Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы
Шрифт:
Национальный герой(по радио). Рад. Еще Гёте… Чрезвычайно рад. Портреты, герцогиня фон Тойфелен, портреты, хорошо?
Женский голос по радио. «Эхо недели» передавало запись маленького праздника в Вифлеемской клинике. Передачу вел Й.-П. Вайтблейк. Мы переходим теперь к вопросу о расширении рынка для убойного скота. Серьезный разговор между директором боен Вейсбушем и советником…
Флейшер(возмущенно). А где же речь?
Корбмахер. Надувательство!
Фрейлейн Луиза(пронзительно). Страницкий все наврал!
Господин с окладистой бородой. Все вздор!
Флейшер. А кто заплатит за окорок?
Фрейлейн Луиза. За торты?
Корбмахер. За пулярку и шампанское?
Господин с окладистой бородой. За водку?
Зевейн. За мебель?
Бас. За радиоаппаратуру?
Все. Обманщик!
Страшный шум.
Диктор. Когда надежды инвалида разбились вдребезги, поднялся ужасный кавардак. Господин Корбмахер — к сожалению, мы должны упомянуть об этом — разбил о голову бывшего футболиста сан-плинплинский портрет Меве, Флейшер — финстервальдский. Господин с окладистой бородой бил Страницкого бутылкой из-под шампанского, Зевейн и Бас — креслами, пока наконец слепой не отшвырнул их всех в сторону. Великан подхватил безногого на руки, как ребенка, промчался с ним пять этажей вниз по знакомой лестнице и исчез в темноте ночи, оставив далеко позади не поспевавшую за ними плачущую Марию.
Мария (в отчаянии). Я же хочу стать твоей женой, Адольф Иосиф. Тебе совсем не нужно быть министром. Я хочу работать для тебя, я хочу заботиться о тебе. Страницкий, мой Страницкий!
Продавец. Значки Общества Меве, покупайте значки Меве!
Страницкий. Все правильно, Антон. Ты спас меня, как герой. Дальше, дальше! Какой я был дурак, хотел стать министром! Ну, теперь я опять безногий футболист. Прямо, все время прямо! Всю улицу Моцарта, мимо парфюмерной фабрики Губера, в сторону трикотажного концерна.
Меня давно лишила Обеих ног война. Но вот раздулся палец Героя Плинплина. Тут я обрел надежду, Что кончится беда, Что войн не будет в мире И горя никогда.Продавец. Памятные значки Общества Меве! Покупайте значки Общества Меве!
Страницкий.
Сочувствие, однако, Бывает двух родов: В роскошном одеянье И в платье бедняков. Роскошная одежда Была не для меня. Покинула надежда Меня средь бела дня.Разносчик газет. «Эпоха»! Национальный герой принял двух инвалидов! «Эпоха»!
Антон.
Мои глаза видали Утопшие суда. Вам увидать такое Не снилось никогда. В потоках Иравади Остался я без глаз. Вот так я искупался В волнах последний раз.Продавец. Памятные значки Общества Меве! Покупайте значки Меве!
Антон.
Вовеки не исчезнут Из памяти моей Кораллы, и медузы, И мачты кораблей. И все ж людская черствость Страшнее всяких бед. Кто этого не понял — Того несчастней нет.Мария(издалека). Страницкий! Мой Страницкий!
Диктор. Так они и шли. И исчезли в ночи нашего города. Когда пришло утро, из канала вытащили тележку. Безногий направил слепого к их общей гибели. Тела обоих не были обнаружены, канал, наверно, уже унес их в море.
Благодаря этому обстоятельству и состоялось последнее свидание инвалидов с нашим Национальным героем. В мае следующего года Меве возвращался в столицу после длительного пребывания на Ривьере. Он выглядел вполне здоровым, розовощеким и полнотелым, так как Модерцану удалось с помощью американского препарата если не полностью устранить, то, во всяком случае, приостановить проказу. И вот когда торжественная процессия, приветствуемая ликующим населением, вступила на мост, пересекавший канал около собора Святого Себастьяна, вновь показались оба инвалида. Несомые прибоем, они появились со стороны моря; два чудовищно раздутых водой трупа, футболист на спине у слепого, кораллы и водоросли в обесцветившихся волосах, морские звезды и раковины в глазницах. Так вплыли они, освещенные красноватым вечерним светом, в наш город, и безногий как будто грозил своим поднятым кулаком Национальному герою. Потом они погрузились в поток. Напрасно полиция до поздней ночи пыталась шестами и палками положить конец скандальному происшествию. Отлив, видимо, унес призраки обратно в океан. Вот, дамы и господа, и конец истории инвалида Страницкого.
Вечер поздней осенью
Голоса
Автор
Посетитель
Секретарь
Молодая дама
Вторая молодая дама
Директор гостиницы
Автор [41] .
41
Монолог может служить и для описания сцены (при передаче по радио и как разъяснение при чтении). — Прим, автора.
