Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Из записок судебного деятеля
Шрифт:
Строки эти написаны до Октябрьской революции, поэтому они особенно значительны, так как помогают понять истинное отношение А. Ф. Кони к царскому самодержавию. Можно без преувеличения сказать, что задолго до финальной сцены отречения последнего из Романовых от престола умудренный жизнью судебный деятель как бы подводил в своих воспоминаниях итог старому миру с его беспримерной жестокостью и произволом.
Вполне уместен вопрос, как воспринял А. Ф. Кони социалистическую революцию, как относился он к грандиозным преобразованиям, которые произошли в России? В дореволюционных работах он неоднократно писал о своей любви к Родине, к русскому народу, о вере в его творческие силы и высокие духовные качества. В ряде случаев, правда в очень осторожной форме, в его работах проскальзывало
Октябрьская революция застала А. Ф. Кони на одной из высших в бюрократической иерархии должностей — первоприсутствующего в общем собрании кассационных департаментов Сената и в должности члена Медицинского совета — высшего врачебного учреждения в России. Однако эти высокие посты не помешали ему отказаться от старого мира. Он не примкнул к лагерю контрреволюции, не покинул родную страну, не поддался злобной клевете, распускаемой врагами Советской власти. Больной, обессиленный, он мужественно переживал трудности первых лет революции. Он не роптал на голод и холод, не отгораживался книгами своего кабинета от народа, а в числе лучших представителей русской передовой интеллигенции присоединился к строителям новой культуры.
Открытое и полное признание нового политического строя знаменитым юристом, который никогда не примыкал к революционным кругам и не отличался радикальностью взглядов, послужило примером для той колеблющейся части русской интеллигенции, которая в то время еще не определила своего отношения к Советской власти.
А. В. Луначарский в коротких, но исключительно теплых воспоминаниях, посвященных А. Ф. Кони, говорил, что буквально в первые дни установления Советской власти, когда возглавляемый им Народный комиссариат просвещения только развертывал просветительную деятельность, кто-то передал ему просьбу Кони навестить его, так как он болен и прийти к Луначарскому сам не может. Незнакомый лично с Кони, но зная его как выдающегося общественного деятеля, писателя и оратора, Луначарский посетил престарелого юриста. Оказалось, что тот хотел предложить свои услуги для чтения лекций и воспоминаний, которыми была так богата его память. В беседе, завязавшейся между ними, сразу же выявилось отношение Кони к социальным преобразованиям, которые произошли в нашей стране. «С огромным презрением, — вспоминал Луначарский, — презрением тонкого ума и широкой культуры глядел сверху вниз Анатолий Федорович на царей и его приближенных». А. Ф. Кони говорил Луначарскому: «Мне кажется, что последний переворот действительно великий переворот… Да, если революция не создаст диктатуры — диктатуры какой-то мощной организации, — тогда мы, вероятно, вступим в смутное время, которому ни конца, ни края не видно и из которого бог знает что выйдет, может быть даже и крушение России. Вам нужна железная власть и против врагов, и против эксцессов революции, которую постепенно нужно одевать в рамки законности, и против самих себя… Ваши цели колоссальны, ваши идеи кажутся настолько широкими, что мне, большому оппортунисту» который всегда соразмерял шаги соответственно духу медлительной эпохи, в которую я жил, все это кажется гигантским, рискованным, головокружительным. Но если власть будет прочной, если она будет полна понимания к народным нуждам… что же, я верил и верю в Россию, я верил и верю в гиганта, который был отравлен, опоен, обобран и спал. Я всегда предвидел, что когда народ возьмет власть в свои руки, это будет в совсем неожиданных формах, совсем не так, как думали мы — прокуроры и адвокаты народа. И так оно и вышло. Когда увидите ваших коллег, передайте им мои лучшие пожелания» \
Трудно было рассчитывать на то, что лица, занимавшие в старом мире положение, подобное положению Кони, придут на службу Советскому государству. Большинство из них заняли непримиримо враждебную позицию по отношению к Советской власти. Некоторые же безучастно наблюдали за происходившими революционными преобразованиями. Но А. Ф. Кони, как и немногие крупные деятели России, не мог оставаться в стороне от грандиозного переворота и вскоре после победоносного Октябрьского штурма понес сокровища своих знаний в гущу народа.
