Собрание сочинений. т.1.

Золя Эмиль

— Черт возьми, почему ты удираешь так поспешно? — спросил он на улице своего друга.

— Я не люблю Лорена, — пробормотал Даниель.

— Честное слово, мне он тоже не по душе. Но я хотел бы подольше остаться там, чтобы отгадать, почему его жена такая грустная… Мы пойдем еще туда, не правда ли?

— Да, конечно.

Они возвращались домой пешком. Жорж задумался, он испытывал неведомые ему раньше чувства, и время от времени кровь горячей волной приливала к его лицу; он предавался сладостным мечтам. Мрачный, подавленный Даниель шел, низко опустив

голову, желая как можно скорее остаться в одиночестве.

Поднявшись в свою комнату, он опустился на стул и зарыдал. Он был как в лихорадке и обвинял себя в том, что слишком поздно вернулся к Жанне. Он чувствовал, что падение еще не совершилось, но не знал, какие шаги предпринять, чтобы немедленно предотвратить несчастье. Слова умершей пришли ему на намять: «Когда вы станете мужчиной, вспомните мои слова, и вы увидите, что может вытерпеть женщина. Я знаю, как тягостно одиночество и какая нужна сила духа, чтобы не сломиться». И вот сейчас Жанна, одинокая, безвольная, стоит на краю пропасти.

Даниель слишком много выстрадал, чтобы лгать самому себе. Любовь снова овладела всем его существом, и только от стыда и малодушия он молчал о ней. В Мениль-Руже однажды ночью под проливным дождем он пережил подобный кризис. Тогда в припадке бешеной ревности он хотел вырвать Жанну из объятий Лорена. Теперь он стремился защитить молодую женщину от нее самой, помешать ей завести любовника; он приходил в отчаяние и жестоко страдал.

Чтобы обмануть себя, он ссылался на возложенную на него миссию и считал, что выполняет священный долг. На этот раз он защищает честь и гордую чистоту молодой женщины и спасает ее от упреков совести. Борьба еще никогда не была такой острой и решительной.

Потом Даниелю становилось ясно, что он лжет, что это любовь заставляет его так горячо желать счастья Жанне, и он смеялся от жалости к себе. Он разобрался в своих чувствах. Честный наставник превратился в пылкого влюбленного, только из ревности охранявшего порученную ему женщину.

Он рыдал, сжимая голову руками, и с тоской думал, как спасти ее и себя.

Не видя выхода, он взял лист бумаги и принялся писать молодой женщине. Слезы высохли на его щеках; рука лихорадочно бегала по бумаге.

Два часа не поднимал Даниель головы; в письме он открыл свою душу. Это был порыв страсти, поток нежности, который сокрушал все препятствия и широко разливался вокруг. Вся его любовь, все долго сдерживаемое обожание нашли выход в этой исповеди. Несчастный решился сказать все; его захлестнуло волнение, и он не сознавал даже того, что писал; он отдавался увлекавшей его внутренней силе и облегчал свое сердце; он задыхался, и ему недоставало свежего воздуха.

Даниель остановился, как только почувствовал себя спокойнее. Он даже не перечитал того, что вышло из-под его пера. Подавив в себе желание поставить свое имя, он не подписался.

На следующий день письмо было отправлено Жанне. Он не знал, какое впечатление оно произведет. Но у него появилась надежда.

XIII

Даниель писал Жанне:

«Простите

меня, я больше не могу молчать и должен открыть вам свое сердце. Вы никогда не узнаете, кто я. Это признание незнакомца, который так малодушен, что не в силах любить вас, не говоря вам об этом.

Я ни о чем не прошу, но хочу только, чтобы вы прочли это письмо и знали, что где-то во мраке, преклонив колени, плачет человек, когда плачете вы. Если мы проливаем слезы вдвоем, на душе становится легче. Я рыдаю один и знаю, как тягостно одиночество исстрадавшемуся сердцу.

Мне не нужно утешений, я согласен и дальше испытывать жестокие муки, но я хотел бы, чтобы вы вкусили высшее блаженство и покой возвышенной любви.

И я вам пишу, что люблю вас, что вы не одиноки и не следует отчаиваться.

Вам неизвестны горькие радости, какие испытывает душа в молчании и во мраке. Мне кажется, что я люблю вас неземной любовью, я уношусь мечтами в лазурную бесконечность, и там вы принадлежите мне, только мне. Никто не проникнет в мою тайну, я оберегаю свою любовь, как скупой — свои сокровища; один я люблю вас и лишь один знаю, что люблю.

Однажды вечером вы показались мне грустной. А я ничего не могу сделать для вашего счастья, я для вас ничто, и даже не осмеливаюсь умолять вас, чтобы вы жили в созданной мною мечте. Воспарите душой, отрешитесь от всего земного и подарите мне свою любовь, мне, которого вы никогда не увидите.

Там, в вышине, вы обретете тот мир, где я живу.

Я прижал руки к сердцу, пытаясь его успокоить. Но сердце продолжало биться. Тогда в экстазе я опустился перед вами на колени, как перед святой.

Не знаю, для чего еще я родился. Я родился, чтобы любить вас, громко говорить вам о своей любви, а я должен молчать, вечно молчать. Я хотел бы стать вещью, которая вам служит, землей, по которой вы ступаете.

Я плачу, вы видите, плачу от стыда и горя. Знаю, что вы страдаете, боретесь с собой. А я здесь тоскую в одиночестве и содрогаюсь при мысли, что вы, быть может, поколеблете веру, которая держит меня у ваших ног. Вы меня понимаете, не правда ли? Я трепещу за свои чувства, за свою веру.

Я жил так счастливо там, в вышине, молчаливо обожая вас. Как хорошо было бы подняться нам туда вдвоем и в этой бесконечности любить друг друга…»

И Даниель продолжал в том же духе, повторяя все те же рассуждения. Одна мысль неотступно преследовала его: он любит Жанну, а Жанна готова полюбить другого. Письмо содержало только эту мысль, выраженную на все лады, среди самых страстных признаний. Оно было продиктовано верой и любовью.

Жанна не раз получала надушенные послания от поклонников, готовых броситься к ее ногам. Обычно после первой же строчки она рвала эти записки, не вызывавшие у нее даже смеха. Письмо Даниеля пришло в момент грустного пробуждения, когда измученная душа с тревогой встречает день, боясь, что к ней вернется вчерашняя тоска. Молодая женщина прочла первые фразы, и ее охватило глубокое волнение. Листы бумаги дрожали у нее в руках, и слезы застилали глаза.