Собрание сочинений в одном томе
Шрифт:
Когда Вы впервые почувствовали желание писать? И что это было?
Желания писать у меня не возникало никогда, и до сих пор не возникает.
Просто случаются минуты необходимости. Это не то чтобы бес в ребро, а скорее, ангел в сердце стучится, как бы говорит — слушай, Лариса! Бросай ты с ней, с посудой! Домоешь завтра! И с голоду без твоих котлет никто не помрет!
Давай, давай к столу, и пиши! Или гонит меня мой ангел по улице — в ритм шагам строчки складываются. И неважно — дождь на улице или солнце, день или вечер.
И вот в такие минуты, когда я чувствую, что мне от ангела не отвертеться, я, следуя его приказу, сижу и пишу, хожу и пишу.
Вы родом из какого детства?
Я родом из детства, в котором были праздники Детской книжки. Такая песенка была —
Наша книга детская, Детская советская, Светлая и честная, Верный друг ребят. Книгу всем понятную, Умную, занятную Мальчики и девочки — Все читать хотят.И я хотела и читала, сколько себя помню.
И сама кочевала от героини к героине, то становясь Тимуром, всем помогающим, то Хоттабычем — хитрым фантазером. Ну а потом, конечно, став взрослой — видела себя то Дульсинеей, то Джен Эйр.
А вокруг происходила послевоенная пора, старый московский двор — все друг о друге знают, недокормленные послевоенные мы. Трофейные фильмы смотрели бесплатно, забираясь на покатую крышу бомбоубежища, через забор летнего кинотеатра «Перекоп».
Как-то зимой по нашему переулку шла тетка с авоськой мандаринов. И вдруг через дырочку авоськи один мандарин выпал и покатился по снегу в нашу с подружкой сторону — какое счастье! Подружка подхватила мандарин — ура! А в моем сердце Васёк Трубачев поднял к небу горн и протрубил тревогу. Я выхватила мандарин и побежала догонять тетку — вот, у вас упало! Подружка долго со мной не разговаривала!
Но что я могла поделать с собой, жертвой литературы?
А кто же я сейчас, неужели все мои герои и героини ушли от меня навсегда? Покинули бедную женщину?
Пожалуй, да. Теперь уже не для меня трубит труба тревоги, не я, путая следы, приближаюсь в темноте к тенистой беседке, занавесив лицо вуалью.
Наоборот, может, я чья-нибудь героиня и мои слова кто-то примеряет к своим историям?
Вполне может быть — ведь иногда после концертов подходят ко мне зрители, спрашивают удивленно:
— Откуда вы, Лариса, все обо мне знаете? Ведь эти стихи как раз про мою жизнь!
И я рада, когда слышу это.
А все-таки жаль. Хоть я и бабуль, которая не бэ! То есть я — вполне современная, продвинутая женщина — и с компьютером в ладу, и с Интернетом, на машине уверенно рассекаю Москву. А все равно почему-то грустно. Хотя казалось бы, чего тебе еще надо? Чего-чего, я б сказала, но… забыла…
Что-нибудь в современной жизни еще способно Вас удивить? Обрадовать? Огорчить?
…Я ничего уже не жду, Да ничего и быть не может…Вряд ли я могу сегодня на что-нибудь удивиться. Все уже было, все знаю. Очень хорошо понимаю — от кого чего ждать.
Почти не ошибаюсь.
Обрадовать?
Да нет, пожалуй. Давно уже выработала для себя принцип — хотеть меньше, чем можешь иметь. И так живу. Кстати, это один из моих главных советов всем — жить умеренно, не распаляя желания до невозможности их исполнения.
А огорчить может многое. Кстати, меня во время моих выступлений часто спрашивают: «А как вы, Лариса, переносите тяжелые минуты?»
Что за вопрос? Переношу как все, то есть плачу, страдаю, жду, когда время успокоит!
И еще мне кажется, что к прошлому я уже не имею никакого отношения.
А будущее не имеет отношения ко мне. Вот так.
Какие мысли посещают Вас по утрам? Говорите ли вы себе: «Вот наступает еще один день, такой же как вчера. Какая скука!» Или Вам скучать некогда?
По утрам у меня всегда мысль о еде. Вот такой я заземленный человек. Дни моей жизни друг на друга не похожи — ведь меню каждый день разное!
Шутка, конечно.
Скучно мне не бывает никогда.
Грустно — часто.
Не без причин. Все больше людей уходит из жизни. Людей, без которых я не могу быть счастливой. И когда меня спрашивают: «Лариса, как дела?», я не знаю, что ответить. Вроде бы все нормально, но уже без мамы, без брата моего любимого, младшего, без многих важных и дорогих людей. Я так любила, возвращаясь из разных городов, маме привозить конфеты, подарки всякие, с братом делиться всем.
И этого уже никогда не будет!
И все-таки пока есть кого любить, стоит постараться и себе и им жизнь сделать, по возможности, радостной.
Вы не думаете, что в какой-то момент сознание человека может совершить качественный скачок? Или в перспективе у нас только деградация?
Я — человек опаздывающий. Все начинала делать позже остальных. Но момент качественного скачка сознания помню точно.
Я всегда была скромной и очень стеснялась, если кто-то обращал на меня внимание. Я боялась говорить при большом скоплении людей. Жила я в молодости небогато очень. Ну, многие тогда так жили. Помню, было пальтишко у меня цвета невыразимого. Вернее, я называла его «брызги бургундского»! Что это за брызги такие, не знаю до сих пор. И почему бургундское? Но пальтишко-то помню — неказистое, дешевое. А я уже занималась на курсах японского языка, а там у нас в группе народец был солидный. И когда похолодало, я в «брызгах» этих самых ходить стала. А на курсах в таком пальтишке появиться мне было как-то неловко. А другого-то нет. Так я его за остановку до курсов снимала и шла по улице раздетая. И входила на занятие замерзшая и краснощекая, на руке пальтишко несла изнанкой наружу.
И вот наступило время качественного скачка — меня приставили переводчицей к группе японских спортсменов. И из застенчивой скромной девушки я превратилась в стремительную нагловатую переводчицу. Этими качествами я наделила себя сейчас потому, что так оно и было. Я еще не умела толком говорить по-японски, ежеминутно заглядывала в словарь. А уж переводить беседы с большими спортивными руководителями было мне совсем не под силу. И я, чтоб никто меня не заподозрил в непрофессионализме, нагло и бойко лепетала ошалевшим японцам слова и фразы, заученные на курсах. Они совершенно не соответствовали тому, что говорили руководители. Но я умело и хитро продолжала гнать свое. Японцы вежливо опускали глаза и молчали, а наши ничего не заподозрили.