Собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
Оно росло, и так быстро, что я впервые вполне оценил скорость нашего бега. Вольф Ларсен позвал меня вниз, и, когда я остановился возле него у штурвала, он дал мне указания, как положить шхуну в дрейф.
– Теперь весь ад обрушится на нас, – предостерег он меня, – но вы не смущайтесь. Делайте свое дело и смотрите, чтобы кок стоял у фока.
Мне удалось пробраться на нос, хотя то через один, то через другой борт на палубу врывалась вода. Отдав распоряжения Томасу Мэгриджу, я взобрался на несколько футов на снасти передней мачты. Лодка была теперь очень близко, она была обращена носом к ветру и волокла за собой свою мачту и парус, выброшенные за борт, чтобы служить своего рода якорем. Все трое пассажиров вычерпывали воду. Каждая вздымавшаяся
«Призрак» вдруг изменил свой курс, уклонился в сторону, и я с содроганием подумал, что Вольф Ларсен считает спасение лодки невозможным. Но потом сообразил, что он просто готовится лечь в дрейф, и я спустился на палубу, чтобы быть наготове. Я почувствовал, что паруса вдруг ослабли, давление и напряжение на миг исчезли, но скорость шхуны возросла. Она быстро поворачивалась навстречу ветру.
Когда шхуна стала под прямым углом к волнам, от которых мы до сих пор убегали, ветер всей своей силой обрушился на нас. По неопытности я повернулся лицом к нему. Ветер шел на меня стеной и наполнил мои легкие воздухом, который я не мог выдохнуть. Я захлебывался и задыхался и, когда «Призрак» медленно перевалился на бок, увидел огромную волну высоко над своей головой. Я повернулся, перевел дух и взглянул снова. Волна шла на «Призрак», и я усмотрел самые ее недра. Луч солнца играл на ее пенистом хребте, и я видел прозрачную, зеленую массу воды, увенчанную молочно-белой пеной.
И вот волна обрушилась, и началось светопреставление. Страшный толчок сбил меня с ног. Я не ушибся, но чувствовал боль во всем теле. Мне не удалось удержаться, вода накрыла меня, и мозг мой пронзила мысль, что сейчас совершится то ужасное, о чем мне приходилось слышать: меня смоет в море. Я кубарем полетел куда-то и, не в силах больше удерживать дыхание, вздохнул и набрал полные легкие воды. Но, несмотря ни на что, одна мысль не покидала меня: «Я должен обстенить кливер». Я не ощущал страха смерти. Почему-то я был уверен, что как-нибудь выкручусь. Под влиянием настойчивой мысли о необходимости исполнить приказание Вольфа Ларсена мне казалось, что я вижу его стоящим у штурвала, посреди дикого разгула стихий, гордого своей могучей волей и бросающего буре дерзкий вызов.
Я с силой налетел на что-то, принятое мною за перила, вздохнул и почувствовал в своих легких свежий воздух. Пытаясь встать, я ударился головой о какой-то предмет и снова очутился на четвереньках. По капризу волн я был отброшен в носовую часть палубы. Выбираясь оттуда, я наткнулся на Томаса Мэгриджа, который мешком лежал на палубе и стонал. У меня не было времени для расспросов. Я должен был обстенить кливер.
Когда я вышел на середину палубы, мне показалось, что настал конец света. Со всех сторон слышался треск дерева, стали и холста. Буря бросала «Призрак» и рвала его на части. Фок и марсель, опустев благодаря нашему маневру от ветра, хлопали и рвались, так как некому было вовремя убрать их; тяжелая рея треснула и раскололась от борта до борта. В воздухе носились обломки, обрывки снастей свистели и извивались, как змеи, и среди всего этого вдруг с треском обломился фор-гафель.
