Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески
Шрифт:
Покуда я не «занял позицию», предмет, о котором идет речь, пребывает словно бы в зародышевом состоянии, это нечто эфемерное и никчемное. Я могу сказать о нем все, что угодно, и в то же время не могу сказать ничего. Только когда из всех возможных суждений я выберу конкретное и решусь повторять его, едва зайдет речь о данном предмете, можно считать, что я «занял позицию» и вынес свой приговор. Вынести приговор — все равно что вынести со двора весной чучело Смерти [234] . Этим актом мы связываем себя с событиями, к возникновению которых не были причастны ни в малейшей степени. Однако чучело Смерти выносят со двора для того, чтобы бросить в воду и смотреть, как оно уплывает, а когда «выносят приговор», сделать этого, к сожалению, нельзя.
234
…вынести… чучело Смерти. — Чешский народный обычай: весной дети делали чучело, изображающее Смерть — символ зимы, — выносили ее за деревню и бросали в реку или ручей.
Позицию можно занять в любом вопросе: авиатике,
1923
Что же благословенно. Даже в наше безбожное время две вещи остались благословенны: дородность и определенный возраст. Супружество уже не благословенно, если не сказать больше. В лучшем случае оно благословенно детьми. А что дородность слывет благословенной — так это скорее всего пережиток каннибальских времен. Благословенный возраст тот, в котором умирают. «Он умер в благословенном возрасте восьмидесяти лет». Выходит, четырехлетний возраст, когда тебе купили первые брюки, вовсе не был благословенным, так же как и четырнадцатилетний, когда ты впервые влюбился, и более зрелый, когда ты малость поумнел. Это прямо-таки фатально: благословенного возраста достигаешь лишь на смертном одре, когда, казалось бы, уже поздновато рассчитывать на благословение.
Закладывать фундамент. Закладывать фундамент — это широко распространенный национальный обычай, культивируемый во всех сферах общественной деятельности. Один закладывает фундамент нашей страховой системы, другой, в свою очередь, — фундамент специализированных центров по разведению шелкопряда, третий — фундамент конного спорта, четвертый — фундамент движения благонравных сторонников правильного пережевывания пищи. Создается впечатление, будто общественная деятельность — это своего рода строительная площадка, где только и делают, что закладывают фундамент, одни фундаменты и ничего более! Никогда не скажут, что такой-то застеклил наше страховое дело, подвел под кровлю наше профессиональное образование, оштукатурил дело конного спорта или произвел необходимые лакировочные работы на ниве движения в защиту нравственности. Чуть надстроить или расширить то, подо что уже «заложен фундамент», — эта работа отнюдь не в чести. Где-то подтесать и пригнать, создать хотя бы минимум удобств для каждого, придать чему-то красивый вид, подготовить к отвечающей современным требованиям исправной эксплуатации, и сделать все это дешево и прочно, — подобные вещи уже не входят в национальный обычай «закладывать фундамент».
Сказать прямо в глаза. Сказать что-либо во всеуслышание и в глаза — это тоже один из национальных обычаев, подчиненных строгим правилам. Например, нельзя сказать во всеуслышание, что все (у нас в республике или в нашем потребительском обществе) в порядке; во всеуслышание надлежит сказать, что далеко не все в порядке. Во всеуслышание следует говорить о коррупции, злоупотреблениях, махинациях и тому подобных вещах. О светлых сторонах жизни нужно говорить шепотом и в кулуарах. Никогда не скажут в глаза, что у тебя красивые глаза, что ты умен и вообще безупречен. В глаза полагается говорить, например, о том, что ты ничего не понимаешь или что, мол, нам известно, у кого рыльце в пушку, и так далее. Вообще когда мы говорим во всеуслышание и в глаза, выбирать выражения не рекомендуется. Это относится и к тому, что мы называем «сказать чешским языком». Если я кому-то сказал что-то «чешским языком», то вовсе не для того, чтобы мой собеседник насладился красотами родной чешской речи, а для того, чтобы он подивился моей решительности и, если угодно, — откровенности. Мол, говорю, что думаю.
Говорить от имени. Говорить от имени всех, от имени сословия, от имени каждого честного чеха и т. п. стало национальным обычаем, без которого не обходится ни одно публичное выступление. Видимо, его переняли от судей, испокон веку выносивших приговоры «именем Его Величества», каковые, очевидно, утратили бы свою истинную и грозную силу, если бы обставлялись словами вроде «это я просто чтобы не молчать» или «раз уж мы тут собрались, приговариваю вас к десяти годам тюремного заключения». Должно быть, каждый оратор, выступающий перед публикой, тоже полагает, что его речь не произведет должного и грозного впечатления, если говорить не «от имени всех», а от себя лично или просто, чтобы не молчать. Для того чтобы говорить от имени всех, вовсе не нужно знать, что думают «все», а эти «все» вовсе не должны в данную минуту что-либо думать. Например, оратор от имени всех заявляет, что положение, сложившееся в муниципальном совете, просто нетерпимо, а все в этот момент думают о том, какая духотища в зале и что этот болтун наговорил уже с три короба. Говорить от имени всех — штука весьма забавная, ибо дает оратору смелость утверждать то, что он поостерегся или постеснялся бы выдать за собственное мнение.
Собственность. Знаете, кто богаче всех? Разумеется, влюбленные. И не потому что в их распоряжении целые царства и клады души, а потому что они безнаказанно присваивают уйму ценностей материальных. «Помнишь, Пепик, нашу скамейку? Там, в нашем лесу, где мы тогда гуляли?» Этим бесстыдникам достаточно раз прогуляться по лесу, чтобы считать его своим!
