Собрание сочинений в четырех томах. Том 2
Шрифт:
— Барышня, — сказал Густав, — вы лишились работодателя. Надо надеяться, больше ни в чем этот пожилой господин не был вам близок. Я вас принимаю на службу, будьте нам хорошим товарищем! Так, а теперь надо поторапливаться. Скоро здесь будет неуютно. Вы умеете карабкаться, барышня? Да? Ну, так давайте же, полезайте между нами, мы вам поможем.
Стараясь не терять ни секунды, мы втроем вскарабкались по дереву в нашу будку. Наверху барышне стало дурно, но ей дали хлебнуть коньяку, и вскоре она настолько оправилась, что оценила великолепный вид на горы и озеро и сообщила нам, что ее зовут Дора.
Сразу затем внизу снова появилась машина, которая, не останавливаясь, осторожно объехала лежавший автомобиль, а потом резко увеличила скорость.
— Отлыниваете! — засмеялся Густав и свалил пулей водителя. Машина, поплясав,
— Дора, — сказал я, — вы умеете обращаться с ружьями?
Она не умела, но научилась у нас заряжать карабин. Сперва у нее не было сноровки, она ссадила до крови палец, заревела и потребовала английского пластыря. Но Густав объяснил ей, что идет война, и она, Дора, должна показать, что она смелая, храбрая девушка. И дело пошло на лад.
— Но что будет с нами? — спросила она потом.
— Не знаю, — сказал Густав. — Мой друг Гарри любит красивых женщин; он будет вашим близким другом.
— Но они явятся с полицией и солдатами и убьют нас.
— Полиции и тому подобного больше не существует. У нас есть выбор, Дора. Либо спокойно ждать здесь наверху и расстреливать все проезжающие машины. Либо сесть самим в какую-нибудь машину, уехать отсюда и предоставить другим стрелять в нас. Безразлично, на чью сторону мы станем. Я за то, чтобы остаться здесь.
Внизу опять появилась машина, до нас донесся ее полнозвучный сигнал. С ней мы быстро покончили, и она осталась лежать вверх колесами.
— Смешно, — сказал я, — что стрельба может доставлять такое удовольствие! А ведь раньше я был противником войн!
Густав улыбнулся.
— То-то и оно, слишком много людей на свете. Раньше это не было так заметно. А теперь, когда каждый хочет не только дышать воздухом, но и иметь автомобиль, теперь это заметно. Конечно, то, что мы сейчас делаем, неразумно, это ребячество, да и война была огромным ребячеством. Со временем человечество волей-неволей научится ограничивать свое размноженье разумными средствами. Пока мы реагируем на невыносимое положенье довольно-таки неразумно, но делаем, по существу, то, что нужно, — уменьшаем в количестве.
— Да, — сказал я, — то, что мы делаем, наверно, безумно, и все же, наверно, это хорошо и необходимо. Нехорошо, когда человечество перенапрягает разум и пытается с помощью разума привести в порядок вещи, которые разуму еще совсем недоступны. Тогда возникают разные идеалы… они чрезвычайно разумны, и все же они страшно насилуют и обирают жизнь, потому что очень уж наивно упрощают ее. Образ человека, некогда высокий идеал, грозит превратиться в стереотип. Мы, сумасшедшие, может быть, снова облагородим его.
Густав, засмеявшись, ответил:
— Старик, ты говоришь замечательно умно, слушать этот кладезь премудрости отрадно и полезно. И, может быть, ты даже немножко прав. Но, будь добр, заряди теперь свое ружье, ты, по-моему, замечтался. В любой миг может прибежать еще косулька-другая, а их философией не уложишь, нужны как-никак пули в стволе.
Подъехал автомобиль и сразу погиб, дорога была теперь заграждена. Тучный рыжеголовый человек, оставшийся в живых, дико жестикулировал возле обломков, глазел вниз и вверх, обнаружил наше укрытие, побежал, рыча, в нашу сторону и выстрелил в нас снизу из револьвера несколько раз.
— Убирайтесь, а то буду стрелять, — крикнул Густав вниз. Рыжий взял его на прицел и выстрелил снова. Тогда мы сразили его двумя выстрелами.
Мы уложили еще две подошедших машины. Затем на дороге стало тихо и пусто, распространилось, видимо, известие о том, что она опасна. У нас было время полюбоваться красивым видом. По ту сторону озера лежал в лощине небольшой город, там поднимался дым, и вскоре мы увидели, как огонь перебегает с крыши на крышу. Слышна была и стрельба. Дора захныкала, я стал гладить ее мокрые щеки.
— Неужели мы все должны умереть? — спросила она. Никто не ответил. Тем временем внизу показался пешеход, увидел лежащие разбитые автомобили, обнюхал их со всех сторон, сунулся, наклонившись, в один из них, вытащил оттуда пестрый зонтик от солнца, кожаную дамскую сумку, бутылку вина, мирно сел на парапет, отпил из бутылки, съел что-то из сумки, завернутое в фольгу, допил бутылку до дна, весело пошел дальше с зонтиком под мышкой. Он мирно шагал вперед, и я сказал Густаву:
— Ты бы смог теперь выстрелить в этого славного парня и
— Этого и не требуется, — буркнул мой друг.
Но и ему стало не по себе. Стоило лишь нам увидеть человека, который еще вел себя бесхитростно, мирно, по-детски, который жил еще в состоянии невинности, как все наши такие вроде похвальные и такие необходимые действия показались нам вдруг дурацкими и отвратительными. Тьфу, пропасть, сколько крови! Нам стало стыдно. Но говорят, что даже генералы испытывали порой на войне подобное чувство.
— Уйдем отсюда, — заныла Дора, — сойдем вниз, в машинах наверняка найдется что-нибудь съестное. Неужели вы не проголодались?
Внизу, в горящем городе, зазвонили колокола — взволнованно и испуганно. Мы приготовились к спуску. Помогая Доре перелезть через загородку, я поцеловал ей коленки. Она звонко рассмеялась. Но тут доски не выдержали, и мы с ней рухнули в пустоту…
Я снова находился в круглом коридоре, еще не остыв от этого приключенья с охотой. И отовсюду, со всех бесчисленных дверей, манили надписи:
Превращение в любых животных и любые растения
Камасутра [99]
Обучение индийскому искусству любви
Курс для начинающих: 42 разных способа любви
Наслаждение от самоубийства!
Ты доконаешь себя смехом
Хотите превратиться в дух?
Мудрость Востока
О, если б у меня была тысяча языков!
Только для мужчин
Закат Европы [100]
Цены снижены. Все еще вне конкуренции
Воплощение искусства
Время превращается в пространство с помощью музыки
Смеющаяся слеза
Кабинет юмора
Игры отшельника
Полноценная замена любого общения
97
Я превращаюсь (лат.).
98
Mutabor — волшебное слово в сказке Вильгельма Гауфа «История о Калифе-аисте», способное превращать людей в зверей и птиц.
99
Камасутра — древнеиндийский учебник искусства любви.
100
«Закат Европы» — так называлось сочинение позднебуржуазного культур-философа О. Шпенглера (1880–1936), которое Гессе рецензировал в 1924 г. Следует отметить, что Гессе вкладывал в понятие «заката» несколько иное содержание, чем Шпенглер, подразумевая прежде всего «закат» определенного психологического типа человека, что, по его мнению, должно явиться предпосылкой рождения нового человека.