Брус, рухнувший в нескольких сантиметрах от меня, напомнил мне о необходимости спешить. Быть может, не все еще потеряно. Я вспомнил предупреждение Вольфа Ларсена. Он предвидел, что «весь ад обрушится на нас». Но где же сам капитан? Я увидел его перед собой. Он возился с главным парусом, своими могучими мускулами натягивая шкот. В это время корма шхуны поднялась высоко на воздух и его фигура четко вырисовывалась на фоне белой пены
Я не задумывался над тем, что стало с жалкой шлюпкой, и бросился прямо к кливеру. Он хлопал и рвался, то наполняясь ветром, то пустея. Приложив всю свою силу и улучив удобный момент, я медленно начал обстенивать его. Я знаю, что делал все, что мог. Я тянул шкот до тех пор, пока не треснула кожа на кончиках моих пальцев. И в то время как я тянул, бом-кливер и стаксель лопнули по всей длине и с грохотом унеслись в море.
Но я продолжал тянуть, закрепляя двумя оборотами каждый выигранный кусок шкота. Потом парус пошел легче, и в это время ко мне подошел Вольф Ларсен. Он один положил шхуну в дрейф, пока я возился с рифами.
– Поторопитесь! – крикнул он. – А потом идите сюда!
Я последовал за ним и увидел, что, несмотря на разрушение, восстановился некоторый порядок. «Призрак» лег в дрейф. Он был еще в состоянии бороться. Хотя все паруса были сорваны, кливер и грот еще держались и сами помогали шхуне держаться носом к разъяренным волнам.
Я стал искать лодку и, пока Вольф Ларсен приготовлял лодочные тали, увидел ее на вершине большой волны, футах в двадцати от нас. Капитан так ловко рассчитал свой маневр, что мы неслись прямо на нее и нам оставалось только прицепить канаты к обоим ее концам и поднять ее на борт. Но это легче было сказать, чем сделать.
На носу лодки находился Керфут, Уфти-Уфти сидел на корме и Келли – посредине. Когда нас поднесло ближе, лодка поднялась с волной, мы же опустились в глубину, и я видел почти прямо над собой головы троих людей, смотревших на нас через борт. В следующий миг уже вздымались мы, они же проваливались в ложбину между двух волн. Казалось невероятным, чтобы «Призрак» не раздавил своей массой эту хрупкую яичную скорлупу.
Но в нужный момент я бросил свой конец канаку, а Вольф Ларсен – Керфуту. Канаты были тотчас закреплены, и все трое, ловко рассчитав свой прыжок, одновременно очутились на борту шхуны. Когда «Призрак» поднял свой борт из воды, лодка повисла на нем, и, прежде чем вернулась волна, мы успели втянуть ее на борт и перевернули вверх дном на палубе. Я увидел, что левая рука Керфута в крови. Он размозжил себе средний палец. Не подавая и виду, что ему больно, он правой рукой помогал нам устанавливать лодку на место.
– Помогите отдать кливер, Уфти! – скомандовал Вольф Ларсен, как только мы покончили с лодкой. – Келли, ступайте на корму и отдайте грот! Вы, Керфут, ступайте на нос и посмотрите, что стало с коком! Мистер ван Вейден, полезайте наверх и по пути отрежьте все лишние лоскутья!
Отдав распоряжения, он сам своим тигриным прыжком бросился к штурвалу. Пока я хлопотал на передних вантах, «Призрак» медленно повернулся. В этот миг шхуна дала чудовищный крен, и мачты ее легли почти параллельно воде. На полдороги к рее, прижатый ветром к снастям с такой силой, что и при желании я не мог бы упасть, я видел палубу не внизу, а прямо перед собой, почти под прямым углом к поверхности моря. Но я видел собственно не самую палубу, а поток воды, дико мчавшийся по ней. Из этой водной массы торчали две мачты, и это было все. В этот миг весь «Призрак» был покрыт морем. Понемногу выпрямляясь и ускользая от бокового давления, шхуна высунула свою палубу из-под воды, как кит высовывает спину, поднимаясь на поверхность.
Мы бешено мчались по бушующему морю, а я, как муха, висел на рее и высматривал остальные лодки. Через полчаса я увидел еще одну: она плавала кверху дном и за нее судорожно цеплялись Джок Горнер, толстый Луи и Джонсон. На этот раз я остался наверху. Вольфу Ларсену удалось лечь в дрейф, и опять нас понесло на лодку. Приготовлены были тали, и людям бросили веревки, по которым они вскарабкались на борт, как обезьяны. Лодка же раскололась пополам, пока мы ее поднимали на борт. Однако мы накрепко привязали к палубе обе ее части, так как ее можно было потом починить.