Собрание сочинений в трех томах. Том 1.
Шрифт:
Тугодум
Удивительный случай произошел в колхозе «Новая жизнь». Никогда такого не было. У председателя колхоза Петра Кузьмича Шурова в кабинете оказались на столе четыре горшка молока, миска сливочного масла, накрытая чистой полотнянкой, две пустые базарные корзинки и коромысло.
— Чей это маслобойный завод? — спрашивал он, улыбаясь, у бригадира Платонова.
— Не ведаю, — отвечал тот и брал в руки коромысло, рассматривая его внимательно. — Метки никакой нет.
— Не
Пшеничкин щупал корзинки, заглядывал внутрь, исследовал горшки, недоуменно разводил руками и, в свою очередь, спрашивал:
— Кто принес-то?
— Ребятишки. Около дороги в траве нашли.
Петр Кузьмич поспрашивал еще кое-кого, подумал и решил вывесить объявление о находке.
Счетовод Херувимов написал объявление тонко, с хитрецой:
Июня двадцатого дня найдено нижеследующее продуктовое имущество:
1. Горшков с молоком: штук — четыре.
2. Мисок сливочного масла (зеленая): штук — одна.
3. Корзинок базарных, наполненных вышеупомянутым: штук — две.
4. Коромысло обыкновенное (без примет): штук одна.
Заинтересованной личности обратиться к председателю колхоза. Во избежание прокисания все найденные восемь мест помещены на временное хранение в колхозный ледник до востребования».
Петр Кузьмич прочитал объявление, хитровато улыбнулся и сказал:
— Пусть будет так. А лучок попридержим. Интересно!
Килограмма два лука-репки он выложил из найденных корзин в ящик письменного стола и запер на ключ. В объявлении лук не значился. Бригадирам он почему-то тоже о нем не сказал.
Молва о находке распространилась по колхозу, обошла и поле и фермы. Перед вечером народ толпился около объявления, и каждый высказывал свои замечания. А Петр Кузьмич работал в своем кабинете и помаленьку слушал через открытое окно.
Корзинок базарных… Коромысло обыкновенное… — прочитал Евсеич. — Так, так. Ясно дело, человек шел на базар. Кто ж бы такой это был? — спрашивал он не то у самого себя, не то у присутствующих.
— Разве Матрешка Хватова? — предположил конюх Данила Васильевич.
— Нет, та копнила сено на лугу. И сейчас там копнят, — ответил Евсеич. — Главно дело, почему корзины поставлены в траву? Не иначе, тут конфуз какой-нибудь получился. Ясно дело.
Терентий Петрович Климцов пришел позже. Он тоже прочитал объявление и спросил, обращаясь скромненько ко всем сразу:
— А может, Сидор Фомич Кожин?.. Нет, не он, у того в корзине должен быть обязательно лук-репка, а тут лук не обозначен. И вроде бы он был сегодня на работе. Был Сидор на работе?
— Был, — ответило несколько голосов сразу.
— Кто ж бы это мог быть? — совсем тихонько проговорил он.
— Терентий Петрович! — позвал из открытого окна Петр Кузьмич. — Зайдите-ка ко мне на минутку по одному дельцу.
Терентий Петрович тщательно вытер ноги в сенях и вошел.
— А почему у Сидора Фомича должен быть лук? — спросил председатель.
— А потому, что, кроме него, никто до июня месяца не додержит прошлогодний лук. Он его впятеро дороже продает — полтинник за головку. Человек такой: в колхозе — легкую работу, а дома — до поту.
— А если в корзине лук?
— Тогда — он.
Петр Кузьмич поманил к себе Терентия Петровича и отодвинул ящик письменного стола. Терентий Петрович как глянул, так и воскликнул:
— Он! Точно говорю, он. Тугодум — по прозвищу.
— Так, так. Теперь надо выяснить обстоятельства, при которых все это оставлено в траве. Придется послать за ребятишками.
Через некоторое время у двери кабинета председателя стояли двое ребят — Миша Сучков и Валька Силкин.
— Ну, иди! — подталкивал Валька товарища.
— Нет, ты иди первым! — пятился от двери Миша. Мальчик он был смирный и способный, не озорник. — Ты натворил, ты и входи сначала.
Дверь открылась. На пороге стоял Петр Кузьмич.
— Давайте, давайте, ребята. Вы мне очень, очень нужны. Без вас тут вопроса решить нельзя.
Валька вошел и снял фуражку, попробовал пригладить вихорок на голове над виском, но вихорок не подчинился. Курносенькое озорное лицо с острыми глазками обратилось к окну так, будто пришел Валька по особо важному делу и ждет начала разговора.
Миша хотел сначала спросить, как взрослый: по какому, дескать, случаю вызвали, по шмыгнул тонким носиком, помялся на месте, держа перед собою в опущенных руках фуражку, и сказал:
— Пришли.
Петр Кузьмич улыбался одними главами и смотрел на ребят. Было им лет по двенадцати, не больше.
— Вот что, ребятки, — начал он. — Все, что мы будем здесь говорить, должно остаться тайной. Ни один человек не должен знать о нашем разговоре. — Ребятишки навострились и смотрели уже прямо на Петра Кузьмича. — Первое дело: в каком классе учитесь?
— В четвертом, — вполголоса, будто по секрету, ответили оба сразу.
— Хорошо — уже большие, можно доверить. А отметки как?
— Пятерки, — с достоинством ответил Миша.
А Валька молчал.
— А у тебя?
— По арифметике… тройка.
— Э-э! Как же это так?
Валька посмотрел на пол, увидел там сучок, потрогал его носком чувяка и не ответил. Миша счел бестактным молчание товарища и сказал:
— Он арифметику знает. Только на контрольной записал неправильно условие. Надо было: «Один паровоз вышел со станции А, а другой со станции Б», а он записал: «Паровоз вышел со станции А, а пароход — со станции Б». Пока он думал, на каком расстоянии встретился паровоз с пароходом, время прошло. Так, Валька?