Собрание сочинений. Том 10
Шрифт:
Взглянем теперь на оборотную сторону медали. Силистрия освобождена. Русские отступают на левый берег Дуная; Они готовятся даже к эвакуации Добруджи и постепенно ее осуществляют. Гирсова и Мэчин разрушены. Река Серет, по-видимому, является тем рубежом, который русские избрали для обороны не своих завоеваний, а своей собственной территории. Хитрый старый хорват Омер-паша, который не хуже другого умеет придержать язык или соврать «во имя долга», одновременно посылает один корпус в Добруджу, другой на Рущук, охватывая, таким образом, сразу оба фланга русских. Тогда возможны были другие, гораздо более удачные маневры, но старый Омер, по-видимому, лучше знает турок и союзников, чем мы. С военной точки зрения правильнее было бы двинуть войска через Добруджу или Калараш на коммуникации противника, но после всего того, что мы видели, нельзя даже обвинить Омера в том, что он упустил удобный случай. Известно, что его армия очень плохо обеспечивается продовольствием, почти ничем не снабжена и поэтому но может совершать быстрых передвижений, которые отдалили бы ее от ее базы или открыли бы новые операционные линии. Такие передвижения являются решающими по своим результатам, когда они предпринимаются с достаточными силами; но они не под силу. армия, которая кормится впроголодь и проходит по бесплодной стране. Известно, что Омер-паша ездил в Варну просить помощи у союзных генералов, которые находились тогда с 75000 превосходных солдат в четырех переходах от Дуная; но ни Сент-Арно, ни Раглан не считали нужным отправиться туда, где можно было встретиться с неприятелем. Поэтому Омер и не мог сделать больше того, что он сделал. Он послал 25000 человек на Добруджу и с остальными войсками направился на Рушук. Здесь его войска переходили с острова на остров, пока не перебрались через Дунай, затем внезапным маршем влево взяли с тыла Журжево и изгнали оттуда русских. На следующий день русские расположились на высотах к северу от Журжева, где их атаковали турки.
Совершенно бесполезно детально разбирать военные операции на данном этапе. Боевые действия не представляют большого интереса с точки зрения тактики; это несложные. прямолинейные, фронтальные атаки, при передвижении войск обе стороны руководствуются больше дипломатическими, чем стратегическими мотивами. Очень возможно, что кампания закончится без каких-либо крупных военных операций, так как на Дунае ничто не подготовлено для большого наступления, что же касается взятия Севастополя, о котором мы так много слышим, то дело, вероятно, будет откладываться, пока близость зимы не заставит перенести его на будущий год.
Все приверженцы консерватизма в Европе должны были бы, казалось, изменить свои взгляды под впечатлением неразрешимости восточного вопроса. Вся Европа вот уже шестьдесят лет оказывается явно неспособной уладить этот ничтожный спор. Франция, Англия и Россия, наконец, вступают в войну. Они шесть месяцев ведут войну, но до сих пор еще не сражались, разве что по ошибке или в очень мелких масштабах. Под Варной стоят от восьмидесяти до девяноста тысяч английских и французских солдат во главе с бывшим военным секретарем старого Веллингтона [Рагланом. Ред.] и французским маршалом [Сент-Арно. Ред.] (наиболее выдающиеся подвиги которого совершены были, впрочем, в лондонских ломбардах); французы ничего не делают, а англичане по мере своих сил помогают им в этом; и так как подобный образ действий кажется им, возможно, не совсем почетным, то эскадры приходят на рейд в Балчик, чтобы взглянуть на них и выяснить, какая из двух армий с большим достоинством наслаждается этим dolce far niente [блаженным ничегонеделанием. Ред.]. И хотя союзные армии до сих пор только поедали запасы, на которые рассчитывала турецкая армия, да в течение двух месяцев день за днем бездельничали под Варной, они все еще не готовы к выполнению своих обязанностей. Если бы к ним обратились, они освободили бы Силистрию в мае будущего года. Те самые войска, которые завоевали Алжир и изучили теорию и практику войны на одном из самых сложных театров военных действий [197] , те солдаты, которые сражались против сикхов на песчаных берегах Инда и против кафров в колючих кустарниках Южной Африки [198] , странах, значительно более диких, чем Болгария, — теперь эти солдаты беспомощны, бесполезны, ни на что неспособны и притом в стране, которая даже экспортирует хлеб!
