Собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
— Мышечное воздействие.
— Прекрасно, — сказали экзаменаторы, и несчастный студент перевел дух. Однако высокий тут же вновь ринулся в атаку, вопросив: — А эта мышца поперечно-полосатая или гладкая?
— Гладкая! — взвизгнул Том наугад, и оба экзаменатора, потирая руки, пробормотали: «Отлично, отлично!» — после чего волосы Тома утратили вертикальное положение, и он перестал дышать так, словно находился в турецкой бане.
— Сколько зубов у кролика? — внезапно спросил высокий экзаменатор.
— Не знаю, — с подкупающей откровенностью ответил студент.
Профессора торжествующе переглянулись.
— Он не знает! — насмешливо воскликнул пучеглазый.
— Когда у вас в следующий раз на обед будет кролик, рекомендую вам пересчитать
Догадавшись, что это шутка, Том тактично засмеялся весьма жутким, загробным смехом.
Затем экзаменаторы принялись терзать его вопросами о птеродактилях, о разнице в строении летучей мыши и птиц, о миногах, о хрящеперых рыбах и ланцетнике. На все эти вопросы он дал ответы, более или менее удовлетворившие экзаменаторов, но чаще — менее. Когда наконец звякнул колокольчик, указывая, что настало время экзаменующимся перейти к другим столам, высокий профессор нагнулся над лежащим перед ним списком и сделал на нем следующую иероглифическую пометку: S.В.
Зоркие глаза Тома различили эти буквы, и он направился к соседнему столу весьма довольный, так как знал, что они означают «satis bene», то есть «удовлетворительно», ну, а поставленный за ними минус его не тревожил. Ответил ли он лучше или хуже положенного, не имело для него ни малейшего значения. Зоологию он сдал, а все остальное его пока не интересовало.
Глава IX
ПРИСКОРБНЫЙ ПРОВАЛ
Однако впереди его ждало немало камней преткновения. Едва он подошел к ботаническому столу, как седобородый профессор молча указал на ряд микроскопов, подразумевая, что студенту следует посмотреть в них и объяснить, что он там увидел. Вся душа Тома, казалось, сосредоточилась в глазу, прижатом к окуляру, пока он безнадежно сверлил взглядом нечто, походившее на каток, исчерченный коньками, — никакого другого ответа он найти не мог.
— Быстрее, быстрее! — нетерпеливо проворчал экзаменатор (вежливость на экзаменах в Эдинбургском университете поистине редкий гость). — Либо отвечайте, либо переходите к следующему микроскопу.
Этот почтенный профессор ботаники, человек, в сущности, очень добрый, славился как один из наиболее злокозненных экзаменаторов той школы, которая считает экзамены единоборством между профессорами и студентами. По его мнению, экзаменующийся стремился благополучно сдать экзамен, а его долг заключался в том, чтобы стремиться всячески этому воспрепятствовать, что ему в большинстве случаев блестяще удавалось.
— Быстрее, быстрее, — ворчливо повторял он.
— Это срез листа, — сказал студент.
— Ничего подобного! — с торжеством провозгласил экзаменатор. — Вы сделали грубую ошибку, сэр. Очень, очень грубую: это спирилла водяного растения. Переходите к следующему.
Том, объятый смятением, побрел вдоль стола и поглядел в следующую медную трубку.
— Это препарат устьица, — сказал он, вспомнив рисунок в своем учебнике.
Профессор мрачно покачал головой.
— Правильно, — сказал он. — Переходите к следующему.
Третий препарат поставил студента в точно такой же тупик, как и первый, и он, стиснув зубы, уже готовился к неизбежному, когда непредвиденное обстоятельство склонило чашу весов в его пользу. Второй экзаменатор, еще не превратившийся в такую окаменелость, как большинство его коллег, сохранил достаточно жизнелюбия, чтобы интересоваться вещами, чуждыми его науке, и теперь он узнал в экзаменующемся студенте юного героя, который претерпел увечье, спасая честь своей страны. Профессор был пламенным патриотом и проникся к Тому живейшей симпатией; заметив, что бедняге грозит неизбежная гибель, он поспешил вмешаться, вывел его на правильную дорогу с помощью наводящих вопросов и помогал не сбиться с нее, пока вновь не звякнул колокольчик. Этот молодой экзаменатор с удивительной проницательностью и тактом сумел удержаться в пределах весьма ограниченных знаний Тома. Как ни трудна была эта задача, он достиг цели, и, хотя его собрат покачивал седовласой головой и всякими другими способами выражал порицание невежеству студента, он все же был вынужден поставить S.В. в лежавшем перед ним списке.
