Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести
Шрифт:
— Пускай строит, — ответила бабушка.
— И тебе избу построит.
— А построит — пускай сам живет. На что мне изба? Где родилась, там и помирать буду… Кушай, Чечек!.. Я в избе жить не буду…
Бабушка Тарынчак, прежде чем подать молоко, подошла к толстой жерди, около которой стояла маленькая засаленная берестяная куколка. Чечек сначала даже не разглядела ее.
— Ягочи-Хан, живущий на пятом небе, хранитель кута!.. — пробормотала бабушка и побрызгала на куколку молоком.
— Бабушка, а что такое «кут»? — спросила
— Кут — семечко, Чечек. Семечко, из которого растет все: и травы, и цветы, и деревья, и человек…
— А где такое семечко есть?
— Ну, это я не знаю, Чечек. Ты побольше ешь да поменьше говори!
— Бабушка, а ты сегодня еще какую-нибудь сказку расскажешь?
— А разве это сказка? Ягочи-Хан — добрый бог. Не трогай его, он живет тихо. Живет и живет — ну что тебе?.. Вот и стадо идет, слышишь? Коровы мычат. Собаки лают…
Бабушка Тарынчак вышла из аила. Чечек наскоро съела кусок жесткого, пахнущего дымом сырчика и выскочила вслед за ней.
Солнце уже опустилось за горы. Широкие полосы угасающего света лежали в долине. К аилам подошли коровы, медленные, тяжелые. Никаких загонов не было. Коровы подходили, останавливались и флегматично ждали. Около аилов хлопотали хозяйки. Они усаживались доить коров, а маленькие желтые телята лезли сосать вымя.
Бабушка Тарынчак, не выпуская трубки из зубов, вынесла пойло в деревянной бадейке. Большая светлая корова, отяжелевшая от обильных кормов, подошла к бадейке, а за ней подошли еще две. Бабушка подоила одну корову, потом другую, потом третью.
И каждую не додаивала до конца, оставляя молоко телятам. А телята только и ждали, чтобы их подпустили к коровам пососать молока… Негромкий говор, негромкий смех слышался в стане. А кругом, на горах, лежала глубокая тишина…
Маленькая соседская девочка, черноглазая Чоо-Чой, увидела Чечек:
— Чечек приехала!
— Приехала! — весело сказала Чечек. — А где ваша Ардинэ, дома?
— Ардинэ далеко, на покосе. Там ночуют. А Нуклай и Колька Манеев вот тут, недалеко, сено сгребают. Вот они едут домой.
От тайги по долине к аилам шли рабочие с косами на плечах. Верхом на лошадях, впряженных в деревянные волокуши, подъезжали мальчишки. Один, совсем маленький, еле видный из-за лошадиной головы, помахивал кнутом и что-то пел.
— Это Чот, Тызыякова сын! — улыбнулась Чоо-Чой. — Вот лошадей любит — ни за что не стащишь с лошади!
Быстро темнело. Засветились ясные, тихие звезды и повисли над конусами гор. Маленькие ребятишки бегали по луговине, играли с маленькими белыми щенятами. Щенята догоняли их и хватали за пятки, и ребятишки громко смеялись.
— Пойдем и мы с ними побегаем! — сказала Чечек. — Какие щеночки хорошенькие!
Чечек бегала и играла с ребятишками, пока совсем не погасло небо. Тогда она вернулась в бабушкин аил. Коровы уже лежали около аила и дремотно жевали жвачку. А телята, все три привязанные к одному столбику,
Бабушка Тарынчак вышла, постояла около аила:
— Горы спят. Тайга спит. Люди тожу уснут скоро. Только звезды будут глядеть всю ночь ясными глазами.
— Бабушка, я давно у тебя не была, — сказала Чечек, когда они обе улеглись спать на козлиных шкурах. — Расскажи мне еще что-нибудь. Расскажи про злого Эрлика, про Сартак-Пая расскажи. И как ты молодая была… И как шаманы были… Про все расскажи!
Бабушка Тарынчак только того и ждала. Она многое могла рассказать, лишь бы кто-нибудь слушал. Старик ее, дед Торбогош, всегда в тайге с табунами, а бабушка Тарынчак досыта намолчалась в долгие одинокие ночи…
В аиле теплая, пропахшая дымом и крепкими ароматами трав тишина. Тишина и за черными покатыми стенами аила — во всем мире… Еще жарко тлеют и мерцают угли в очаге, и сонные оранжевые отсветы бродят по стропилам, освещают бабушкино коричневое лицо, и косы ее — черные с сединой, и блестящие белые раковины, вплетенные в эти косы для красоты.
Бабушка поднялась, чтобы зажечь трубку, да так и осталась сидеть у огня.
— Много сразу вопросов задала, — сказала она, — и про то, и про другое… Если про Сартак-Пая, старого богатыря, начать рассказывать… да про других богатырей начать рассказывать, то и ночи не хватит.
А потом подумала немножко и начала:
— Молодые теперь ничего не знают… Ходят по горам и не знают, что многие наши горы — это не горы. Это богатыри алтайские превратились в камень…
— Как это? — удивилась Чечек. — А нам в школе говорили…
— Ну, а раз говорили, тогда что же я расскажу? Ты уже все знаешь!
— Нет, нет, бабушка! — спохватилась Чечек. — Что в школе говорили — знаю, а что ты расскажешь — ничего не знаю! Расскажи, бабушка!
Бабушка Тарынчак помолчала немножко и начала снова:
— Давным-давно был на земле большой потоп, затопил все долины, все горы, всю землю. А после этого потопа земля потеряла свою твердость, мягкая стала и больше не могла держать богатырей на себе. И стали те богатыри горами — стоят на одном месте, землю не тревожат…
— Все наши горы, бабушка? — спросила Чечек с любопытством.
— Нет, не все, — ответила бабушка, — а вот есть горы: Казырган-гора есть, Казере-даг гора есть. Это два брата были, два богатыря — Казырган и Казере-даг. Поссорились эти братья и разошлись. Мать хотела их помирить, просила, уговаривала. Не захотели они помириться! Тогда мать рассердилась и закляла их тяжелым заклятьем. «Будьте же вы горами!» — сказала мать. Богатыри и превратились в горы. И сейчас стоят: Казырган на реке Абакане, а Казере-даг на реке Кемчине. Казырган-гора очень сердитая. Охотнику не надо ночевать на этой горе. Иногда Туу-Эззи Казырган выходит наверх и страшно хохочет ночью. Если человек услышит — скоро помрет…