197
Речь идет о захватнических войнах, которые французские колонизаторы вели в Алжире в 30—40-х годах XIX в. с целью покорения этой страны. Вторжение французов в Алжир вызвало длительное и упорное сопротивление арабского населения. С французской стороны война велась с исключительной жестокостью. К 1847 г. завоевание Алжира в основном было завершено, но борьба алжирского народа за свою независимость не прекращалась.
198
Сикхи — религиозная секта, возникшая в XVI в. на территории Пенджаба (Северная Индия). Учение сикхов о равенстве людей стало идеологией развернувшейся с конца XVII в. борьбы крестьян против индийских феодалов и афганских захватчиков. В дальнейшем среди самих сикхов выделилась феодальная верхушка, представители которой стояли во главе государства сикхов, включавшего в начале XIX в. весь Пенджаб и ряд соседних областей. В 1845–1846 и 1848–1849 гг. Англия вела кровопролитные захватнические войны с сикхами, закончившиеся установлением английского господства в Пенджабе, что завершило превращение всей Индии в английскую колонию.
С 1811 г. с перерывами Англия вела в Капской земле захватнические «кафрские войны» (кафры — принятое в XIX в. собирательное название племен, населяющих юго-восточную Африку) против племен коса. По мирному договору 1853 г. племена коса вынуждены были уступить английским колонизаторам часть своих земель.
Но если союзники не могут похвастаться своими подвигами, не лучше обстоит дело и у русских. Русские имели вполне достаточно времени, чтобы подготовиться. Они и делали все, что могли, так как с самого начала знали, какое встретят сопротивление. И все же, на что они оказались способны? Ни на что. Они не смогли отнять у турок ни пяди оспариваемой ими территории; они не смогли взять Калафат; они ни в одном сражении не смогли разбить турок. А ведь это те самые русские, которые, под командованием Миниха и Суворова, завоевали черноморское побережье от Дона до Днестра. Но Шильдер не Миних, а Паскевич не Суворов, и хотя русский солдат больше чем какой-либо другой в состоянии выдержать порку, но и он, как и всякий другой, теряет свою стойкость, если постоянно должен отступать.
Истина такова, что консервативная Европа — Европа «порядка, собственности, семьи и религии», — Европа монархов, феодалов, капиталистов, как ни различны их взаимоотношения в различных странах, — снова обнаруживает свое полное бессилие. Пусть Европа прогнила, но война должна была пробудить в ней здоровые элементы, должна была вновь выявить скрытые силы. И уж, конечно, в числе двухсот пятидесяти миллионов людей нашлось бы кому вести настоящую борьбу, в которой обе стороны могли бы обрести ту славу, которую ум и сила приносят на поле боя. Но нет, не только буржуазная Англия и бонапартистская Франция неспособны вести настоящую, энергичную, упорную войну; но даже Россия, та европейская страна, которая менее всего заражена «безбожной и расслабляющей цивилизацией», неспособна на это. Турки хороши для внезапных наступательных действий и пригодны к упорному сопротивлению при обороне; но они, по-видимому, не созданы для обширных и сложных комбинаций с большими армиями. Вот почему все сводится к такой степени бессилия, к такому обоюдному признанию собственной слабости, которые, кажется, уже не удивят ни одну из сторон. При таких правительствах, как нынешние, эта восточная война может вестись еще тридцать лет и все же ни к чему не привести.
Но в то время как официальные круги во всей Европе демонстрируют свою бездарность, в юго-западной части этого континента пробуждается движение, которое сразу показывает, что существуют все же другие, более действенные силы. Каковы бы ни были действительный характер и результат восстания в Испании, можно сказать с уверенностью, что оно так будет относиться к грядущей революции, как швейцарское и итальянское движения 1847 г. к революции 1848 года [199] . Два важных момента выявляются в этом восстании. Во-первых, армия, с 1849 г. фактически правящая на континенте, внутренне раскололась и отказалась от своего призвания поддерживать порядок, чтобы в противовес правительству провести в жизнь свое собственное мнение. Дисциплина научила армию сознавать свою власть, но эта же власть привела к ослаблению дисциплины. Во-вторых, мы были свидетелями успешной баррикадной борьбы. С июня 1848 г. [200] , где бы ни воздвигались баррикады, они до сих пор оказывались бесполезными. Баррикады, как форма сопротивления войскам со стороны населения большого города, казалось, совсем не достигали цели. Это предубеждение теперь развеяно.