Личная точка зрения не пользуется таким уважением, как точка зрения принципиальная. «Моя точка зрения такова», говорю я с известной долей скромности и сдержанности. И когда мы не хотим
Об этом чирикают воробьи. Таков аргумент в пользу достоверности разного рода злободневных новостей и слухов. Якобы воробьи на крыше чирикают о том, что некая пани наставила своему нужу рога, что у некоего министра неприятности из-за того самого… что вообще где-то с кем-то не все чисто… Как правило, чириканье воробьев на крыше касается служебных секретов, общественных тайн и скандалов. Я с большим вниманием отношусь к тому, о чем чирикают на крышах воробьи. Делают они это по большей части совершенно открыто, во всеуслышание и столь же громогласно, как каменщики на стройке. И я могу дать голову на отсечение, что чирикают они о собственных воробьиных делах и никогда, я подчеркиваю, никогда не вмешиваются в дела людей. Я ни разу не замечал, чтобы они с важным видом шушукались о вещах, до которых им нет ровно никакого дела, скажем, — о личной жизни населяющих дом дамочек. Они никогда не чирикают о политике, о том, что стряслось в городе накануне или случится в ближайшие дни. Они действительно чирикают, более того — вопят, галдят и бранятся на крышах, но, клянусь, никогда не сплетничают. Это дело прессы и политиканов, а отнюдь не воробьев. Воробьи лучше своей репутации. Они не чирикают ни о чем таком, что им приписывает молва. Только люди кричат о вещах, до которых им нет никакого дела или о которых они почти ничего не знают.
Это знает любой ребенок. Так ответил мне один автомобилист, когда я признался, что не совсем четко представляю себе, что такое карданный вал. С той поры я смотрю на каждого ребенка с известным почтением, как на существо, которое знает, что такое карданный вал. Когда много лет тому назад я не знал, что такое косинус или даты правления Карла VI, учителя с укором мне говорили, что это знает любой ребенок. Как-то в статье одного экономиста я вычитал даже, что в наши дни любой ребенок знает о золотом стандарте и льготных таможенных пошлинах. Друзья, да эти малыши просто чудо! Они знают все на свете. И если собрать воедино все, что, по словам нас, взрослых, знает любой ребенок, то получится весьма солидная научная энциклопедия о четырнадцати томах. Знай хотя бы один взрослый то, что «знает любой ребенок», с ним невозможно было бы общаться. Он так и сыпал бы своими познаниями. Куда легче с детьми! Хотя любой ребенок знает, что такое карданный вал и что биметаллизм устарел, перед нами он не щеголяет своей осведомленностью.
Высказать Принципиальную точку зрения — значит либо что-то отвергнуть, либо что-то принять, не дав себе труда вникнуть в существо дела. Более того, принципиальная точка зрения тем полноценнее и категоричнее, чем меньше мы о предмете осведомлены. Видит бог, мы нанесли бы нашей принципиальной точке зрения урон, если бы задним числом начали изучать то, что принципиально отвергли или приняли.
Статьи, этюды, юморески разных лет [235]
235
В этот раздел включены статьи К. Чапека, заметки о литературе и искусстве, публицистические выступления 30-х годов.
Когда 1 апреля 1921 года Карел Чапек начал работать в редакции газеты «Лидове новины», выходившей в Брно (в Праге имелся лишь филиал ее редакции), его основной обязанностью согласно договору было сочинение «столбцов». Столбец, как жанр чешской журналистики, возник в июне 1920 года на страницах газеты «Лидове новины». Это короткая заметка, фельетон, который помещался на четвертой колонке (столбце) первой страницы и набирался курсивом. Сам Чапек так определял своеобразие «столбца»: «…это нечто более короткое, чем фельетон, и нечто более длинное, чем заметка, не настолько длинное, чтобы стать скучным, и не настолько скучное, чтобы стать статьей; короче, столбец есть столбец». С апреля 1921 года по декабрь 1938 года К. Чапек написал около пятисот «столбцов». Все они были напечатаны в газете «Лидове новины».
Впервые газетные фельетоны и «столбцы» К. Чапека были изданы книгой «О самых близких вещах» (Прага, 1925). На основе названий, сохранившихся в записных книжках Чапека, и папок с газетными вырезками Галик подготовил к изданию несколько сборников столбцов с разной тематикой.
«Столбцы» от «Примет» и кончая «Кладом в замке Хельфенбрук» переведены по книге: К. Capek. Sloupkov'y ambit. Praha, 1957.
Приметы
© Перевод Н. Замошкиной
Нет, я не какой-нибудь суеверный или отсталый, я не верю ни гадалкам, ни д-ру Яну Бартошу [236] , который будто бы может предсказать мне будущее по моей ладони, и сам раскидываю карты только в тех случаях, когда нужно принять серьезное решение (пуговиц я, впрочем, не пересчитываю, не надеясь на своего портного); я совсем не суеверный и просто хочу рассказать о том, что знаю по собственному опыту. Существуют приметы, которые исполняются с роковой неизбежностью. Конечно, бояться встретить старую даму (бабу) — недостойно, признак варварства и предосудительное суеверие; но есть предзнаменования, которые судьба посылает нам в виде предостережения.
236
Ян Бартош (1893–1946) — чешский драматург-экспрессионист; Чапек встречался и переписывался с ним, когда был заведующим репертуарной частью Виноградского театра; несмотря на левые политические взгляды, Бартош верил в астрологию и оккультизм.