Собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
Кэт поглядела на мощный торс и свирепое лицо и подумала, что его жена, должно быть, очень храбрая женщина.
— А все почему? Потому что мне от здешних рыбачек покою нет, — осклабившись, продолжал Стивенс. — А ей это не по нутру, чтоб мне пропасть, если вру! А я чем виноват? Женщины всегда липли ко мне, как мухи.
— Вы отправили мое письмо? — спросила Кэт.
— А как же, ясное дело, отправил, — отвечал страж. — Оно уже в Лондоне, небось. — И его единственный глаз так плутовато забегал по сторонам, что Кэт сразу заподозрила обман, и еще жарче возблагодарила
На дороге ничего не было видно, кроме единственной телеги, рядом с которой шагал простоватого вида парень. Но после воскресной встречи с двумя деревенскими хулиганами Кэт стала уже опасаться местных жителей и поспешно отошла от ворот. Пройдя через парк, она снова забралась на крышу сарая. По ту сторону ограды стоял мальчик в ливрее. Он стоял так неподвижно, что его можно было принять за восковую фигуру из паноптикума, если бы не его взгляд, рыскавший во всех направлениях и в конце концов остановившийся на Кэт.
— Доброе утро, мисс, — произнес этот персонаж.
— Доброе утро, — отвечала Кэт. — Я, кажется, видела тебя вчера с миссис Скэлли?
— Верно, мисс. А теперь хозяйка велела мне ожидать здесь и не сходить с места, пока я не увижу вас. Вы, мол, непременно сюда придете. Вот я уже почитай что час вас жду.
— Твоя хозяйка — настоящий ангел, — с жаром сказала Кэт, — а ты хороший, славный мальчик.
— Насчет хозяйки это вы в самую точку, мисс, — прохрипел шепотом мальчишка и энергично закивал головой в подтверждение своих слов. — У нее сердце — во! На троих хватит.
Его горячая восторженность невольно заставила Кэт улыбнуться.
— Ты, я вижу, очень к ней привязан, — заметила она.
— Да как же бы это я не любил такую хозяйку! Она меня из работного дома взяла, даже никаких бумажек не спросила, а теперь обучает, хочет сделать образованным. Послала сюда с поручением.
— Какое же поручение?
— Велела сказать, что отправила письмо, а не телеграмму, потому как много надо было объяснить, а в телеграмме всего не напишешь.
— Я так и предполагала, — сказала Кэт.
— Она написала письмо майору… майору… как его… ну, тому, что ее обхаживает. И говорит, что он уж непременно сегодня же явится сюда. А вам велела держаться покрепче и сказать, не обижают ли вас тут.
— Нет, нет! Нет, нисколько! — отвечала Кэт с улыбкой. — Передай своей хозяйке, что мой опекун был сегодня гораздо добрее ко мне, и я полна надежд. И скажи еще, что я от всего сердца благодарю ее за доброту.
— Ладно, мисс. А этот кривой — тот, что у ворот, он не нахальничает?
— Нет, нет, Джон.
Джон недоверчиво на нее покосился.
— Ну, нет, так ладно, — сказал он. — Только, сдается мне, вы не из тех, кто любит жаловаться. — Он разжал кулаки и показал Кэт довольно большой зазубренный камень. — А то, пусть только тронет, — последний глаз выбью!
— Пожалуйста, не вздумай ничего вытворять, Джон. Будь умником и беги скорей домой.
— Ладно, мисс, до свидания!
Мальчишка зашагал по дороге, а Кэт смотрела ему вслед. У перекрестка он остановился, словно в нерешительности, и Кэт вздохнула с облегчением, когда увидела, что он швырнул камень в поле, засаженное репой, и, повернувшись к воротам аббатства спиной, направился в противоположную сторону.
Глава XLII
ТРИ ЛИЦА ЗА ОКНОМ
Вечером приехал Эзра. Кэт стояла у окна в коридоре, когда он в высокой двуколке подкатил к дому. Рядом с ним сидел дюжий рыжебородый детина, а на запятках стоял конюх из «Летящего быка». Кэт кинулась к окну, как только заслышала скрип колес, — у нее мелькнула надежда, что друзья явились к ней на выручку раньше, чем она ожидала. Но один взгляд, брошенный в окно, убедил Кэт, что надежда ее обманула. Спрятавшись за портьерой, она наблюдала, как Эзра и его спутник вышли из экипажа и направились в дом, а двуколка покатила обратно в Бедсворт.
Кэт поднялась в свою спальню, раздумывая, кого это Эзра привез с собой. Она заметила, что незнакомец был одет, как простолюдин; это особенно бросалось в глаза рядом с крикливо щеголеватым костюмом молодого коммерсанта. По-видимому, посетитель намерен был переночевать в аббатстве, ибо они отпустили экипаж. Кэт, пожалуй, была этому даже рада, полагая, что присутствие постороннего лица не позволит Гердлстонам слишком распоясаться. Несмотря на то, что во время завтрака опекун держался более мягко, Кэт еще не забыла слов, сказанных им накануне утром, не забыла и эпизода с пузырьком яда. Она по-прежнему была уверена, что у него дурное на уме, но перестала его бояться. Ни разу не мелькнуло у нее мысли о том, что Гердлстон может осуществить свои коварные замыслы раньше, чем явятся ее избавители.
В напряженном ожидании медленно тянулся вечер; нетерпение Кэт все возрастало. Сначала она занялась шитьем, но потом почувствовала, что не в состоянии больше класть стежок за стежком, и принялась нервно расхаживать по своей тесной каморке из угла в угол. Снизу неумолчно и монотонно доносились приглушенные голоса мужчин, прерываемые время от времени восклицаниями одного из них. Голос его был так громок и груб, что больше походил на рык дикого зверя. Должно быть, это говорил рыжебородый. О чем это они так оживленно беседуют, думала Кэт. Верно, все о делах, о каких-то важных коммерческих операциях. Ей припомнилось, как кто-то сказал однажды, что многие крупные воротилы с биржи — большие чудаки и одеваются крайне неряшливо. Быть может, этот гость — более важная персона, чем кажется с виду.
Сначала Кэт решила совсем не выходить из своей комнаты в этот вечер, чтобы избежать встречи с Эзрой, но беспокойство ее было слишком велико, ее сжигало нетерпение, и она не находила себе места. Надо выйти подышать свежим воздухом, наконец решила она и стала осторожно спускаться с лестницы, стараясь ступать как можно тише, чтобы ее шагов не услышали мужчины, беседовавшие в столовой. Все же какой-то шорох, по-видимому, долетел до них, потому что разговор внезапно оборвался и за дверью столовой воцарилась мертвая тишина.