199
Имеются в виду движения 1847 г. в Швейцарии и Италии, явившиеся предвестниками революции 1848–1849 гг. в Европе. См. статью Ф. Энгельса «Движения 1847 года» (настоящее издание, том 4, стр. 460–470).
200
Речь идет о героическом восстании парижского пролетариата 23–26 июня 1848 г., жестоко подавленном французской буржуазией. Поражение июньского восстания явилось сигналом к наступлению контрреволюции в европейских странах.
Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 29 июля — 1 августа 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4159, 17 августа 1854 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
ЭСПАРТЕРО
Отличительной чертой всех революций является то, что именно тогда, когда народ, кажется, стоит на пороге великих начинаний, когда ему предстоит открыть новую эру, он дает увлечь себя иллюзиями прошлого и добровольно уступает всю свою с таким трудом завоеванную власть, все свое влияние представителям — подлинным или мнимым — народного движения минувшей эпохи. Эспартеро — один из таких людей прошлого, которых народ в моменты социальных кризисов привык сажать себе на спину и от которых потом ему так же трудно избавиться, как Синдбаду-мореходу от злого старика, зажавшего его шею ногами. Спросите испанца, принадлежащего к так называемой прогрессистской школе, каково политическое значение Эспартеро, и он, не задумываясь, ответит вам, что
«Эспартеро воплощает в себе единство великой либеральной партии; Эспартеро популярен, потому что вышел из народа; его популярность служит исключительно делу прогрессистов».
Он, действительно, сын ремесленника, поднявшийся до поста регента Испании; вступив в армию простым солдатом, он ушел из нее фельдмаршалом. Но если он и символизирует единство великой либеральной партии, то, пожалуй, лишь как посредственность, в которой нейтрализуются все крайности. Что же касается популярности прогрессистов, то без преувеличения можно сказать, что ей наступил конец в тот момент, как со всей массы партии она была перенесена на эту отдельную личность.
Тот факт, что до сих пор никто не сумел раскрыть секрет успеха Эспартеро, является лучшим доказательством двусмысленного и исключительного характера этого успеха. В то время как его друзья отделываются неопределенными аллегориями, его враги, намекая на некую черту его частной жизни, объявляют его попросту счастливым игроком. Видно, ни тем, ни другим не удается установить какую-либо логическую связь между человеком, с одной стороны, его славой и именем — с другой.
Военные заслуги Эспартеро в такой же мере спорны, в какой его политические промаха неоспоримы. В объемистой биографии Эспартеро, составленной г-ном де Флорес [201] , много говорится о боевой доблести и полководческом искусстве, проявленных им в провинциях Чаркас, Ла-Пас, Арекипа, Потоси и Кочабамба, где он сражался под командой генерала Морильо, которому было поручено вернуть южноамериканские государства под власть испанской короны. Однако об общем впечатлении, которое его американские подвиги оставили в легко возбудимых головах его земляков, достаточно говорит прозвище «вождя аякучизма», данное ему самому, и кличка «аякучосы», данная его приверженцам, — намек на проигранную при Аякучо битву, в которой Перу и Южная Америка были окончательно потеряны для Испании [202] . Слов нет, весьма оригинален тот герой, который получил свое историческое прозвище не от победы, а от поражения. За семь лет войны против карлистов он ни разу не отличился каким-либо смелым ударом вроде тех, которые быстро доставили его сопернику Нарваэсу репутацию воина железной закалки. Он, несомненно, обладал даром наилучшим образом использовать мелкие успехи, но если Марото выдал ему последние силы претендента, то это было чистейшей случайностью, а восстание Кабреры в 1840 г. представляло всего лишь запоздалую попытку гальванизировать труп карлизма [203] . Сам г-н де Марлиани, историк современной Испании и почитатель Эспартеро, вынужден признать, что эта семилетняя война может сравниться только с феодальными войнами мелких владетелей Галлии в Х веке, когда успех не являлся результатом победы [204] . Кроме того, к несчастью, оказывается, что из всех подвигов Эспартеро в Испании самое яркое впечатление оставило если не поражение в полном смысле слова, то по меньшей мере дело, весьма странное для героя свободы: он прославился бомбардировкой городов, а именно — Барселоны и Севильи. Если бы испанцы, — говорит один писатель [205] , — захотели его изобразить в образе Марса, они придали бы этому богу вид «сокрушителя стен».