Увидев это, Том глубоко вздохнул и направился к третьему столу, испытывая то смешанное чувство уверенности и страха, с каким жокей на скачках приближается к последнему и самому трудному препятствию в стипль-чезе.
Увы! Именно последнее препятствие чаще всего оказывается роковым для наездника, и Томасу также было суждено потерпеть неудачу при этом заключительном испытании. По несчастной случайности, пока он шел через комнату, ему вдруг вспомнился студент, вещавший перед дверьми экзаменационного зала о таинственной субстанции, которая именуется «какодил». А стоит в голову экзаменующегося студента закрасться подобной мысли — и ее уже нельзя изгнать оттуда никакими силами. У Тома даже в ушах зазвенело, и он провел рукой по лбу и запустил ее в золотистые кудри, стараясь успокоиться. Садясь перед столом, он еле удержался, чтобы не сказать экзаменаторам, что ему прекрасно известно, о чем они собираются его спросить, и что ему даже не стоит пытаться отвечать.
Главный экзаменатор, румяный и благодушный старик в очках, прежде чем начать экзамен, обменялся со своим коллегой несколькими ничего не значащими фразами, доброжелательно давая время растерявшемуся студенту прийти в себя. Затем, ласково посмотрев на него, он сказал чрезвычайно мягким тоном:
— Вам когда-нибудь приходилось кататься в лодке по пруду?
Том сознался, что приходилось.
— Так, быть может, в этих случаях, — продолжал профессор, — вы иногда задевали веслом ил на дне?
Том согласился, что в этом не было бы ничего удивительного.
— После этого вы, возможно, замечали, что со дна на поверхность поднимался пузырь или даже несколько пузырей. Так скажите же, какой это был газ?
Злополучный студент, весь во власти одной-единственной мысли, почувствовал, что сбылись самые худшие его опасения. И без малейших колебаний он, не задумываясь, высказал безапелляционное мнение, что газ этот именуется какодилом.
Когда экзаменаторы услышали его ответ, на их лицах отразилось глубочайшее изумление, и они разразились таким веселым смехом, какой не часто услышишь у важных ученых. Этот смех немедленно привел Тома в чувство. Он в отчаянии сообразил, что они спрашивали его про болотный газ — про одно из самых простейших и зауряднейших химических соединений. Увы, было слишком поздно! Он знал, что спасения нет. Посредственно сдав ботанику и зоологию, он не мог рассчитывать, что ему простят подобную ошибку на экзамене по химии. И он поступил так, как, пожалуй, только и можно было поступить при подобных обстоятельствах. Встав со стула, Том почтительно поклонился экзаменаторам и направился к двери, к величайшему изумлению служителя, которому впервые довелось стать свидетелем подобного нарушения этикета. На пороге Том оглянулся и увидел, что профессора ботаники и зоологии подошли к столу химиков, по-видимому, желая узнать, что случилось. Раздавшийся затем взрыв хохота показал, что они в должной мере оценили смешную сторону происшествия. Студенты, ожидавшие под дверью, бросились к Тому в надежде узнать причину неожиданного смеха, но он сердито растолкал их и бросился к лестнице. Ему было хорошо известно, что анекдот этот станет всеобщим достоянием и без его содействия. К тому же он уже принялся обдумывать план, который зрел в его голове несколько месяцев.
Доктор с супругой и мисс Кэт Харстон долго и напрасно ждали в гостинице известий от Тома. Доктор сначала пытался напустить на себя высокомерное равнодушие и рассеянность, но вскоре совсем забыл об этом и принялся бесцельно бродить по комнате, барабанить пальцами по столу и всякими другими способами проявлять жгучее нетерпение. Их гостиная находилась на втором этаже, и Кэт, как часовой, стояла у окна, вглядываясь в снующих по улице прохожих, чтобы сразу же предупредить остальных о появлении Тома.