Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
— Когда много ездишь, с кем только не сталкиваешься, — заявил Кэсс с философской жизнерадостностью (так ему по крайней мере казалось).
— Может, и так. Но я-то этого не замечала. До сих пор никто со мной груб не был. А я еще вот такая маленькая была, а уже ездила по всей стране и с самыми разными людьми. И всегда, всегда поступала, как находила нужным, и никаких неприятностей. Я всегда делаю, что хочу. А почему бы и нет? Другим это, может, не нравится. А мне нравится. Я люблю, чтобы было интересно. Я хочу увидеть все, на что стоит посмотреть. Не понимаю, почему я должна таскать за собой провожатого
Она говорила резко и вызывающе, так явно отвечая Кэссу на все его невысказанные упреки, что он нисколько не удивился, когда она заговорила напрямик.
— Я знаю, вам очень не понравилось, что я поехала за следственным судьей, за этим Хорнсби, после того как мы нашли труп.
— Зато это понравилось Хорнсби, — язвительно вставил Кэсс.
— На что вы намекаете? — резко спросила она.
— Вы, как будто, были с ним в дружбе, пока…
— Пока он не оскорбил меня, вот только что, при вас… Вы об этом?
— Пока он не решил, — запинаясь, произнес Кэсс, что раз вы… не так… вы понимаете… если вы не так осмотрительны, как другие девушки, то ему можно позволить себе кое-какие вольности.
— И только потому, что я осмелилась проехать с ним вдвоем целую милю, чтобы узнать, какие вещи случаются в жизни, и попробовала быть полезной вместо того, чтобы гулять по Главной улице и глазеть на витрины.
— …сияя красотой, — перебил Кэсс. Но эта беспомощная, совсем несвойственная Кэссу попытка сказать комплимент встретила внезапный отпор.
Мисс Портер выпрямилась и посмотрела в окно.
— Вам хочется, чтобы остаток пути я прошла пешком?
— Что вы! — вскричал Кэсс, покраснев до ушей и чувствуя себя последним наглецом.
— В таком случае больше не говорите ничего подобного.
Наступило неловкое молчание.
— Как жаль, что я не мужчина, — сказала она вдруг вполне искренне и даже с горечью.
Кэсс Бэрд был слишком молод и не умудрен опытом и еще не успел заметить, что подобные жалобы вырываются из уст тех женщин, у которых меньше всего оснований сетовать на свою принадлежность к слабому полу; если бы не выговор, который ему только что сделали, он, несомненно, горячо запротестовал бы — как всегда протестуют мужчины, если подобное желание выражают нежные, розовые губки, хотя, как ни странно, они предпочитают помалкивать, когда в их присутствии мужеподобная старая дева начинает восхвалять женщин. Я уверен, впрочем, что мисс Портер была вполне искренна, потому что через секунду она продолжала, слегка надув губки:
— А ведь я бегала смотреть на все пожары в Сакраменто. Когда мне не было еще десяти. Я видела, как сгорел театр. И никто меня тогда за это не осуждал.
Кэсс не удержался и спросил, а как смотрят родители на ее мальчишеские вкусы. Ответ последовал характерный для нее, хоть и не совсем удовлетворительный:
— Как смотрят? Пусть только попробуют что-нибудь сказать!
Карета миновала крутой поворот, и лунный
— Что у вас с шеей? — внезапно спросила девушка.
Кэсс скосил глаза на грудь и густо покраснел, заметив, что ворот его шикарной матросской рубахи разорван. Однако в прорехе виднелась не только белая и нежная почти девическая кожа; вся рубаха спереди была выпачкана в крови, сочившейся из небольшой ранки на плече. Кэсс вспомнил, что во время драки с Хорнсби он почувствовал боль в этом месте.
У девушки заблестели глаза.
— Я перевяжу вас, — живо сказала она. — Не возражайте. Я умею делать перевязки. Идите сюда… Нет, сидите. Я сама подойду к вам.
И она подошла, перешагнув через среднюю скамейку, и опустилась рядом с ним. Снова он ощутил прикосновение ее волшебных пальцев и почувствовал ее дыхание на своей груди, когда она нагнулась к нему.
— Это пустяки, — сказал он поспешно, выведенный из равновесия не столько раной, сколько лечением.
— Дайте мне свою фляжку, — приказала она, не обращая внимания на его слова. Он почувствовал щиплющую боль, когда она промывала ранку спиртом, и пришел в себя.
— Ну вот, — продолжала она, накладывая на его плечо импровизированную повязку из своего платка и компресс из его галстука. — А теперь застегните куртку, не то простудитесь.
Она настояла, чтобы он дал ей самой застегнуть на нем куртку; женщины, конечно, ценят мужскую силу, но еще больше они любят прийти на помощь мужчине в его слабости. И все же после этого она смущенно отодвинулась от Кэсса и сама удивилась своему смущению: откуда оно могло взяться — ведь кожа у него тоньше, прикосновения нежнее, одежда чище и — хотя этого не следовало бы говорить — его дыхание пахнет куда приятнее, чем у большинства мужчин, в обществе которых она оказывалась благодаря своим мальчишеским привычкам, чем даже у ее собственного отца. Подумав, она решила, что даже ее мать не источает такого явного благоухания. Помолчав, мисс Портер спросила:
— Что вы намерены делать с Хорнсби?
Кэсс еще не успел об этом подумать. Вспышка недолговечного гнева ушла в прошлое вместе с причиной, ее породившей. Кэсс ничуть не боялся своего противника, но был бы рад никогда с ним больше не встречаться. Он сказал только:
— Это будет зависеть от него.
— О, вы больше о нем никогда не услышите, — уверенно заявила она. — А все же вам не мешало бы поразвить мускулы. Они у вас, как у девочки… — Но тут она смутилась и прикусила язык.
— Как мне поступить с вашим платком? — спросил бедный Кэсс, которому не терпелось переменить тему.
— Если хотите, оставьте его себе. Только не показывайте его каждому встречному, как то кольцо. — Заметив, как он огорчился, она поспешила добавить: — Конечно, это пустяки. Будь кольцо вам дорого, вы не стали бы показывать его и болтать. Разве нет?
От этих слов ему стало легче: должно быть, так оно и есть, только раньше это как-то не приходило ему в голову.
— А вы действительно его нашли? — спросила мисс Портер серьезно. — Скажите честно, нашли?
— Да.
— И у вас нет никакой знакомой Мэй?