Собрание сочинений. Т. 5. Странствующий подмастерье. Маркиз де Вильмер
Шрифт:
— Следовало бы подправить и дверь, — сказал он, — здесь выломаны гербовые щиты, которые были в середине медальонов.
— Да, их выломали во времена революции, — проговорил управляющий, лицемерно отводя глаза, — это было неслыханным варварством, потому что делал их искуснейший мастер, сразу видно.
Щеки папаши Гюгенена зарделись ярким румянцем. Ему хорошо известно было имя того вандала, чьей рукой некогда нанесен был этот ущерб.
— Времена меняются, — сказал он с улыбкой, в которой было больше ехидства, нежели смущения, — меняются и гербы. В те времена крушили
— Но вы-то от этого не внакладе! — проговорил управляющий с недобрым смешком, которым обычно сопровождал свои, как он сам называл их, язвительные шпильки.
— Да и вы не в убытке, господин Лербур, — отпарировал старый мастер. — Не окажись тогда эти двери сломанными, не было бы теперь у вас ключей от них. А если бы замок этот не понадобилось продать, вряд ли бы младшей ветви господ Вильпрё так повезло: им никогда в жизни не удалось бы откупить этот замок у старшей ветви за ассигнации, а значит, и стать такими богатыми.
— Семейство де Вильпрё всегда было богатым, — надменно произнес господин Лербур. — Насколько мне известно, они и до покупки имения не были нищими.
— Ба! — насмешливо заметил папаша Гюгенен. — Все мы нищие у господа бога, все под ним ходим — кто пешком, кто верхом, кто в карете.
Пока шла эта не относящаяся к делу перепалка, Пьер внимательно рассматривал дверь. Но когда он попытался открыть ее, чтобы взглянуть на другую ее сторону, господин Лербур его остановил.
— Сюда нельзя, — строго сказал он, — дверь заперта изнутри. Здесь комната мадемуазель де Вильпрё, и входить сюда в ее отсутствие разрешено только мне.
— Однако придется же когда-нибудь снимать ее с петель, чтобы починить, — заметил старый Гюгенен. — Или вы хотите, чтобы она так и оставалась с дырами?
— Об этом мы поговорим после, — отвечал господин Лербур. — Пока речь идет только о лестнице. Так вот, значит, здесь она должна стоять. А теперь будьте добры спуститься, я покажу вам план.
Пьер спустился с хоров, и управляющий развернул перед ним несколько больших гравюр. Это были офорты — копии с различных интерьеров фламандских художников.
— Барышне угодно, — пояснил господин Лербур, — чтобы лестница была сделана на манер одной из тех, которые вы видите здесь. Требуется найти среди них такую, которая наиболее подходит к стилю этой залы, и взять ее за образец. Вот я и поручил нарисовать план, сообразуясь со всеми правилами геометрии. Надеюсь, если хорошенько вам его растолковать, вы сможете им воспользоваться?
— Этот план не годится, — произнес Пьер, едва бросив взгляд на чертеж, который управляющий с важным видом развернул перед ним.
— Ну что это вы такое говорите, мой друг, — сказал управляющий. — Этот план сделан моим сыном — моим собственным сыном!
— Значит, ваш сын ошибся, — очень спокойно отвечал ему Пьер.
— Да будет вам известно, мастер Пьер, что сын мой служит в управлении шоссейных дорог! — закричал господин Лербур, побагровев от досады.
— Охотно верю, — сказал, улыбаясь, Пьер, — но будь ваш сын сейчас здесь, он сам бы увидел, что ошибся, и начертил бы план заново.
— Уж не вы ли собираетесь ему указывать как, господин умник?
— На это ему указал бы его собственный здравый смысл, господин управляющий, тогда я мог бы точно следовать этому плану.
Папаша Гюгенен тихонько ухмылялся в седую бороду; он был в восторге: сын мстил господину Лербуру за те намеки, которые тот позволил себе в отношении бывшего Кассия.
— Ну-ка, поглядим, что за план, — сказал он с видом знатока и, вытащив из кармана своей длинной, доходящей до самых колен рабочей куртки роговые очки, оседлал ими нос и внимательно стал рассматривать чертеж, хотя ровно ничего в нем не понимал. Чертежи всегда были для старого мастера книгой за семью печатями, он относился к ним с презрением, но на этот раз чутьем понял, что прав его сын, и уверенно заявил, что план действительно не годится, это сразу же бросается в глаза. Он говорил так уверенно, что Пьер уже было подумал, не научился ли отец в его отсутствие читать чертежи, когда заметил, что тот держит план вверх ногами, и поспешил забрать у него бумагу, опасаясь, как бы управляющий, который, впрочем, и сам был не слишком сведущ в подобного рода материях, этого не заметил.
— Ваш уважаемый сынок, может, и весьма смышлен по части всяких там шоссейных дорог, — говорил папаша Гюгенен усмехаясь, — но только я что-то не слыхивал, чтобы на дорогах часто строили лестницы. Знай сверчок свой шесток! Так-то, господин Лербур, не в обиду будь вам сказано!
— Так, значит, вы не беретесь делать эту лестницу? — спросил господин Лербур, обращаясь к одному только Пьеру.
— Нет, почему же, берусь, — мягко ответил Пьер. — Только план я начерчу новый, хотя и в том же роде. Вот здесь будут дубовые перила с ажурною резьбой и скульптурными украшениями такого же стиля, что и на этих деревянных сводах.
— Так вы к тому же еще и скульптор? — колко спросил Лербур. — Выходит, на все руки мастер?
— О нет, далеко не на все, — простодушно отозвался Пьер и вздохнул. — Я многого не умею даже из того, что мне следовало бы уметь. Но попробуйте испытать меня, может быть, я вам угожу, и тогда вы простите меня за то, что я осмеливался вам перечить. Мне не хотелось вас обидеть, даю вам слово. Если бы нужно было строить мост или дорогу прокладывать, я рад был бы поработать под началом у господина Изидора и, уверен, многому бы у него научился.
Несколько смягчившись, господин Лербур согласился в конце концов выслушать суждения Пьера о недостатках в чертеже лестницы. Объяснение это, сделанное как нельзя более мягким тоном, оказалось столь ясным, что папаша Гюгенен сразу же все понял, ибо благодаря многолетней практике и врожденному здравому смыслу превосходно разбирался в своем ремесле. Зато господин Лербур, который так же мало смыслил в теории, как и в практике, обливался потом, силясь понять хоть что-нибудь в словах Пьера. В конце концов они сошлись на том, что Пьер сделает новый чертеж и чертеж этот будет показан архитектору, пользующемуся доверием семейства де Вильпрё.