непрекращающиеся попытки коменданта избавиться от пота.
— Нет, это просто так. — Комендант скомкал влажный платок и сунул в карман. — Я весь внимание. — Комендант чуть-чуть заикался, — быть может, оттого, что слишком много видел всякого на своем веку.
— Скажите, в городе еще остались русские? Я подразумеваю под русскими всех, кто жил в этом городе до войны.
— Д-да, немного.
— Если вы не запамятовали, в вашем докладе месяц назад значилось, что русских мирных людей здесь нет, что все они бежали.
— Т-так точно.
— Куда и почему они бежали?
— Эт-то обычное явление, господин генерал-полковник. Они бегут от нас, как от чумы.
— Быть может, потому, что мы кажемся им чумой?
— К-коричневой, как у-утверждают большевистские комиссары, — хихикнул комендант.
— И они бегут только потому, что так нас называют комиссары?
— Н-ну и не совсем так, господин генерал-полковник. Ев-вреи и всякая ч-чернь распускает слухи о нашем якобы н-недружелюбном отношении к м-мирным жителям.
— Замечу, что и до меня дошли эти слухи. Рейхсфюрер СС, Гиммлер то есть, ваш непосредственный верховный руководитель, при моем назначении командующим армией сказал, чтобы я уничтожал всех евреев и коммунистов. Разумеется, он шутил.
Комендант, раскрыв пухлые губы, уставился на командующего. «Или он валяет дурака, или действительно принял за шутку приказ рейхсфюрера СС!»
— Н-не думаю.
— Что не думаете?
— Шутки неуместны с марксистами и евреями, господин генерал-полковник, когда речь идет о том, чтобы полностью освободить от них Европу.
— Я не понимаю. Вы что ж, намереваетесь выселить евреев в Палестину?
«Валяет дурака!» — решил комендант.
— Палестина? Они наплодятся там и снова распространятся по всему миру.
— Значит, если я правильно понял вас, они должны быть уничтожены?
— Это в-высшая политика, господин генерал-полковник, а я лишь исполнитель.
— Исполнитель чего?
— Соответствующих п-приказов.
— Каких?
— Р-разве они не известны вам?
— Раз я спрашиваю, извольте отвечать! — резко возразил генерал-полковник.
Комендант развел руками:
— П-приказов много.
— Я спрашиваю, каких?
— Я не см могу перечислить их.
— Извольте не паясничать! — прикрикнул на коменданта генерал-полковник. — Я вызвал вас не для того, чтобы терять время попусту. Какие приказы вы получали о евреях и мирных жителях?
— П-позвольте заметить, господин генерал-полковник, я, в сущности, не подчинен командованию ар-рмии и несу ответственность п-перед другими инстанциями.
— То есть?
— Вы уже назвали то лицо.
— Ах, вот как?
— Т-так точно.
— Значит, если я правильно понял вас, армия, оккупирующая этот район, и командование, возглавляемое мной, не вправе вмешиваться в ваши прерогативы?
— Б-более или менее.
Генерал-полковник откинулся на спинку стула и несколько мгновений молча смотрел на человека, снова принявшегося вытирать пот.
— Р-разве вас не информировали об этом? — невинными глазами глядя на командующего, спросил комендант. — Господин генерал-полковник, вы прошли со своей армией до Волги. Я далек от мысли, что вы лично истребляли марксистов и евреев, но ведь их истребляли повсюду, куда бы ни ступал германский солдат. Это его в-высшая миссия. В-ваша армия — не исключение из общего правила, и я, п-простите, никак не могу понять этого п-приступа человеколюбия к элементам, п-подлежащим уничтожению во имя блага рейха.
Генерал-полковник открыл рот, чтобы возразить, и снова закрыл его. Что возразить? Он отлично знал, что его армия, как и другие, убивала тех, кого Гиммлер называл марксистами и евреями. Будь генерал-полковник и его армия в другом положении, разговора подобного рода могло бы не случиться. Но армия в котле, в котле и ее командующий. Генерал-полковник не думал о смерти. Толстые стены подвала оберегали его от бомб и снарядов. Но он мог попасть в плен. И хотя Шмидт говорил, будто германские генералы не сдаются в плен, они сдавались и сдаются. Если верить русским, их вовсе не вешают и не пытают. Может быть, так оно и есть. Однако допроса не миновать. И не миновать разговора об уничтожении людей, тысяч и сотен тысяч людей… И ответственности за это тоже…