Собрание сочинений в четырех томах. Том 4
Шрифт:
Никита вскочил. Там, где был поезд, высилась огромная гора вагонов. Груженный хлебом товарный поезд разбился. Никита бросился бежать туда. Возле суетились успевшие соскочить кондуктора и машинист.
Дали знать на станцию. Приехало железнодорожное начальство, рабочие стали разбирать обломки, ссыпать хлеб. Наняли и Никиту, так как полотно надо было очистить возможно скорее. Никита, страшно ослабевший от истощения, рвался из последних сил, охваченный надеждой заработать на дорогу.
Через три дня его довезли до ближайшей станции: он получил за работу деньги.
Это была большая узловая станция, и на ней толкалось много рабочего люда, ехавшего на заработки. Никита пошел брать билет. Оказалось, денег у него все-таки не хватило до места назначения.
«Ну, ничего, — думал Никита, — там уже недалеко, доберусь как-нибудь».
V
Подали поезд. Вагоны товарные, только скамейки были поставлены внутри, чтоб посидеть.
Полез народ в вагоны, и столько набилось, что и повернуться нельзя, один на одном сидят. Никиту прижали к скамейке, сидят у него и на коленях, навалились на плечи, и дышать трудно стало. Не вытерпел Никита, стал выдираться:
— Что же это, братцы, нас сюда пихают силком... ведь друг на дружке сидим, дух-то чижолый стал, не продыхнешь... не пропадать же нам.
Услыхали другие, все разом загалдели:
— Вестимо, пропадать тут. Вылезай, братцы, пусть еще вагонов цепляют.
И полезли из вагонов.
Прибежали кондуктора, кричат, ругаются:
— Да вы, сиволапые идолы, куда претесь? Лезь назад.
— Куда же назад, некуда нам, один на одном сидим.
— Да вам чего надо, в первый класс, что ли, захотели?
— В первый не в первый, а только тоже ведь люди мы. Не даром везете, денежки тоже берете чистоганом.
— Тоже и деньги. Какие деньги, такое и помещение дают. Лезьте, говорят вам, назад.
Но народ разошелся, стали шуметь, высыпали все на платформу, стали наступать на кондукторов. Кондуктора струсили, отошли к сторонке, стали о чем-то советоваться. Потом выходит обер-кондуктор и говорит:
— Да вы чего расшумелись? Есть среди вас грамотные?
Все попримолкли, стали оглядываться — все были неграмотные.
— Выходи, которые грамотные.
— В нашей деревне и за деньги грамотного не найдешь.
— Да зачем те грамотеи?
— А уж тут тогда увидишь зачем. Выходи, грамотные.
Из толпы протолкался молодой парень.
— Грамотный?
— Грамотный.
— Ну иди сюда.
Подошел обер-кондуктор к ближайшему вагону, подошел парень. Народ кругом надвинулся, стеснился, друг на друга нажимают, ждут, что-то будет.
Показал обер на стенку вагона и говорит:
— Ну, читай.
Стал читать:
— Сорок человек. Восемь лошадей.
— Ну, то-то и есть. Видите теперь сами, что в каждый вагон полагается сорок человек посадить да восемь лошадей поставить. А мы вам еще снисхождение сделали: лошадей не ставили, оставили до другого поезда. А ежели вы бунтуете, так сейчас отсчитаем на вагон по сорок человек да по восемь лошадей поставим.
— Да это что же такое?.. Как же это возможно?.. Один на одном сидим да еще лошадей нам поставят.
— Да ведь вы слышали, что ваш же парень читал... Не я же это придумал. Ежели так написано, так тут ничего не поделаешь. Написано пером, не вырубишь и топором.
— Что же, ребята, уж лучше потеснимся, чем как ежели нам коней поставят. Тесно, до смерти убить могут, — говорил струсивший Никита.
— Да пакостить начнут.
— Знамо, лучше потеснимся, ежели как написано, гляди, на кажном вагоне... Никуда не денешься...
И мужички полезли назад в вагоны и набились, как сельди в бочке.
Кондуктора забрались к себе в отделение, ухватились за животы и катались как сумасшедшие. Когда все втиснулись в вагоны, двери задвинули, в вагонах наступила кромешная темнота, и воздух сделался таким спертым, что люди начали задыхаться. Стали бить в двери и стенки вагонов. Кондуктора принуждены были снова отворить двери и положить лишь поперек дверей перекладины, чтобы люди не вываливались во время хода.
Наконец тронулись, под вагонами побежала насыпь, и стали мелькать мимо телеграфные столбы, деревья, пашни, колокольни дальних церквей. Никита с облегчением вздохнул.
В вагоне было душно и жарко. Все, кто мог, сели в дверях на пол и спустили ноги наружу. Крестьяне, работавшие в поле, с удивлением глядели, как по рельсам катился тяжелый поезд, как товаром нагруженный людьми.
Скучно было сидеть в душном, грязном вагоне. Нельзя прилечь, повернуться. Вагоны трясло, и несся такой грохот, что, нужно было кричать, чтобы слышать друг друга.
На станциях стояли необыкновенно долго. Проходит час, два, три, а поезд все стоит. Поставят его где-нибудь на запасном пути далеко от станции и ждут неведомо чего. Приходят и уходят пассажирские поезда, а они все стоят. Наконец серые пассажиры начинают выходить из терпения.
— Что же это! Докудова же мы стоять тут будем?
Кондуктора огрызаются:
— Как платите, так и везут. Благодарите, что четвертый класс завели, а то бы путешествовали по полотну.
В пути развлекались, как умели. Появились засусоленные карты: играли на коленях друг у друга. Кое у кого из молодежи оказались гармоники. Иной раз запевали песни.
Никита не принимал участия. Он угрюмо сидел в дверях вагона, спустив наружу ноги, и глядел, как под ними мелькал щебень балласта, которым усыпано полотно. Уложенные по краям камешки нескончаемо бежали назад полоской.
Никиту сосала тоска и томил голод. Особенно скверно было ночью. От духоты, грохота, тряски, тесноты и безделья охватывало неодолимое желание спать, а лечь не было никакой возможности. Наваливались друг на друга и на минуту забывались тяжелой дремотой.
Никита тоже дремал. Из вагона несло духотой и теплом, а висевшие снаружи в рваных пестрядинных портках ноги зябли от ночной сырости и холода. Ночь стояла темная. Не было видно ни полотна, ни телеграфных столбов. Ничто не мелькало. Казалось, вагон недвижно грохотал в подземелье, темном и сыром.