Собрание сочинений в десяти томах. Том 8
Шрифт:
– А от чего у тебя, кот, глаза горят?
Обняла сова кота лапами и выпила глаза его. Клюв о шерсть вытерла и закричала:
Совят! Семь, семь.
Совят! Кот съел.
Мудрец
По зеленой траве-мураве ходят куры, на колесе белый петух стоит и думает: пойдет дождь или не пойдет?
Склонив голову, одним глазом на тучу посмотрит и опять думает.
Чешется о забор свинья.
– Черт знает, – ворчит свинья, – сегодня арбузные
– Мы всегда довольны! – хором сказали куры.
– Дуры! – хрюкнула свинья. – Сегодня я слышала, как божилась хозяйка накормить гостей курятиной.
– Как, как, как, как, что такое? – затараторили куры.
– Поотвертят вам головы – вот и «как, что такое», – проворчала свинья и легла в лужу.
Сверху вниз задумчиво посмотрел петух и молвил:
– Куры, не бойтесь, от судьбы не уйдешь. А я думаю, что дождь будет. Как вы, свинья?
– А мне все равно.
– Боже мой, – заговорили куры, – вы, петух, предаетесь праздным разговорам, а между тем из нас могут сварить суп.
Петуха это насмешило, он хлопнул крыльями и кукарекнул.
– Меня, петуха, в суп – никогда!
Куры волновались. В это время на порог избы вышла с огромным ножом хозяйка и сказала:
– Все равно, – он старый, его и сварим.
И пошла к петуху. Петух взглянул на нее, но гордо продолжал стоять на колесе.
Но хозяйка подходила, протянула руку… Тогда почувствовал он зуд в ногах и побежал очень шибко: чем дальше, тем шибче.
Куры разлетелись, а свинья притворилась спящей.
«Пойдет дождь или не пойдет?» – думал петух, когда его, пойманного, несли на порог, чтобы рубить голову.
И, как жил он, так и умер, – мудрецом.
Гусак
Идут с речки по мерзлой траве белые гуси, впереди злой гусак шею вытягивает, шипит:
– Попадись мне кто, – защиплю.
Вдруг низко пролетела лохматая галка и крикнула:
– Что, поплавали! Вода-то замерзла.
– Шушура! – шипит гусак.
За гусаком переваливаются гусенята, а позади – старая гусыня. Гусыне хочется снести яйцо, и она уныло думает: «Куда мне, на зиму глядя, яйцо нести?»
А гусенята вправо шейки нагнут и пощиплют щавель и влево шейки нагнут и пощиплют.
Лохматая галка боком по траве назад летит, кричит:
– Уходите, гуси, скорей, у погребицы ножи точат, свиней колют и до вас, гусей, доберутся.
Гусак на лету, с шипом, выхватил галке перо из хвоста, а гусыня расколыхалась:
– Вертихвостка, орешь – детей моих пугаешь.
– Щавель, щавель, – шепчут гусенята, – померз, померз.
Миновали гуси плотину, идут мимо сада, и вдруг по дороге им навстречу бежит голая свинья, ушами трясет, а за ней бежит работник, засучивает рукава.
Наловчился работник, ухватил свинью за задние ноги и поволок по мерзлым кочкам. А гусак работника за икры с вывертом, щипом щипал, хватом хватал.
Гусенята отбежали, смотрят, нагнув головы. Гусыня, охая, засеменила к мерзлому болоту.
– Го, го, – закричал гусак, – все за мной!
И помчались гуси полулетом на двор. На птичьем дворе стряпуха точила ножи, гусак к корыту подбежал, отогнал кур да уток, сам наелся, детей накормил и, зайдя сзади, ущипнул стряпуху.
– Ах, ты! – ахнула стряпуха, а гусак отбежал и закричал:
– Гуси, утки, куры, все за мной!
Взбежал гусак на пригорок, белым крылом махнул и крикнул:
– Птицы, все, сколько ни есть, летим за море! Летим!
– Под облака! – закричали гусенята.
– Высоко, высоко! – кокали куры.
Подул ветерок. Гусак посмотрел на тучку, разбежался и полетел.
За ним прыгнули гусенята и тут же попадали – уж очень зобы понабили.
Индюк замотал сизым носом, куры со страху разбежались, утки, приседая, крякали, а гусыня расстроилась, расплакалась – вся вспухла.
– Как же я, как же я с яйцом полечу!
Подбежала стряпуха, погнала птиц на двор. А гусак долетел до облака.
Мимо треугольником дикие гуси плыли. Взяли дикие гуси гусака с собой за море. И гусак кричал:
– Гу-уси, куры, утки, не поминайте ли-ихом…
Грибы
Братца звали Иван, а сестрицу – Косичка. Мамка была у них сердитая: посадит на лавку и велит молчать. Сидеть скучно, мухи кусаются или Косичка щипнет – и пошла возня, а мамка рубашонку задернет да – шлеп…
В лес бы уйти, там хоть на голове ходи – никто слова не скажет…
Подумали об этом Иван да Косичка да в темный лес и удрали.
Бегают, на деревья лазают, кувыркаются в траве, – никогда визга такого в лесу не было слышно.
К полудню ребятишки угомонились, устали, захотели есть.
– Поесть бы, – захныкала Косичка.
Иван начал живот чесать – догадывается.
– Мы гриб найдем и съедим, – сказал Иван. – Пойдем, не хнычь.
Нашли они под дубом боровика и только сорвать его нацелились, Косичка зашептала:
– А может, грибу больно, если его есть?
Иван стал думать. И спрашивает:
– Боровик, а боровик, тебе больно, если тебя есть?
Отвечает боровик хрипучим голосом:
– Больно.
Пошли Иван да Косичка под березу, где рос подберезовик, и спрашивают у него:
– А тебе, подберезовик, если тебя есть, больно?
– Ужасно больно, – отвечает подберезовик.
Спросили Иван да Косичка под осиной подосинника, под сосной – белого, на лугу – рыжика, груздя сухого да груздя мокрого, синявку-малявку, опенку тощую, масленника, лисичку и сыроежку.