Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона, Стихотворения
Шрифт:
Мы помолчали и помолились, а затем сэр Томас презрительно заметил:
– Если бы они не обезглавили графа Страффорда, с нами не произошли бы эти страшные вещи. Милорд Эссекс, назначенный на его место, носа не показывал в Ирландии, а его помощники - просто тряпки.
Матушка сказала:
– Ну, капитан Верне, если вас пошлют в Ирландию, надеюсь, вы проявите себя лучше, чем в кампании против шотландцев… Но сдается мне, парламент пошлет туда тех же самых шотландцев, они станут таскать для них каштаны из огня, помните, как Эзопова обезьяна использовала для этого кошачью лапу?
Отец добавил:
– Очень плохие новости, большие раздоры ждут страну, а нас - повышение налогов.
Мун
Через несколько минут сэр Томас и Мун покинули нас, и у меня не было возможности переброситься хотя бы словечком с Myном наедине, потому что сэр Томас был все время рядом с ним. Я чувствовала, что его ко мне необычайно тянет. Я чувствовала это, как всегда ощущает женщина, когда мужчина в нее влюблен. Я ужасно злилась на мать за то, что она так бесцеремонно разговаривала с Муном. Мне хотелось сказать ему, как мне жаль, что ему предстоит отправляться на войну, а нам так и не выпал случай поговорить наедине. Но я ничего не успела, только постаралась избежать церемонии прощания у ворот, где все домашние собрались пожелать ему удачи и просить отомстить этим мерзким волкам из Ирландии.
Я надеюсь, что когда Мун заметит, что меня среди них нет, он поймет, что я не могу стоять и махать ему рукой или платком, потому что боюсь не сдержать слез.
Должна сказать, что это настоящее чудо: мы не обменялись за все время его визита ни словечком с глазу на глаз, он лишь поздоровался со мной, спросил, как идут занятия гитарой, а я что-то небрежно бросила в ответ, а еще раз мы с ним заговорили, когда угадывали его мысли. Но я прекрасно понимала, что все его рассуждения по поводу симпатии душ, хотя он и обращался к отцу, матери и всем остальным, были обращены только ко мне одной, потому что нечто важное притягивало наши души друг к другу.
Я извинилась и рано отправилась спать, но заснуть не могла, написала в дневнике проклятья против папистов, пресвитерианцев, арминиан и всех остальных религиозных фанатов ортодоксальных и раскольников, кто многие годы во всей Европе, а теперь и на наших островах вонзали Христов меч один другому в животы. Именно из-за них Мун должен был идти на войну как раз в тот момент, когда мы поняли, что любим друг друга. Потом я задремала, мне снились ужасные сны, а когда я проснулась, то услышала, что церковный колокол густо отбивал полночь. Звонил Большой Том, колокол церкви Христа. Зара спала рядом. Я даже не поняла, проснулась я или нет, тихо встала, оделась в полутьме, у меня в голове зазвенели слова "Болт на церковной двери". Я почувствовала, как что-то толкает меня из дома, хотя вся похолодела, хотела узнать, отперта церковная дверь или нет.
Внизу на меня заворчала старая собака, спавшая у огня. Я держалась поближе к стене и успокоила ее словами "Это я - Мари, дружище". Пес подошел и в темноте лизнул мою руку. Я прошла мимо кухни, где у очага спала, завернувшись в одеяло, кухарка, и вышла через кладовку во двор. Там болт открывался без шума, и я очутилась во дворе, где было очень тихо. Я шла медленно, стараясь не выходить из тени. Я двинулась к церкви, и вдруг послышался резкий крик совы. Она сидела на куче хвороста. При этих звуках я вздрогнула и побежала домой. Мне казалось, что с моих глаз спала пелена, а когда пришла в себя, то стояла у двери кладовки.
