Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня
Шрифт:
— Вот, — сказал его величество, размышляя, — это именно такая корона, какую я должен надеть, когда полечу на небо. У меня должна быть такая корона на голове — мисс Биддэмс сказала. Мне хотелось бы надеть ее сейчас. Хотелось бы поиграть ею. Я возьму ее и буду играть ею очень осторожно, пока мама не спросит. А может быть, ее для меня и купили, чтобы играть, так же как колясочку.
Его величество король прекрасно знал, что говорит против своей совести, потому подумал тотчас же вслед за этим: «Ничего, я поиграю ею, только пока мама не спросит о ней, а тогда я скажу: “Я
Если бы мама пришла в эту минуту, все обошлось бы благополучно. Но она не пришла, и его величество король засунул бумагу, футляр и звезду за пазуху своей блузки и ушел в детскую.
— Когда мама спросит, я скажу, — успокаивал он свою совесть.
Но мама не спрашивала, и целых три дня его величество король наслаждался своим сокровищем. Он не нашел ей достойного применения, но она была так великолепна и имела, как ему было известно, отношение к самим небесам. Однако мама все еще не спрашивала, и ему начинало порой казаться, что блеск звезды уже тускнеет. Что было толку в алмазной звезде, если она доставляла, в конце концов, столько мучений? Наряду с другими сокровищами он обладал и розовой тесемочкой, но часто желал, чтобы только она и была у него. Он в первый раз поступил дурно, и сознание о дурном поступке начало мучить его тотчас же после того, как пропал интерес тайного обладания «алмазной короной».
Каждый день промедления отодвигал возможность признания людям, живущим за дверями детской. Несколько раз собирался он остановить красиво одетую леди, когда она выходила из дома, и объяснить ей, что он, и никто другой, взял прекрасную «алмазную корону», о которой никто не спрашивал. Но она торопливо проходила к экипажу, и случай был уже упущен, прежде чем его величество король успевал перевести дыхание, которое захватывало у него от волнения. Ужасная тайна отдалила его от мисс Биддэмс, Патси и жены комиссионера и причинила ему новое огорчение, когда Патси, не зная, чем объяснить его сосредоточенную молчаливость, сказала, что он на нее дуется.
Длинны были дни для его величества короля и еще длиннее ночи. Мисс Биддэмс не раз говорила ему раньше о неизбежной участи воров, и, когда они проходили по грязным улицам мимо центральной тюрьмы, у него дрожали ноги.
Облегчение наступило к вечеру одного дня, после пускания лодочек в большом водоеме, находящемся в глубине сада. Его величество король пришел пить чай, и в первый раз, на его памяти, еда была противна ему. Нос у него был очень холодный, а щеки, наоборот, горели, как в огне. Ноги были так тяжелы, что, казалось, на них висели гири, а голова как будто распухла, и он сжимал ее несколько раз обеими руками.
— Как это смешно! — сказал его величество король, потирая нос. — В моей голове что-то стучит и звенит — бум-бум.
Он тихо, без шалостей лег в постель. Мисс Биддэмс не было дома, слуга раздел его.
После нескольких часов тяжелого сна он проснулся и чувствовал себя так плохо, что даже забыл о своем преступлении с «алмазной
— Мисс Биддэмс! Мисс Биддэмс! Я хочу пить!
Нет ответа. Мисс Биддэмс ушла на свадьбу к калькуттской школьной подруге. Его величестсо король забыл об этом.
— Я хочу пить! — кричал он, но вместо крика выходил хрип из его пересохшего горла. — Дай мне Пить! Где мой стакан?
Он сел в постели и огляделся кругом. Звук голосов доносился из соседних комнат. Лучше встать лицом к лицу с неизвестным, чем дрожать здесь в темноте. Он сполз с кровати, но ноги как-то странно не слушались его, и он пошатнулся раз или два. Затем он толкнул дверь и остановился на пороге — маленькая, задыхающаяся фигурка с ярко-красным лицом — ярко освещенной комнаты, полной роскошно одетых дам.
— Мне очень жарко! Мне очень больно! — простонал его величество король, цепляясь за портьеру. — И в стакане нет воды, а я хочу пить. Дайте мне пить.
Видение в черном и белом — его величество король с трудом различал окружающие его предметы — подняло его к столу и попробовало его лоб и виски. Появилась вода, он с жадностью пил, и его зубы стучали о край стакана. Затем, кажется, все ушли, все, кроме большого человека в черном и белом, который отнес его обратно в постель, а папа и мама шли за ним. И мысль о преступлении с «алмазной короной» вновь овладела его помраченным сознанием.
— Я вор! — вздохнул он. — Я хочу сказать мисс Биддэмс, что я вор. Где мисс Биддэмс?
Мисс Биддэмс подошла и наклонилась над ним.
— Я вор, — прошептал он. — Вор такой же, как люди в тюрьме. Но я теперь все расскажу. Я взял алмазную корону, которую человек оставил в зале на столе. Я развернул бумагу и открыл маленький ящик, и она так хорошо блестела. Мне захотелось поиграть ею, и я взял ее, а потом испугался. Она лежит там, на дне ящика с игрушками. Пойдите достаньте ее оттуда.
Мисс Биддэмс послушно пошла к нижней полке шкафа и взяла большую коробку, в которой его величество король держал драгоценнейшие из своих сокровищ. Под оловянными солдатиками, среди нескольких сплющенных пуль, блестела и переливалась бриллиантовая звезда, небрежно завернутая в клочок бумаги, на котором было написано несколько слов. Кто-то вскрикнул в головах постели, и мужская рука дотронулась до лба его величества короля, который развернул сверток на своем одеяле.
— Вот алмазная корона, — сказал он и горько заплакал. Возвратив сокровище, он снова почувствовал, как оно ему дорого.
— Это относится и к вам, — сказал голос стоящего у изголовья. — Прочтите записку. Теперь нечего больше скрывать.
Записка была коротка, но многозначительна и подписана только одним инициалом. «Если на вас будет это завтра вечером, я буду знать, чего мне ожидать». С того числа, которым была помечена записка, прошло уже три недели.
Послышался шепот, затем глубокий мужской голос снова произнес: «И ты все еще далека от меня! Мне кажется, мы уже квиты? Ну неужели же мы не можем раз навсегда покончить с этим безумием? Стоит ли оно этого, дорогая?»