Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести
Шрифт:
Чечек успокоилась: и что особенного — сгребать сено волокущей! Вот уж эти мальчишки! Воображают, будто трудное дело делают, а сами только и знают, что на лошадях сидят, только и смотрят, как бы с лошадей не свалиться. Подумаешь, труд! А Чечек что смотреть: она может заснуть на лошади и то не свалится!
Вот если бы на конных граблях проехать, вот на тех, которыми Кузьма управляет!.. Вон как плавно идет эта красивая новенькая голубая машина, вон как чисто и широко она загребает сено, как блестят
И вдруг дрогнула волокуша, затормозила…
— Стой! — крикнула Ардинэ.
Чечек остановила лошадь, но было уже поздно: Чечек загляделась на конные грабли и не видела, как ее край волокуши наехал на большой щербатый камень. Волокуша приподнялась, соскочила с камня и прошла дальше, но большая куча пушистого сена осталась позади, на зеленой скошенной луговине.
— Хо! — сказала Ардинэ. — Куда глядишь?
Чечек растерялась:
— Как же теперь, Ардинэ?
Но Ардинэ уже соскочила с лошади:
— Давай скорей запихнем в волокушу… Скорее, пока ребята не видали!
Чечек тоже спрыгнула с лошади. Девочки хватали охапки сена и закидывали обратно в волокушу. Платья сразу прилипли к плечам от пота, волосы на лбу взмокли, сено забивалось за ворот. Но Ардинэ и Чечек бегом носились с охапками и только глядели по сторонам — не видит ли их кто? Не смеются ли над ними?
Ардинэ подобрала последнюю охапку:
— Все! Садись, Чечек.
Они обе снова влезли на лошадей и тронулись к стогу — ровно, медленно, осторожно. Чечек уже не оглядывалась по сторонам, только глядела лошади под ноги.
Мальчишки промчались навстречу с пустой волокушей — Чечек даже и тут не оглянулась. Но вот наконец и утес с шатром густых лиственниц, вот и стог, вот и старый Устин прищурившись глядит на них:
— Завози сюда! Давай, давай! Ближе, ближе!..
Ардинэ и Чечек подвели волокушу к самому стогу, остановились. Подбежали рабочие, приподняли волокушу. Девочки тронули лошадей — и пушистая, легкая золотисто-зеленая гора сена осталась возле стога.
— Гони, гони! — закричал дед Устин. — Живей, живей, живей! Пока солнце на небе.
Девочки засмеялись, хлестнули лошадей.
— Только не все камни сшибайте! — крикнул им вслед дед Устин.
Чечек и Ардинэ переглянулись: вот старый, увидел все-таки! И, хлестнув еще раз отгулявшихся за весну лошадей и хлопнув их голыми пятками по гладким бокам, снова помчались на увал. Вот и опять круглая вершина увала. И опять, медленно спускаясь, загребает волокуша шуршащее сено. И снова сено, как облако, колышется над стенками волокуши…
— Гляди, Чечек! — повторяет Ардинэ. — Гляди!
— Гляжу, гляжу, — отзывается Чечек, — не бойся!.. — и, не оглядываясь по сторонам, вытирает рукавом вспотевший лоб.
Июльское солнце щедро поливало зноем,
Ходили по склонам деревянные волокуши, ходили конные грабли. Все меньше и меньше становилось сена в долине, а стога вырастали один за другим около скалы, под навесом лиственниц…
Уже примолкли веселые разговоры и у лошадей потемнели от пота бока, а дед Устин, все такой же расторопный, такой же живой, без устали покрикивал:
— А ну давай, давай! Дружок, дружок, погоняй! Шевели вилами, шевели, шевели! Давай, давай, пока солнце на небе!..
Чечек и не заметила, как все сено перетаскали с увала. Василь и Чот захватили последний прогон, и круглая гора стала вдруг гладкая и зеленая, будто умытая.
— А теперь куда — на тот склон? — спросила Ардинэ.
— Тот склон ребята подбирают, — ответил дед Устин.
— А куда же — на равнину?
— А что на равнине делать?
Ардинэ и Чечек оглянулись на равнину — конные грабли заваливали последние валы.
— А куда ж тогда?
— Тогда домой, — сказал дед Устин. — Время не раннее, живот кушать просит.
Только сейчас заметила Чечек, что полдень давно прошел и жаркое золотое марево в долине погасло.
Какой-то верховой выехал из тайги. Лошадь шла крупной рысью. Старый, коричневый от загара человек подъехал к стогам. Черные усы свешивались у него по углам рта, и жиденькая бородка торчала клином.
— Эзен! — глухо сказал он.
И все разноголосо ответили:
— Эзен! Эзен!
Чечек живо обернулась: чей это такой знакомый голос?
— Дедушка Торбогош! — закричала она и замахала рукой. — Здравствуй, здравствуй, дедушка!
Строгое лицо старого смотрителя табунов Торбогоша сразу засияло и заулыбалось всеми морщинами.
— Эзен, внучка! Эзен!
Торбогош поговорил с дедом Устином, посмотрел стога, спросил, сколько скошено и сколько еще косить…
Вскоре погнали лошадей домой, в стан. Мальчишки скакали впереди, Чечек и Ардинэ — за ними. Только бригадир Кузьма остался далеко позади: он ехал шагом — боялся повредить свою новенькую голубую машину.
Старый смотритель Торбогош сначала держал коня рядом с конем деда Устина, а когда кончил разговор, пустил своего Серого. Серый поднял гривастую голову, раздул ноздри и, еле касаясь земли копытами, полетел вперед по мягкой луговой дороге. Мальчишки пытались его догнать, но мелькнул в засиневшей дали силуэт пригнувшегося к шее коня всадника в острой шапке и исчез за поворотом…
Чечек вошла в аил усталая, разгоряченная. Бабушка Тарынчак понюхала воздух: