Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы
Шрифт:
Режиссер. Тогда вы своего добились. С мужчиной, названным нами Диего, обошлись несправедливо.
Писатель. Вы хотите сказать — Педро.
Режиссер. Мне безразлично, как его зовут.
Писатель. Я всегда так считал.
Режиссер. Дело не в именах, а в том, как себя ведут персонажи. Я готов согласиться, что мужчина стал убийцей и что он заслуживает смертной казни. Но давайте рассмотрим побудительные мотивы, подтолкнувшие его к убийству, и тогда мы поймем, что убийцей стал ни в чем не
Писатель. Хотите с ним поговорить?
Режиссер. Разве я не режиссер?
Писатель. Ваша правда. Вы режиссер.
Режиссер. Скажите, где я могу поговорить с этим человеком?
Писатель. Когда двойник скончался, мужчина встал и повернулся к двери, которая оказалась незапертой. Он вышел из дома и торопливо зашагал по улицам города.
Мужчина. Я убил! Слышите, люди, — я убил! Я торопливо шагаю по улицам и площадям, залитым утренним светом. Я виновен, я заслуживаю смертной казни, ибо я лишил жизни мужчину и женщину. Я убил, я обречен кричать без конца: я убил!
Писатель. Он бежит по улицам, широко раскрыв глаза и простирая руки к небу.
Режиссер. Я подожду его на перекрестке.
Писатель. Он вынырнет перед вами из пелены света и тумана, и вы увидите его лицо.
Торопливые шаги. Они приближаются.
Режиссер. Подождите! Прошу вас, подождите!
Мужчина. Кто меня зовет?
Режиссер. Ваш друг.
Мужчина. Что вам от меня нужно?
Режиссер. Я должен с вами поговорить.
Мужчина. Я убил.
Режиссер. Не уходите от меня.
Мужчина. Мне больше нечего вам сказать.
Режиссер. Я ждал вас на этом углу, чтобы сказать, что я с вами. Я буду защищать вас до конца.
Мужчина. Я не нуждаюсь в защите.
Режиссер. Беда ваша велика, и высший суд в этой стране, судя по всему, всесилен. Но мы многого добьемся, ибо вы не виновны.
Мужчина. Я убил.
Режиссер. Вас сбили с толку. Обрушившееся на вас несчастье помутило ваш разум. Успокойтесь и поймите: вы не виновны. Мы, правда, не отрицаем, что доля вины лежит и на вас. Но надо учесть и привлечение вас к суду, и вынесенный вам несправедливый приговор. Вы же знаете: именно этот приговор толкнул вас на преступление.
Мужчина. Я отдаю себя в руки высшего суда.
Режиссер. Высший суд несправедлив. Он заранее вынес вам приговор.
Мужчина. Теперь я вижу, что он
Режиссер. Ни один человек не может быть приговорен к смертной казни за проступок, который он не совершал.
Мужчина. Я не убивал, но был убийцей, я не совершал преступления, но заслуживал смертной казни.
Режиссер. Это несправедливо. Рассуждая по-человечески, это несправедливо.
Мужчина. Я больше не хочу рассуждать по-человечески.
Режиссер. То, что потребовали от вас этой ночью в тюрьме, нельзя требовать ни от кого.
Мужчина. Разве от меня требовалось нечто большее, чем вера?
Режиссер(удивленно). Вера?
Мужчина. Вера в справедливость высшего суда.
Режиссер. Если вы считаете, что высший суд прав, вам незачем бороться.
Мужчина. Я отказался от борьбы.
Режиссер. Но именно сейчас вам как раз и нужно продолжать борьбу!
Мужчина. Наступило утро, сударь.
Режиссер(неуверенно). Да, да. Наступило утро.
Мужчина. Посланец высшего суда ждет меня в конце этой улицы.
Режиссер. Жалкий полицейский.
Мужчина. Он отведет меня к судьям.
Режиссер. Вы собираетесь отдать себя в руки высшего суда?
Мужчина. Отдаться в руки суда — что может быть прекраснее? Лишь тот, кто осознал свою неправоту, обретает право на справедливость, и лишь тот, кто подчиняется высшему суду, обретает блаженство.
Режиссер. Вы не виновны! Вы же знаете, что вы не виновны!
Звук торопливо удаляющихся шагов.
Писатель. Ну и как?
Режиссер. Он ушел.
Писатель. Вас это удивляет?
Режиссер. Позор. Парень капитулирует. Он полагает, что высший суд — праведный суд.
Писатель. А вы как полагаете?
Режиссер. Я не знаю ничего ужаснее этого суда.
Писатель. Это потому, что вы не верите в его справедливость.
Режиссер. А вы верите?
Писатель. Я писатель. Мое дело рассказывать истории.
Режиссер. Этой историей вы хотели убедить меня в справедливости высшего суда.
Писатель. Это вы ввели в действие высший суд. Я тут ни при чем.
Режиссер. Тем лучше. По крайней мере у нас есть нечто, куда мы можем направлять наши обвинения, вместо того чтобы стоять перед лицом какого-нибудь туманного бога или еще чего-нибудь такого, что вы, писатели, имеете обыкновение выдавать за последний шанс. Последняя инстанция налицо — дворец в стиле рококо, расположенный, помнится, посреди огромного парка, в котором стучат дятлы, а по вечерам кукует кукушка. Прошу вас, отведите меня туда.