201
«Espartero. Historia de Su vida Militдr у Politica у de los grandes Sucesos contemporaneos» («Эспартеро. История его военной и политической деятельности и больших успехов, достигнутых в настоящее время»); 4-томная работа испанского буржуазно-либерального историка Хосе Сегундо Флореса, вышедшая в Мадриде в 1843 году. Маркс пользовался вторым изданием этой работы, 1 и 2 тома которой вышли в 1844 г., 3 и 4 — в 1845 году.
202
Битва на равнине Аякучо (Перу) — одно из крупнейших сражений войны за независимость испанских колоний в Америке (1810–1826) — произошла 9 декабря 1824 года. В этом сражении колумбийские и перуанские войска почти полностью уничтожили испанскую армию. Результатом явилось создание независимой республики Боливии и обеспечение независимости Южной Америки.
203
31 августа 1839 г. между главнокомандующим силами карлистов генералом Марото и Эспартеро, командовавшим королевскими войсками, было подписано в Вергаре соглашение, которое положило конец гражданской войне в Испании. Карлистские воинские части были распущены, а дон Карлос 14 сентября 1839 г. эмигрировал во Францию. Попытка карлистского генерала Кабрера продолжать борьбу привела в июле 1840 г. к полному разгрому карлистов.
204
Маркс, очевидно, имеет в виду книгу Марлиани «Historia polltica de la Espana moderna» («Политическая история современной Испании»), вышедшую в 1840 г. в Барселоне.
205
Маркс цитирует вышедшую анонимно книгу Хьюза: «Revelations of Spain in 1845. By an English resident». London, 1845, v. I, p. 14 («Правда об Испании в 1845 г. Сочинение англичанина, постоянно проживавшего в этой стране». Лондон, 1845, т. I, стр. 14). Далее Маркс приводит цитату со стр. 15–16 этой же книги.
Когда в 1840 г. Кристину принудили отречься от регентства и бежать из Испании, Эспартеро, вопреки желанию весьма значительной части прогрессистов, принял высшую власть в рамках парламентского режима. Он окружил себя чем-то вроде камарильи и разыгрывал из себя военного диктатора, в сущности не пытаясь подняться выше уровня рядового конституционного монарха. Его милостями пользовались скорее модерадос [206] , чем старые прогрессисты, которые, за редкими исключениями, были отстранены от должностей. Не умиротворив своих врагов, он постепенно оттолкнул своих друзей. Не найдя в себе мужества разбить оковы парламентского режима, он не смог ни принять его, ни использовать, ни превратить в орудие для действия. За три года его диктатуры революционный дух постепенно был сломлен в результате бесконечных компромиссов, а раздоры в прогрес-систской партии, никем не сдерживаемые, достигли такой остроты, что модерадос смогли посредством coup de main [внезапного удара. Ред.] вернуть себе всю полноту власти. Таким образом, Эспартеро настолько утратил свой авторитет, что им же назначенный посол в Париже вступил против него в заговор с Кристиной и Нарваэсом; он стал настолько беспомощным, что не смог парировать эти жалкие интриги и мелкие плутни Луи-Филиппа. Он настолько не понимал собственного положения, что неосмотрительно пытался пойти против общественного мнения, которое только и ждало повода, чтобы уничтожить его.
206
Модерадос (moderados — умеренные) — партия сторонников конституционной монархии, представлявшая интересы крупной буржуазии и либерального дворянства, возникла в начале буржуазной революции 1820–1823 годов. В 40—50-х годах одним из лидеров партии являлся генерал Нарваэс — организатор контрреволюционного военного мятежа в 1843 г. (см. примечание 187), затем фактический диктатор Испании. Во время четвертой буржуазной революции (1854–1856) модерадос выступали против каких-либо буржуазных преобразований и шли на соглашение с самыми реакционными силами.