Представьте себе салон в номере шикарной гостиницы. Цена разбойничья. Обстановка современная, располагающая к длительному пребыванию. Согласны? Слева от вас… (Вам нужно лишь закрыть глаза, и тогда вы ясно увидите помещение, только будьте смелее. Как все люди, вы обладаете воображением, даже если в этом и сомневаетесь.
Итак, слева от вас сдвинутые вместе столы. Может быть, вас интересует рабочее место писателя? Пожалуйста, подойдите ближе. Вы разочарованы? Допускаю, что так может выглядеть рабочее место и не столь знаменитых писателей. Беспорядочно разбросанные бумаги, пишущая машинка, рукописи вперемешку с гранками, испещренными разноцветными поправками, шариковые ручки, резинки, большие ножницы, клей. Кинжал, попавший сюда… гм-м… (автор замялся) по недосмотру. Позади этой мешанины импровизированный бар — коньяк, виски, абсент, красное вино и т. д. Это тоже не говорит о величии, достоинствах и гениальности писателя, о котором идет речь. Да, не говорит ни в пользу, ни во вред. Впрочем, успокойтесь: направо в комнате царит порядок, лучше сказать, относительный порядок, если… нда-а… эти принадлежности дамского туалета сунуть в угол, а этот револьвер спрягать в ящик. Кресла большие, мягкие, удобные, новейшей конструкции. Повсюду лежат книги, на стенах фотографии, портреты, кого бы вы думали? Ну, это вы узнаете. Но самое красивое — задний план: большая открытая дверь на балкон, чарующий вид, соответствующий цене номера. Светлое озеро, которое всего несколько недель назад было покрыто белыми парусами, темно-синяя равнина, а позади — леса, холмы, предгорья. Небо вечернее. Пляж тоже пустынен. Повсюду цвета поздней осени, оргия желтого и красного. Однако на теннисных кортах еще кипит жизнь. Раздается стук пинг-понга. Слышите? Вернемся в нашу комнату. Рассмотрим обоих действующих лиц нашей пьесы. Начнем с меня. Вы не ослышались: к великому моему сожалению, я одно из главных действующих лиц. Я приложу все усилия, чтобы не очень вас напугать. Вот я осторожно перехожу в салон из спальни. Видимо, я был здесь чем-то занят, но чем именно — это никого не касается. Хотя об этом и напишет целый рад вечерних и иллюстрированных газет. И чего только не пишут обо мне: что я опустился, запутался, веду себя неприлично… Не буду этого отрицать. Об остальном говорит мое имя. Да, вы не ослышались: меня зовут Максимилиан Фридрих Корбес, романист, лауреат Нобелевской премии и пр. и пр. Вглядитесь: толстый, загорелый, небритый. Голова большая, лысая. Мои отличительные черты: жестокость, готовность на все, пьянство. Как видите, я честно передаю общее мнение, которое обо мне сложилось. Возможно, что это мнение соответствует действительности. Возможно, что я создан именно таким, каким только что сам себя изобразил и каким вы, дамы и господа, видите меня в еженедельных кинообозрениях и иллюстрированных изданиях. Во всяком случае, шведская королева во время вручения мне вышеупомянутой премии нашла, что я именно таким и выгляжу, хотя я тогда был во фраке. Правда, я нечаянно пролил стакан бордо на вечернее платье ее величества. Но разве кто-нибудь знает другого, разве кто-нибудь знает самого себя? Не надо питать иллюзий. Я по крайней мере знаю себя только поверхностно. И ничего удивительного. Возможность узнать самого себя выпадает нечасто. Мне однажды представилась такая возможность, когда я летел с ледяной вершины Килиманджаро в пропасть. И в другой раз, когда о мою голову разбилась знаменитая готическая мадонна… гм-м… вы, конечно, знаете, какую я имею в виду — не ту, которая стоит направо в комнате, а другую. Был и еще случай, но о нем вы сами услышите и, надеюсь, получите большое удовольствие. Теперь еще несколько слов о моем туалете. И тут я прошу прощения, особенно удам. На мне пижамные брюки и халат нараспашку. Голая грудь, заросшая седыми волосами, наполовину открыта. Об этом мне не следует умалчивать. В руке — пустой стакан. Я направляюсь к бару, но останавливаюсь, заметив посетителя, который почему-то оказался в моем рабочем кабинете. Выглядит он так: маленький, щуплый, напоминает старого страхового агента, с папкой под мышкой, типичный буржуа. Говорить о нем подробнее не стоит, хотя бы потому, что после окончания нашей истории он исчезнет самым естественным образом и не будет больше представлять никакого интереса. Но хватит. Посетитель начинает говорить.
Посетитель(застенчиво). Я счастлив видеть всемирно известного и всеми чтимого писателя Максимилиана Фридриха Корбеса.
Автор(грубо). Какого черта, что вы делаете в моем кабинете?
Посетитель. Меня сюда привел ваш секретарь. Я жду уже больше часа.
Автор(после паузы, несколько мягче). Кто вы такой?
Посетитель. Моя фамилия Гофер, Фюрхтеготт Гофер.