Собрание сочинений в десяти томах. Том седьмой. Годы учения Вильгельма Мейстера
Шрифт:
— Дитя мое! Вглядись попристальнее в этого человека! Ручаюсь тебе — он великий актер или может стать таковым.
Тот от полноты чувств отвесил такой шутовской поклон, что граф громко расхохотался, воскликнув:
— Он артистически исполняет свою роль! Держу пари, этот человек может сыграть, что пожелает. Досадно, почему до сих пор ему не нашли применения более достойного.
Такое разительное отличие показалось остальным очень обидным, один лишь Мелина ничуть не был уязвлен, наоборот, он всецело признал правоту графа и угодливо подхватил:
— Увы, ему, да и многим из нас, недоставало такого благожелательного знатока, какого мы обрели сейчас в лице вашего сиятельства.
— Тут
— Некоторые участники сейчас в отсутствии, — дипломатично ответил Мелина, — впрочем, имея поддержку, мы вскорости могли бы набрать по соседству полный состав.
Тем временем Филина говорила графине:
— Наверху находится еще один молодой человек очень приятной наружности, который за короткий срок мог бы выйти в первые любовники.
— Почему же он не покажется? — удивилась графиня.
— Я пойду за ним, — вскричала Филина, устремляясь к двери.
Она застала Вильгельма все еще в заботах о Миньоне и убедила его сойти вниз. Он нехотя последовал за ней, хотя его и подстрекало любопытство: стоило ему услышать о важных господах, как его тянуло узнать их поближе. Он вошел в комнату, и тотчас же глаза его встретились с глазами графини, обращенными к нему. Филина подвела его к знатной даме, меж тем как граф занимался остальными. Вильгельм поклонился и не без замешательства стал отвечать на различные вопросы, которые задавала ему прекрасная дама. Ее красота, молодость, обаяние, гравия и тонкое обхождение положительно пленили его, тем более, что в ее речах и манерах чувствовалась застенчивость и даже, скажем прямо, смущение. Представили его и графу, но тот почти не обратил на него внимания и подошел к окну, возле которого сидела его супруга, должно быть, о чем-то спросить у нее совета. Видно было, что она всецело соглашается с его мнением, мало того, о чем-то настоятельно его просит в поддержку его намерения.
Вслед за тем он оборотился к труппе со словами:
— Сам я не могу сейчас задержаться здесь, но я пришлю к вам своего друга, и если вы поставите сходные условия и не пожалеете стараний, то я склонен допустить, чтобы вы играли в замке.
Все выразили по этому поводу величайшую радость, а Филина с особливым жаром принялась целовать руки графине.
— Смотрите, милая, — промолвила графиня, ласково потрепав ветреную девицу по щеке, — смотрите, голубушка, приходите ко мне. Я непременно сдержу обещание, только постарайтесь получше одеться.
Филина принялась оправдываться тем, что ей не на что обновлять гардероб, и графиня тут же приказала своим камеристкам принести английскую шляпку и шелковую косынку, положенные сверху.
Графиня собственноручно нарядила в них Филину, которая продолжала вести себя примерно, с притворно-невинной миной изображая из себя скромницу.
Граф предложил супруге руку и повел ее вниз. Мимоходом она приветливо кивала собравшимся и, обернувшись к Вильгельму, с благосклонной улыбкой промолвила:
— Скоро мы увидимся вновь.
Столь радостные перспективы окрылили всех; каждый дал волю надеждам, желаниям и мечтам, говорил о ролях, которые думает сыграть, об успехе, которого думает добиться. Мелина прикидывал, как бы наскоро поставить несколько спектаклей, выкачать денежки у местных горожан и вместе с тем дать актерам поупражняться; остальные же отправились на кухню заказать обед получше того, каким их кормили обычно.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Через несколько дней прибыл барон, и Мелина не без опаски встретился с ним. Граф аттестовал его как большого знатока, и Мелина боялся, что он сразу же обнаружит слабую сторону мизерной кучки актеров и поймет, что перед ним далеко не регулярная труппа, недостаточная даже для одной пьесы; но вскоре и директор, и все члены труппы совсем успокоились, ибо барон оказался величайшим энтузиастом отечественного театра и ему в радость были любые актеры, любая труппа. Он торжественно приветствовал их и заявил, что почитает за счастье нежданную встречу с немецкой труппой, возможность завязать с ней отношения и ввести отечественных муз в замок своего родственника. Вслед за тем он достал из кармана тетрадь, где Мелина рассчитывал найти условия контракта; однако она содержала нечто иное. Барон попросил актеров внимательно прослушать драму, которую сам он сочинил и желал бы увидеть в их исполнении. С готовностью собрались они в кружок, радуясь, что такой дешевой ценой могут утвердиться в расположении нужного человека, хоть и побаивались, судя по толщине тетради, что чтение займет немало времени. Так оно и вышло: пьеса была в пяти актах и относилась к тому роду опусов, которым не видно конца.
Герой — знатный, добродетельный, добросердечный, но непризнанный и гонимый человек — в конце концов одерживал победу над своими недругами, над которыми свершился бы строгий поэтический суд, если бы герой сразу же не простил их.
За время чтения каждый из слушателей успел задуматься над собой и плавно подняться от уничижения, к которому только что был склонен, к блаженному самодовольству и с этих высот обозревать приятнейшие виды на будущее. Те, что не видели в пьесе подходящей для себя роли, втихомолку бранили ее, обзывая барона незадачливым писакой, другие же, к вящей радости сочинителя, расхваливали те места, в которых надеялись сорвать рукоплескания.
Денежные отношения были улажены без задержки. Мелина изловчился заключить с бароном выгодный для себя контракт, утаив его от прочих актеров.
О Вильгельме Мелина вскользь поговорил с бароном, определив его как весьма способного драматурга, кроме того подающего надежды стать недурным актером. Барон поспешил познакомиться с ним как собратом по перу, и Вильгельм прочитал несколько пьесок, случайно уцелевших наряду с дорогими его сердцу вещицами в тот день, когда он предал огню большую часть своих писаний. Барон похвалил и вещи и чтение, почел делом решенным, что Вильгельм тоже приедет в замок, на прощание пообещал всем радушный прием, удобное жилище, хорошую пищу, успех и подарки, а Мелина исходатайствовал еще определенную сумму на карманные расходы.
Можно вообразить, в какое хорошее расположение духа привел этот визит всю труппу, взамен шаткого приниженного состояния увидевшую впереди почет и довольство. Актеры радостно предвкушали будущий достаток, и каждый счел неприличным хранить в кармане последний грош.
Меж тем Вильгельм решал про себя, ехать ли ему вместе с труппой в замок, и находил, что по множеству причин ехать стоит. Прежде всего Мелина рассчитывал при таком выгодном ангажементе хотя бы частично погасить долг; кроме того, наш друг, исходя из своего стремления познать людей, не хотел упускать случай поближе увидеть большой свет и почерпнуть там много важного касательно жизни, искусства и себя самого. При этом он не смел себе признаться, как жаждет вновь встретить красавицу графиню, и общими рассуждениями пытался убедить себя в том, что близкое знакомство с кругом богатых и знатных людей должно принести ему немалую пользу. Свои мысли о графе и графине, о бароне, об их уверенном, непринужденном, приветливом обращении он, оставшись наедине, выразил вслух в исполненных восторга словах: