Собрание сочинений. т.1.

Золя Эмиль

Он приблизился к кровати и, увидав бледное лицо умирающей, разразился рыданиями. Там — Юлия в ореоле пепельных локонов, развалившаяся в глубоком кресле, с полусердитой, полусмеющейся гримаской. Здесь — Бланш в мягком полумраке: голова запрокинута на подушки, глаза закрыты, черты лица, уже тронутые неумолимой рукой смерти, заострились и стали более строгими. В своей неподвижности она казалась мраморным изваянием, лоб стал еще выше, губы плотно сомкнулись.

На мгновенье г-н де Рион замер в безмолвии перед этим застывшим лицом, исполненным обличающего красноречия.

Ему

хотелось, чтобы ее губы разжались, чтобы хоть слабый признак жизни развеял его страх. Он наклонился и робко спросил:

— Бланш, вы слышите меня? Скажите что-нибудь, прошу вас.

Легкая судорога пробежала по лицу умирающей, и она подняла веки. Муж увидел ее глаза, блуждающие и необычайно прозрачные. Они как будто искали кого-то и наконец остановились на нем. Он впервые видел смерть вблизи, и так как не испытывал настоящей скорби, той слепой скорби, что заставляет порывисто бросаться на труп любимого существа, — от него не укрылась ни одна подробность страшной агонии. Он подумал о себе, о том, что и ему суждено когда-нибудь умереть и самому пройти через все это.

Бланш посмотрела на мужа и узнала его. Потом вздохнула, пытаясь улыбнуться. Она понимала, что, умирая, должна все простить. Меж тем в ней происходила борьба. В ней заговорили все страдания обманутой супруги, и, чтобы простить их виновника, ей пришлось вспомнить, что теперь она отрешилась от мира и ее больше не тяготит бремя земных горестей.

Бланш уже забыла, что сама послала за мужем в ту минуту, когда рядом не было никого, кому она могла бы довериться, и у нее мелькнула мысль потребовать у мужа клятвы. Теперь у нее отлегло от сердца, она нашла покровителя для дочери, и ей незачем просить обещаний у г-на де Риона.

Муж был у ее постели, и это немного удивляло ее. Она смотрела на него без гнева, как на знакомого, которому надо улыбнуться на прощание. Но по мере того как она приходила в себя, ей все вспомнилось и стало почти жаль этого человека, который по слабохарактерности стал негодяем. Теперь она была исполнена милосердия.

— Друг мой, — произнесла она еле слышно, — хорошо, что вы пришли. Я умру спокойнее.

Господин де Рион, растроганный этой невысказанной жалобой, снова всхлипнул.

Бланш продолжала:

— Не отчаивайтесь. Я больше не страдаю, я спокойна, я счастлива. У меня только одно желание — сгладить все несогласия, какие у нас были. Я не хочу уносить в могилу дурные мысли, не хочу, чтобы у вас осталось хоть малейшее угрызение совести. Если я вас чем-нибудь обидела, простите меня, как я прощаю вас.

Нервы г-на де Риона не выдержали, сердце дрогнуло. Он дал волю слезам.

— Мне нечего вам прощать, — пробормотал он, Вы добры. Я так жалею, что несходство характеров разлучило нас. Посмотрите, я плачу, я в отчаянии.

Бланш видела, что он с трудом выдавливает из себя слова. Он внушал ей жалость. Этому человеку не приходило в голову раскаиваться, умолять ее о прощении. Он просто обезумел от страха.

Она понимала, что, если бы бог сотворил чудо и продлил ее дни, г-н де Рион завтра снова вернулся бы к прежнему образу жизни и опять

бы ее покинул. Она умирает, но из кончины жены он не извлечет урока; для него это только печальное, тягостное происшествие, при котором он вынужден присутствовать.

Она вновь улыбнулась, глядя ему прямо в лицо, проявляя и в эту минуту больше силы духа, чем он.

— Попрощайтесь со мной, — прошептала она. — Я не сержусь, клянусь вам. Быть может, когда-нибудь эти мои слова послужат вам утешением. Желаю вам этого.

Она замолкла.

— Скажите мне ваши последние желания, попросил г-н де Рион.

— У меня нет никаких желаний, — ответила Бланш. — Мне нечего у вас просить, нечего советовать. Ведите себя так, как велит вам сердце.

Она не хотела говорить о дочери; ей казалось неблагородным вырвать у него клятвы, которые он не способен сдержать.

И она повторила еще тише:

— Прощайте. Не плачьте.

Бланш отпустила мужа легким движением руки, закрыв глаза, не желая больше его видеть. Он отошел к ногам кровати, не имея сил отвести взгляд от страшного зрелища.

Послали за доктором. Он пришел, понимая, что его присутствие уже бесполезно. Старый священник, который утром причастил умирающую, также находился здесь. Он опустился на колени и вполголоса читал отходную.

Бланш все больше и больше слабела. Конец приближался. Вдруг она приподнялась, призывая дочь. Так как г-н де Рион не двинулся с места, Даниель, который все время безмолвно стоял в углу, сдерживая слезы, побежал за Жанной, игравшей в соседней комнате. Бедная мать безумными, широко раскрытыми глазами смотрела на дочь, хотела протянуть к ней руки, но была не в силах. И Даниелю пришлось поднять Жанну на руки; он держал ее, а ножками она опиралась о край деревянной кровати.

Девочка не плакала. С наивным удивлением она рассматривала искаженное лицо г-жи де Рион.

Когда же ее лицо разгладилось и просветлело, исполнившись неземной радости, Жанна узнала ласковую улыбку матери и тоже стала улыбаться, протягивая к ней ручки.

Так умерла Бланш, улыбаясь своему улыбающемуся ребенку.

Она устремила на Даниеля последний взгляд, взгляд умоляющий и властный. Даниель держал на руках Жанну: он вступал на путь своего долга.

Господин де Рион преклонил колени перед телом жены, вспомнив, что так принято в подобных случаях. Доктор ушел, и сиделка поспешила зажечь две восковых свечи. Священник поднялся с колен, чтобы приложить распятие к губам Бланш, и снова начал молиться.

В спальне становилось душно, Даниель с Жанной на руках перешел в соседнюю комнату и встал у окна. Здесь он плакал в тишине, а девочка забавлялась, следя за быстрыми огоньками экипажей, проезжавших по бульвару.

Все стихло. Только вдалеке горнисты Военной школы трубили вечернюю зорю.

III

Под утро Даниель поднялся к себе в комнату.

У этого восемнадцатилетнего юноши было детское сердце. Необычные обстоятельства жизни обострили его чувствительность. Его юношеский пыл, преданность и любовь казались даже несколько смешными.