Собрание сочинений в семи томах. Том 1. Рассказы
Шрифт:
Между тем Пилбауэр с Евишеком поднимались в гору по проезжей дороге. Евишек ничего не видел в двух шагах от себя и боялся сбиться с пути. Детектив Пилбауэр молча и невозмутимо шагал впереди.
— Вы знаете эту дорогу? — выдохнул Евишек.
— Никогда здесь не бывал, — ответил Пилбауэр.
— А
— Согласно приказу.
Снова воцарилась тишина. Евишек начал было напевать, но перестал: ему импонировало, что он идет бок о бок с сыщиком, — и проникся важностью момента.
— А усы у вас — фальшивые? — неожиданно сорвалось у него с языка.
— Нет, зачем же? — удивился невозмутимый полицейский.
— Значит, вы не переодеты?
— Нет, это я сам и есть, — скромно ответил сыскной агент.
Евишек тотчас проникся симпатией к этому печальному и тихому человеку.
— Это трудно — быть детективом?
— Нет, все зависит от характера. Вы, наверное, музыкант? Это куда более легкое занятие.
— О нет, не верьте, — воскликнул Евишек. — Вот нынче, например… писал я, что называется, большую вещь… квартет… И зашел в тупик. Не знаю, что писать дальше. Мелодия ускользнула.
— Надо идти по следу, — заметил детектив.
— О, художники идут по следу, они вечно ищут. Всю жизнь. А я вот выдохся. Оттого и пошел с вами, чтоб немножко забыться, отдохнуть.
— А я думал: вы из любопытства, как тот, другой.
— Да нет, я, собственно, пошел безо всякого интереса. Надеялся увидеть что-нибудь этакое необыкновенное, волнующее. Иногда необходимо потрясение… Ах, берите меня с собой почаще!
— С моим удовольствием, — серьезно сказал детектив, — но только если будет приказано. Без приказа лучше не ходить. Это нехорошо — преследовать человека.
У Евишека заговорила совесть.
— Но ведь это убийца, — защищался он.
Детектив кивнул.
— Да, нехорошо упустить такого человека.
— Что же хорошо?
— Ничего. Все одинаково нехорошо. Плохо бить и не бить, осуждать и прощать. На всякое добро есть столько же худа.
Евишек задумался.
— А что, собственно, вы делаете?
— Только то, что обязан. Самое разумное — слушаться. Подчиняться приказу.
— А тот, кто приказывает?
— Плохо делает, сударь. Приказывать нехорошо, это самое страшное из всех заблуждений.
— И все же — подчиняться необходимо?
— Разумеется. Что это за приказ, если ему не подчиняются.
— Вы, верно, не могли бы заниматься искусством, — удивился Евишек.
— Нет, — ответил детектив. — Искусство чересчур своевольно.
— О нет, искусство тоже имеет правила, которые надо соблюдать.
— Приказы?
— Нет, это не приказы.
— Ну вот видите, — буркнул Пилбауэр.
Евишек был в замешательстве; ему пришли на память неуверенность, сомнения, что мучили его в творческих поисках; несравненно легче стало бы на душе, если бы некий высший глас просто
«Как они в себе уверены, — думал он. — Славик, с его жаждой познания, комиссар, который имеет право приказывать, — какою уверенностью наделяет человека власть! И Пилбауэр, исполненный покорности. Как они уверены в себе, один я все не обрету покоя… Красота гонит от меня сон и лишает спокойствия; никогда, никому не сообщает она уверенности…»
«Лучше уж быть детективом, — мелькнула в голове Евишека тоскливая мысль, — и если уж искать, то, по крайней мере, что-нибудь сверхъестественное, что ускользает от внимания человека! Да ведь и я, — сообразил он, — всегда в погоне, то тут, то там натыкаюсь на след или слышу отзвук; ах, вечно удаляющийся отголосок чего-то совершенного! Словно голос поющего ангела…»
— Что это вы поете? — внезапно прозвучал вопрос Пилбауэра.
Евишек вздрогнул, его словно обдало жаром.
— Я пою?
— Да, вы пели. Себе под нос. Что-то очень красивое.
Евишека залила новая, радостная волна.
— В самом деле? Спасибо! А я и понятия не имел. И что же я такое пел?
— Пели… гм… не помню уж. Всякий раз по-новому… Теперь уж и не знаю. Только что-то очень красивое.
Они подходили к вершине горы.
Евишек уже не напевал и не раздумывал. Пилбауэр молча, уверенно шел впереди.
— Кто-то бежит, стойте, — внезапно прошептал он. Евишек напряг слух, но услышал лишь, как органом гудели горы.
— Тихо! — повторил сыщик.
Разрывая потоки дождя, гигантскими прыжками пронеслась перед ними огромная человеческая фигура и исчезла во тьме. Потрясенный Евишек онемел и припустил за ним, подталкиваемый неким древним охотничьим инстинктом. Пилбауэр побежал было следом, но мгла поглотила обоих, и он, махнув рукой, направился к хижине.
Меж тем дождь прекратился, и горные вершины окутала мгла. Небо расчистилось, и от лунного света густая пелена тумана стала молочно-белой, бескрайний простор окутала мягкая, почти сладостная тишина.
Евишек со всех ног бежал за стремглав уносившимся от него человеком; это безумное петляние по верху горы было молчаливым и упорным. У Евишека не хватало дыхания.
— Не могу! — выдохнул он и остановился.
— Я тоже не могу, — прозвучал из тумана гулкий голос.
Евишек опустился на камень, с трудом переводя дух.
— За больным охотитесь, — громко прохрипел голос. — Выгнали из постели, лишили крова. Неужто вам этого мало? Мало вы мне зла причинили?
— Вы больны? — воскликнул Евишек.