Я тихо повернула ручку и толкнула дверь, но она не поддавалась, тогда я толкнула сильнее. Дверь загрохотала, но я не смогла ее открыть, хотя она легко открывалась даже в дождливую погоду. Я решила, что пока меня не было дома, кто-то сошел вниз и задвинул болт на двери. Я подошла к другому концу дома и очутилась в саду и стала бросать камешки в окно спальни, чтобы разбудить Зару. Но хотя я раза три или четыре попала в стекло, она не подошла к окну.
Я разозлилась и сказала себе:
– Чего я боюсь? Неужели нужно бежать от крика совы? Я не могу войти в дом и лечь в постель, значит следует пойти и закончить дело, ради которого я вышла. Мари, ты должна вернуться в церковь и не бояться сов, летучих мышей, злых Духов, разных привидений и злых зверей, других страшилищ, которые прячутся в церковном дворе в этот час среди кустов остролиста и туи.
В этот момент я опять стала, как околдованная, потеряла страх и смело отправилась вниз по дороге, пока, наконец, передо мной предстала церковь святого Николая. Она как бы вырастала из темноты. Я подошла ближе и различила колокольню и висящие на ней два колокола. Они выделялись даже на фоне темного неба. Я начала тихонько напевать песенку о колоколах: "Мы вдвоем! Нас двое!"
Отворив калитку, я прошла между кустами остролиста к церковной двери. Рядом на скамейке сидел Мун, закутанный в плащ. Видимо, он ждал меня довольно давно. Мун ничего не сказал, а сразу крепко обнял меня. Сколько времени мы оставались в объятиях друг друга, я сказать не могу. Потом меня начала пробирать дрожь. Мне казалось, что я распадусь на кусочки от сильной дрожи, хотя Мун тесно прижимал меня к себе.
– Вы знаете, болт на дверях не заперт. Давайте войдем внутрь, спрячемся от холода.
– И он повел меня внутрь.
Мы пошли к каморке звонаря, и я громко запела, как в экстазе: "Мы вдвоем! Нас двое!"
Мун взял трутницу и зажег принесенный с собой фонарь. Мы прошлись по рядам сидений в церкви и собрали подушечки, на которые преклоняли колени во время молитвы и соорудили из них что-то вроде сидения. Мун прикрыл меня плащом, и мы начали шепотом разговаривать.
Это не была обычная болтовня влюбленных, как можно было бы подумать из-за странных обстоятельств, предшествовавших нашей встрече, и святости места, в котором мы находились. Кроме того, у нас было мало времени. Мне казалось, что мы беседовали не на обычном языке, на котором говорят все люди в нашей стране. Наши речи состояли из фраз фантастичных, свойственных только нам, и любой, кто нас подслушал бы, решил бы, что общается двое китайцев.
Мы целовались и ласкали друг друга, но он не воспользовался моей покорностью и не овладел мной. А мне в тот момент было все равно. Мы парили на крыльях любви, поднявшей нас над плотскими желаниями и погрузившей в полное блаженство. Такое блаженство может описываться в Библии, где говорится, что в Небесах не существует брака и более близких отношений. Еще одна странность - мы не обсуждали его поездку в Ирландию, мою разлуку с ним. Мы не говорили о нашей следующей встрече или о том, что станем обмениваться письмами и каким образом это можно будет организовать. Нас не интересовали подобные земные дела. Мы говорили лишь о нашей любви и о том, как было трудно вынести прошедшие месяцы. О любви и колоколах. Потом я спросила Муна:
– Мун, скажи мне, какие самые лучшие четыре вещи?
Мун спокойно ответил мне:
– Это Мари и Мун, Альфа и Омега! Их можно поменять местами: Альфа и Мун, Мари и Омега.
Я уже сообразила, что Альфой и Омегой назывались два колокола над нами, и это были символы начала и конца Времени, взявшего в свои объятья моего Муна и его Мари.
Когда, наконец, начало светать и проступили длинные ряды скамей, нам стало ясно, что пора расставаться. Мун сел и сказал серьезным тоном:
– Дорогая, начинается день. Если мы останемся здесь дольше, у нас могут быть неприятности.