Собрание сочинений. Том 10
Шрифт:
В наши дни английские писатели, прямо намекая на нынешнюю испанскую революцию, утверждают, с одной стороны, что движение 1820 г. было только военным заговором, а с другой, — что оно было только результатом русской интриги. Оба утверждения одинаково нелепы. Что касается военного восстания, то мы видели, как, несмотря на то, что оно потерпело неудачу, революция одержала победу; кроме того, загадка, которую надлежит разрешить, заключается не в заговоре 5000 солдат, а в том, что этот заговор одобрили армия в 35000 человек и весьма верноподданная нация в двенадцать миллионов населения. То, что революция началась в рядах армии, весьма просто объясняется; ведь из всех органов испанской монархии только армия подверглась во время войны за независимость коренному преобразованию и революционизированию. Что касается русской интриги, то Россия, этого нельзя отрицать, приложила руку к делам испанской революции: из всех европейских держав Россия первая признала конституцию 1812 г. договором, заключенным 20 июля 1812 г. в Великих Луках [274] , она первая поддержала революцию 1820 г., первая предала ее Фердинанду VII, первая зажгла факел контрреволюции в разных местах
274
20 (8) июля 1812 г. в Великих Луках был заключен договор между русским правительством и представителями Кадисских кортесов о дружественных союзных отношениях России и Испании в войне против наполеоновской Франции, а также о восстановлении и развитии торговых отношений между двумя странами. Подписав этот договор, Россия тем самым признавала законность Кадисских кортесов и выработанной ими конституции.
275
Имеется в виду автор анонимной книги «Examen critique des revolutions d'Espagne de 1820 a 1823 et de 1836» («Критический анализ революций в Испании в 1820–1823 и 1836 гг.»), вышедшей в Париже в 1837 г. в 2-х томах.
«Трудно отделаться от впечатления, что правительство само становилось причиной ниспровержения существующего порядка вещей».
Если к этому прибавить любопытный факт, что президент Соединенных Штатов в своем послании [276] восхвалял Россию за то, что она обещала ему не допустить вмешательства Испании в дела южноамериканских колоний, то не останется и тени сомнений касательно роли России в испанской революции. Однако что доказывают все эти факты? Доказывают ли они что Россия вызвала к жизни революцию 1820 года? Ничуть не бывало; они доказывают лишь то, что она помешала испанскому правительству оказать ей сопротивление. Что рано или поздно революция должна была опрокинуть абсолютную и клерикальную монархию Фердинанда VII, это доказывается: 1) рядом заговоров, с 1814 г. следовавших один за другим; 2) свидетельством г-на де Мартиньяка, французского комиссара при герцоге Ангулемском во время легитимистского похода в Испанию; 3) свидетельством, которым нельзя пренебречь, свидетельством самого Фердинанда VII.
276
См. примечание 227.
В 1814 г. Мина намеревался вызвать восстание в Наварре, дал первый знак к сопротивлению, призвал к оружию, вступил в крепость Памплону, но, не доверяя собственным приверженцам, бежал во Францию. В 1815 г. генерал Порльер, один из самых прославленных герильерос времен войны за независимость, провозгласил конституцию в Ла-Корунье. Он был обезглавлен. В 1816 г. Ричард намеревался силой захватить короля в Мадриде. Он был повешен. В 1817 г. адвокат Наварро с четырьмя сообщниками погиб на эшафоте в Валенсии за то, что провозгласил конституцию 1812 года. За такое же преступление в том же году на Мальорке был расстрелян бесстрашный генерал Ласи. В 1818 г. полковник Видаль, капитан Сола и другие, провозгласившие конституцию в Валенсии, были разбиты и преданы казни. Заговор на острове Леон был лишь последним эпизодом той непрерывной борьбы, в которой столько отважных мужей в 1808–1814 годах сложили головы.
Г-н де Мартиньяк, опубликовавший в 1832 г., незадолго до своей смерти, книгу «Испания и ее революция», говорит так:
«Прошло два года с тех пор, как Фердинанд VII вернул себе абсолютную власть, а все еще продолжались проскрипции по вине камарильи, набранной из отбросов человечества. Вся государственная машина перевернута вверх дном: царит полный беспорядок, застой и путаница — налоги, распределенные самым неравномерным образом, финансы в ужасающем состоянии, займы без кредита, невозможность удовлетворить самые настоятельные нужды государства, армия без жалованья, судьи, оплачивающие сами себя взятками, продажная и бездельничающая администрация, неспособная что-либо улучшить или даже что-либо предохранить от гибели. Отсюда всеобщее недовольство в народе. Новая конституционная система была встречена с энтузиазмом большими городами, торговым п промышленным классами, людьми свободных профессий,
армией и пролетариатом. Ей противились только монахи, а крестьянство она приводила в недоумение» [277] .
Таковы предсмертные признания человека, который послужил одним из главных орудий разрушения этой новой системы. Фердинанд VII в своих декретах от 1 марта, 11 апреля, 1 июня 1817 г. и 24 ноября 1819 г. и других буквально подтверждает слова г-на Мартиньяка и заканчивает свои сетования так:
«Народные жалобы, стон которых стоит у нас в ушах, покрывают одна другую».
277
Приведенная цитата взята из т. I книги: Martignac. «Essai historique sur la revolution d'Espagne et sur l'intervention de 1823», Paris, 1832 (Мартиньяк.
Это показывает, что не требовалось никаких Татищевых, чтобы вызвать революцию в Испании.
К. МАРКС
РЕАКЦИЯ В ИСПАНИИ [278]
Лондон, пятница, 1 сентября 1854 г.
