Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович
Шрифт:
И вдруг вместо него явился Тавров. Один… ночью, когда многие больные уже спали. Несколько часов он, скрипя снегом, уминал тропинку в насаждениях Хижняка около больницы: все порывался, но не решался войти. И вот, совсем закоченев, как с неба свалился. Приподнявшись на локте, придерживая у горла широкий воротник рубашки, Ольга испуганно смотрела на него. На его лице выражалось страдание и какое-то робкое оживление. Горячая волна нежности прихлынула к сердцу Ольги. Сказалось ли это в ее глазах, почувствовал ли Тавров ее душевный
— Я не могу дольше жить без тебя, — прошептал он. — Я честно старался совладать с собой, но только измучился, устал и как будто на сто лет постарел душой.
Ольга посмотрела на дверь, в которую каждую минуту мог войти Иван Иванович, на соседние кровати и снова обернулась к Таврову.
— Если у тебя такое же чувство, то зачем эта мука? — говорил он, завладев ее рукой и страстно и нежно целуя ее тонкие пальцы. — Кому легче от наших мучений? Неужели он не понимает, не видит, как ты чахнешь?
— Мы потом поговорим об этом.
— Почему потом?
— Сейчас я боюсь, что может войти он, — призналась Ольга, стыдясь такого признания, но не сумев скрыть своего ужасного беспокойства. — Он здесь…
Тавров неотрывно глядел на нее широко открытыми глазами, похоже, он совсем не слышал ее слов.
— Я вижу: мне самому надо действовать решительнее. Когда тебе станет лучше, я сразу увезу тебя к себе, — неожиданно вырвалось у него.
— Увезешь? — повторила Ольга, слегка уязвленная: как будто она предмет обстановки и они оба могут распоряжаться ею по своему усмотрению.
Но глаза его, увлажнившиеся, мягко блестевшие, говорили о покорности, о преданности.
— Разве ты еще долго будешь здесь? — спросил он, лаская взглядом лицо Ольги.
— Ты все знаешь? — вместо ответа с трудом вымолвила она, вся покраснев.
Тавров утвердительно наклонил голову: нервное удушье помешало ему говорить, и он промолчал, снова целуя ее руки.
Он словно забыл о том, что находится в больничной палате, где несколько пар посторонних глаз и ушей. Женщины спали или притворялись спящими, но если хоть одна из них бодрствовала, то уж никак не могла — даже спросонья — принять его за Ивана Ивановича.
— Мы поговорим потом, — повторила Ольга. — Верь мне. Но сейчас тебе надо уйти. Я прошу…
Ее лицо выражало такое тревожное беспокойство, что Тавров наконец опомнился.
— Ухожу! — сказал он и встал рывком. — Только помни — обратно повернуть невозможно.
«Как странно складываются людские отношения!» — с горестью думал Иван Иванович, снова шагая по коридору.
Мысль о том, что вот сейчас он объяснится с Ольгой и все станет ясно и до дикости безобразно, неожиданно остановила его: надо было еще подумать!
В комнате отдыха сидели больные, слушали радиопередачу.
— Спать, спать
Передавали последние известия. Он прислушался, вошел и, сев в уголке на диване, снова словно оцепенел.
В мире шла война. На востоке разбойничала Япония; на западе не стихал гул самолетов: англичане бомбили Берлин, немцы сбрасывали бомбы на Лондон. Придворные Букингемского дворца отсиживались в убежище. Король и королева отсутствовали: дворец подвергался бомбежке уже в четвертый раз.
— «Жили-были король и королева!» — пробормотал Иван Иванович. — Да… Жили-были…
Бомба попала в большой дом, где находилось много людей… Конечно, король останется невредимым при любой бомбежке. Чопорные леди и лорды умчатся в убежище. Как же насчет этикета в такие минуты? Яркая озорная искорка промелькнула в глазах Аржанова и погасла.
«Заводы Ковентри производили высокосортные стали, они, конечно, работали на войну. Но там жили тысячи металлургов. У них были семьи… Да, были!»
Хирург огляделся. Он сидел в комнате один, даже не заметив, как исчезли больные, которых спугнуло его появление. А Ольга? А разговор с нею? Ивана Ивановича точно взрывной волной подбросило и вынесло в коридор.
Все уже спали в палате, одна Ольга лежала с открытыми глазами, не слыша приближения мужа. Он тихо подошел и остановился, сдерживая тяжелое дыхание, всматриваясь в ее задумчивое, странно разгоревшееся лицо.
— Ты? — еле слышно промолвила Ольга, и красные пятна ярче проступили на ее щеках. — Ты здесь?
— Где же мне еще быть? — Иван Иванович вспомнил объяснение с Варей и с чувством неловкости добавил: — Я не мог зайти раньше.
Неужели он чувствует себя виноватым перед Ольгой в том, что выслушал признание влюбленной девушки? Злая ироническая усмешка искривила губы Ивана Ивановича, но рука Ольги, к которой он слегка прикоснулся, опалила его сухим жаром. Только теперь доктор заметил лихорадочное состояние жены.
— У тебя высокая температура… Ты не вставала сегодня?
Густые вихорки его бровей озабоченно сошлись к переносью: мысль о возможном осложнении вмиг вытеснила все остальное.
«Опять ухожу с тем же!» — думал Аржанов, возвращаясь домой из больницы.
Тревога за здоровье Ольги смягчила его настороженное отношение к ней, вызванное чувством обиды и ревности. Далекий от всепрощения, он никому не подставил бы под удар вторую щеку, но Ольга была для него самым дорогим человеком.
Снег скрипел под его неторопливыми шагами, мороз обжигал лицо, перехватывая дыхание, но Иван Иванович все шел, пока не очнулся на привычной дорожке у реки и не остановился, соображая. Идти сейчас к себе, в пустую квартиру, он не мог, надо было еще больше устать, чтобы, придя домой, сразу свалиться и уснуть.