Вспоминая этот период жизни Кони, акад. Н. С. Державин писал: «В неоднократных беседах со мной А. Ф. Кони с совершенной определенностью говорил о том, что Октябрьская революция для него — величайший исторический факт мирового значения, факт, которого нельзя игнорировать, но для которого надо работать. И он работал с неутомимым самоотвержением, как бы боясь, что он не успеет передать нашему современью того огромного культурного наследия, которое он скопил за долгие годы своей жизни, своих встреч и своих интересных переживаний».
Передвигаясь с помощью двух «костыльков», А. Ф. Кони посещает порой не топленные, порой пронизанные сквозняком рабочие и студенческие клубы. Великолепный художник слова, обладавший огромной памятью, острым умом, тонким пониманием, он своими лекциями и воспоминаниями быстро завоевывал любовь слушателей.
Его активная творческая деятельность не прекращается до последних дней жизни. Анатолий Федорович всегда был желанным лектором у рабочих Путиловского завода, в народных библиотеках, его вдохновенные лекции охотно слушали строители Волховстроя. В первые годы Советской власти он прочитал около тысячи лекций. Даже в период острых болезненных приступов он не отказывает в просьбах поделиться своими воспоминаниями.
С особой готовностью откликнулся А. Ф. Кони на предложение Петроградского университета занять в нем кафедру уголовного права. Успех его лекций был исключительным. В период внезапно обострившейся болезни, вызванной застарелым переломом ноги, которая мешала совершать «хождение к Василию» — на Васильевский остров, студенты в тяжелое время разрухи добились того, чтобы их любимому профессору был предоставлен «одноконный экипаж»
В эти же годы А. Ф. Кони выпускает отдельными изданиями некоторые свои воспоминания и с увлечением готовит к переизданию мемуары «На жизненном пути».
Впервые свои воспоминания, ранее опубликованные в журналах, А. Ф. Кони объединил в книге «За последние годы», изданной в 1896 году. В последующие годы постепенно создается сочинение, принесшее ему широкую литературную известность, — пятитомник «На жизненном пути». Здесь собраны многочисленные статьи и воспоминания о юристах, историках, писателях, общественных деятелях, скромных тружениках просвещения и совсем безвестных людях — словом, обо всех, задевших ум и сердце знаменитого юриста. В этом сочинении сказался человек необычайно широких интересов, запечатлевший в живых образах сложную полувековую эпоху в истории России.
Ценность воспоминаний А. Ф. Кони — в умении глубоко проникнуть в сущность сложных явлений, в их большой достоверности и объективности. Исключительная память и душевная чистота позволяли ему воспроизводить почти с документальной точностью факты общественно-политической и литературной борьбы прошлого столетия, встречи со множеством разнообразных людей, быт и нравы минувших десятилетий. При этом он всегда избегал таких оценок, резких или мелочных, за которыми могло бы исчезнуть главное; своими воспоминаниями А. Ф. Кони стремился расширить понимание и изучение творений писателей в их отношении к разнообразным сторонам жизни.
Именно с этой стороны интересовала его личность современника.
Кони-мемуарист не ограничивался обычно личными впечатлениями; он внимательно изучал творчество того или иного лица, читал воспоминания о нем современников. Поэтому-то рассказ о какой-либо встрече под его пером нередко перерастал в литературно-критическую статью, в которой общая характеристика писателя или общественного деятеля оживлялась, «подтверждалась» воспоминанием. За живым рассказом вставал облик современника.
Не все портреты, нарисованные А. Ф. Кони, равноценны. В созданной им обширной галерее характеристик далеко не все лица заслуживают тех теплых и проникновенных слов, которыми они обрисованы. Многих из них, в особенности это касается государственных и судебных деятелей, он незаслуженно восхваляет, а роль других преувеличивает [9]. Однако подавляющее большинство его воспоминаний остается образцом мемуарного жанра.