Прибытие в Мадрид полков Викальваро воодушевило правительство на более активную контрреволюционную деятельность. Восстановление закона о печати 1837 г., приукрашенного всеми строгостями дополнительного закона 1842 г., прикончило ту часть «зажигательной» прессы, издатели которой не смогли представить требуемый cautionnement [залог. Ред.]. 24 августа вышел последний номер «Clamor de las Barricades» под заглавием «Ultimas Barricades», поскольку оба издателя этого издания арестованы. На его место в тот же день появилась новая реакционная газета под заглавием «Las Cortes».
278
Заглавие данной статьи воспроизводится по «New-York Daily Tribune». В записной книжке Маркса эта статья отмечена как «Испанская революция».
«Его превосходительство военный губернатор дон Сан-Мигель», — говорится в программе этой газеты, — «который удостаивает нас своей дружбой, милостиво предложил нашей газете свое сотрудничество. Его статьи будут подписаны инициалами. Лица, стоящие во главе газеты, будут энергично защищать революцию, победившую злоупотребления и эксцессы развращенной власти, но свое знамя они водрузят лишь в лоне учредительного собрания. Только там и может быть дан великий бой».
Имеется в виду великий бой за интересы Изабеллы II и Эспартеро. Вспомним, что тот же Сан-Мигель на банкете представителей прессы объявил, что у печати нет иных критериев, кроме ее самой, здравого смысла и просвещения народа, что она представляет учреждение, которое не могут уничтожить ни меч, ни каторга, ни ссылка, ни какая-либо другая сила в мире. И в тот самый день, когда он предлагает свое сотрудничество прессе, он не находит ни слова возражения против декрета, уничтожающего столь милую ему свободу прессы.
За отменой свободы печати вскоре последовала отмена свободы собраний, тоже в силу королевского декрета. В Мадриде были распущены клубы, а в провинциях хунты и комитеты общественной безопасности, за исключением тех, которые министерство признало «депутациями». Союзный клуб был закрыт декретом министерства, несмотря на то, что Эспартеро лишь за несколько дней перед этим принял звание его почетного председателя, — факт, который лондонская газета «Times» тщетно пытается отрицать. Этот клуб послал депутацию министру внутренних дел с требованием увольнения сеньора Сагасти, губернатора Мадрида, обвиняя его в нарушении свободы печати и права собраний. Г-н Санта-Крус ответил, что не может выносить порицание государственному чиновнику за моры, принятые с одобрения совета министров. В результате началось серьезное волнение; однако Пласа де ла Конститусион была занята национальной гвардией, и тем дело кончилось. Едва лишь небольшие газеты были закрыты, как более крупные, до тех пор оказывавшие покровительство Сагасти, начали с ним спорить. Чтобы заткнуть рот газете «Clamor Puhlico», ее главный редактор, г-н Корради, был назначен министром. Но этой меры будет недостаточно, так как нельзя ввести в состав министерства всех редакторов.
Однако наиболее смелым шагом контрреволюции является разрешение королеве Кристине выехать в Лиссабон, после того как совет министров обязался передать вопрос о ее судьбе учредительным кортесам, это — измена, которую пытаются прикрыть, объявив до решения суда конфискацию испанских имений Кристины, составляющих, как известно, наименее значительную часть ее состояния. Таким образом, Кристина дешево отделалась, а теперь мы узнаем, что и Сан-Луис благополучно добрался до Байонны. Самое интересное во всем деле — это способ, каким было достигнуто упомянутое решение. 26 августа несколько патриотов и национальных гвардейцев собрались, чтобы обсудить меры охраны общественной безопасности, осудили правительство за его колебания и полумеры и решили отправить депутацию в совет министров с требованием удалить Кристину из дворца, где она строит козни против народной свободы. Весьма подозрительно, что к этому предложению присоединились два адъютанта Эспартеро и сам Сагасти. В результате совет министров собрался на заседание, итогом которого явилось тайное бегство Кристины.
25 августа королева в первый раз показалась публично, на прогулке в Прадо [бульвар в Мадриде. Ред.], в сопровождении своего так называемого мужа и принцессы Астурийской. Но приняли ее, по-видимому, крайне холодно.
Комитет, назначенный для составления отчета о состоянии финансов в момент падения министерства Сарториуса, опубликовал этот отчет в «Gaceta», где ему предпослан доклад сеньора Кольядо, министра финансов. Согласно отчету, текущая задолженность Испании равна 33000000 долларов, а весь дефицит — 50000000. По-видимому, даже чрезвычайные средства правительства были взяты вперед за целые годы и растрачены. Доходы Гаваны и Филиппин были взяты за два с половиной года вперед. Суммы, полученные от принудительного займа, исчезли бесследно. Ртутные рудники Альмейды заложены на много лет вперед. Наличных остатков, подлежащих внесению в депозитную кассу, не существует. Равным образом не существует фонда по военному заместительству. 7485692 реала подлежат уплате за полученный, но не оплаченный табак. Также подлежат уплате 5505000 реалов по счетам за общественные работы. Согласно заявлению г-на Кольядо, сумма обязательств самого неотложного характера равняется 252980253 реалам. Меры, предложенные им для покрытия этого дефицита, характерны для настоящего банкира; он предлагает восстановить спокойствие и порядок, взимать дальше все старые налоги и заключить новые займы. В соответствии с этим советом Эспартеро получил от главных мадридских банкиров 2500000 долларов на основании обещания строго придерживаться политики партии модерадос. Насколько он намерен выполнить свое обещание, показывают его последние мероприятия.