Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня

Киплинг Редьярд Джозеф

— Да, к этому мы все приходим рано или поздно. А хватило бы у вас характера уйти со сцены теперь?

У м-с Хауксби задрожали губы, но она тотчас же взяла себя в руки и засмеялась.

— Мне кажется, я уже вижу себя делающей это. Большое объявление на стене, напечатанное жирным шрифтом: «М-с Хауксби! Последнее появление на сцене! Предупреждаются все!» Нет больше танцев, нет верховой езды, завтраков, театра с ужинами после него, нет ссор с милым, дорогим другом. Нет больше фехтований с неприличным человеком, который не умеет одеться так, чтобы нравиться, и не умеет выразить своих чувств в подходящей

форме. Кончены появления всюду с Муссуком, прекращаются невероятные истории, которые рассказывает обо мне всей Симле м-с Таркесс! Нет больше ничего, на что уходила жизнь, что было гнусно, отвратительно и для чего вместе с тем стоило жить. Да! Я вижу все это! Не прерывайте, Полли, на меня нашло вдохновение. Воздушное, белое «облако», обрамлявшее великолепные плечи, смято, кресло пятого ряда в Новом театре и обе лошади проданы. Очаровательное видение! Уголок за драпировкой у входа в большой зал или милые скрипящие ступени веранды, выходящей в сад! А потом ужин! Представляете себе эту картину? Прожорливая толпа устремляется к выходу. Робкий субалтерн, розовый, как новорожденный младенец, право, они должны дубить субалтернов, прежде чем выпустить их в свет, Полли. Хозяйка призвала его к исполнению обязанностей. Он неуклюже пробирается ко мне через весь зал. Натягивает перчатки вдвое больше его руки — ненавижу людей, носящих перчатки свободные, как пальто. Он старается принять независимый вид. «Могу я предложить вам руку, чтобы вести вас к ужину?» И я поднимаюсь с холодной улыбкой на губах. Приблизительно так.

— Люси, перестаньте дурачиться.

— И торжественно выступаю, опираясь на его руку. Так! После ужина я уезжаю рано — вы знаете, как я боюсь простуды. Потом, пока я стою на ступенях с «белым облаком» на голове и сырость понемногу проникает сквозь бальные туфли в чулки и холодит мои бедные маленькие ножки, Том до хрипоты взывает, чтобы разбудить мемсахибгхари, который заснул в рикше. А затем дома и ложиться в постель в половине одиннадцатого! Истинно великолепная жизнь, украшаемая еще визитами патера, возвращающегося с похорон кого-нибудь там.

Она протянула руку по направлению к кладбищу, потом продолжала, драматически жестикулируя:

— Слушайте! Я вижу все. Вижу даже скелет! Но сначала похороны. Могу описать их. Пара лошадей… гроб-покров… факелы!

— Люси, ради Бога, не размахивайте же так идиотски руками! Помните, что каждый может видеть вас внизу.

— Пусть видят! Подумают, что я репетирую «Падшего ангела». Смотрите! Вон Муссук. Как некрасиво он сидит на лошади! Фу!

С неподражаемой грацией она посылала в то же время воздушный поцелуй одному из представителей высшей администрации Индии.

— Теперь, — продолжала она, — он будет хвастаться в клубе, в изысканных выражениях, свойственных этим скотам, а мальчик Хаулей расскажет мне потом, смягчая подробности, из боязни оскорбить меня. Он слишком хорош для нашей жизни, Полли. Я серьезно думаю посоветовать ему бросить светскую службу и идти в духовную. В его теперешнем настроении он меня послушается. Милое счастливое дитя!

— Пожалуйста, не начинайте снова, — с негодующим видом перебила ее м-с Маллови. — Будете вы завтракать сегодня? Люси, ваше поведение позорно.

— Сами виноваты! — резко возразила м-с Хауксби. — Хотите

внушить мне отречься от всего, что мне так присуще. Нет! Jamais! Никогда! Я буду играть, танцевать, ездить верхом, веселиться, злословить, кутить, отбивать законных пленников у всех женщин, которых намечу как жертву. Буду, буду, пока не исчезну или пока женщина, лучше меня, не опозорит меня перед всей Симлой, не забросает меня грязью.

Она направилась в гостиную. М-с Маллови последовала за ней и обняла ее за талию.

— Я ничего… — проговорила м-с Хауксби, бодрясь и разыскивая платок в кармане. — Я не была дома десять вечеров подряд и репетировала после полуночи. Это утомило бы и вас. Все это только от того, что я устала.

М-с Маллови не стала сочувствовать м-с Хауксби, не стала уговаривать ее прилечь, но предложила ей вторую чашку чаю и продолжала разговор.

— Через все это я прошла, дорогая моя, — сказала она.

— Я припоминаю, — возразила м-с Хауксби с лукавой улыбкой на оживившемся лице. — В 84-м году, не так ли? Вы выезжали гораздо меньше в последний сезон.

М-с Маллови улыбнулась немного свысока и загадочно.

— Я получила внушение.

— Милое, прелестное дитя, может быть, вы присоединились к теософам и целовали толстые пятки Будды? Я тоже пробовала толкнуться к ним, но они изгнали меня за неверие. Нет надежды усовершенствовать мою несчастную, заблудшую душу.

— Нет, я не сделалась теософкой. Джек говорит…

— Оставьте Джека. Что говорит муж, всегда известно вперед. Что сделали вы?

— Мне удалось произвести впечатление и долго иметь влияние на человека.

— Все это есть у меня уже более четырех месяцев, но нисколько не утешает меня. Я возненавидела мужчин. Перестанете ли вы многозначительно улыбаться и скажете ли наконец, в чем дело?

М-с Маллови сказала:

— И вы… хотите… сказать, что все это было совершенно платонически с обеих сторон?

— Совершенно. Ничего иного я никогда не допустила бы.

— И своим последним повышением он обязан вам?

М-с Маллови кивнула головой.

— И вы предостерегали его от девочки Топсхэм?

Второй утвердительный кивок.

— И сказали ему об особом внимании к нему сэра Дугальда Делани?

Третий кивок.

— Зачем?

— И это спрашивает женщина! Прежде всего потому, что это забавляло меня. И я горжусь им теперь. Пока я жива, он будет идти вперед. Я направила его на правильный путь к рыцарству и ко всему, чего стоит достигать мужчине. Остальное зависит от него самого.

— Полли, вы необыкновенная женщина!

— Ничуть не бывало. Я сосредоточилась на одном, вот и все. Вы разбрасываетесь, дорогая. И хотя всей Симле известно ваше искусство держать в упряжке…

— Не выберите ли слова получше?

— В упряжке не меньше полдюжины, от Муссука до мальчика Хаулея, но вы ничего от этого не выигрываете. Даже не забавляетесь.

— А вы?

— Испробуйте мой рецепт. Возьмитесь за мужчину, не мальчика, заметьте, почти зрелого, ничем не связанного, и будьте его путеводной звездой, вдохновителем и другом. Вы увидите, что найдете самое интересное занятие, какое только можно себе представить. Так будет, не смотрите на меня с недоверием, так будет, потому что так было со мной.