Собрание сочинений. Том 5. Покушение на миражи: [роман]. Повести
Шрифт:
В окончательном варианте Тендряков выбрал излюбленную форму „открытого“ финала.
„Хотелось осознать некоторые противоречия в нашем обществе, как они проходили через душу людей… Мне интересен человек немолодой, немало переживший, прошедший по нашей истории. Показать, как общество влияло на людей, переламывало их, противоречия сталкивались в душе человека“ (Тендряков В. Выступление в пед. ин-те им. В. И. Ленина, 1982).
Героем повести становится не просто учитель, а, что знаменательно, учитель истории, а само произведение перерастает в повесть-исповедь. Драма разворачивается в душе человека. Это объединяет „Шестьдесят
Почти каждую новую вещь Тендрякова критики и читатели определяли как „не совсем обычную“ — первые отклики на „Шестьдесят свечей“ подтвердили, что и эта повесть не является исключением.
При обсуждении повести в клубе „Диспут“ „Литературной газеты“ подчеркивалось, что „читатели и профессиональные критики единодушны лишь в одном — читать Тендрякова всегда интересно. А далее… Далее полное несовпадение мнений“ (Пока горит свеча. — Лит. газ., 1982, 7 июля).
„Об иных книгах говорят: богата, как жизнь, сложна, как жизнь. Об этой так сказать нельзя. О ней правильно сказать — богата, как мысль, сложна, как мысль… Все его вещи — это всегда спор идей…“ (Ков с кий В. — Там же).
„Читая Тендрякова, я думал над парадоксом: переживания персонажей меня совсем не задевают, а интерес нарастает. В чем дело? В том, наверное, что писатель — очень интересный собеседник… Надо быть читателем-гроссмейстером, чтобы разобраться в путанице бесконечных вопросов“ (Цейтлин Ю. — Там же).
Критик Ю. Томашевский был в своем мнении достаточно категоричен: „Шестьдесят свечей“ — это самая объемная вещь из всего, что пока сделано Тендряковым. Ее еще будут осмыслять и осмыслять. Сквозь поведение Ечевина, сквозь образ его мышления и его жизнь просвечивается целый пласт людей схожей с Ечевиным формации. Они хотели сеять добро, но приносили зло» (там же).
Обсуждение продолжалось более трех часов. Отмечая противоречие между содержанием читательской почты по повести и содержанием критики, В. Помазнева, ведущая клуба «Диспут», говорила: «…Может, дело просто в том, что критика „не поспевает“ за писателем в решении всех нравственно-психологических задач, которые волнуют его сегодня и которые В. Тендряков предлагает для общественного осмысления?» (там же).
Судя по письмам, повесть получила признание и за пределами страны.
Откликаясь на повесть, вышедшую в ГДР в серии «Спектрум», читательница Кристель Фихнер пишет: «На передний план своей новой повести Тендряков выдвигает ответственность учителя и воспитателя. Воспитание нравственности, человечности, а не привычки жить по формуле „Все мы люди“… Книги Тендрякова не делают, как и любая литература, человека лучше, но они — огромная поддержка людям, которые ведут борьбу за победу добра. Это литература, которая заставляет творить добро и противостоять злу» (8.1.1983).
По повести «Шестьдесят свечей» создан кинофильм «Черный коридор» и сделано несколько театральных инсценировок.
Повесть издавалась в Болгарии, ГДР, Польше, Чехословакии, Японии.
Текст печатается по сб. «Расплата», М., Сов. пис., 1982.
Впервые
«Чистые воды Китежа» — повесть сложной судьбы. Первый вариант повести автор читал в кругу друзей в 1960 г. Местом действия был град Китеж, но населен он был еще другими персонажами — действие происходило в книжном издательстве.
Первый вариант не устроил автора, и он надолго отложил повесть. Однако замысел не оставлял его, ему было интересно исследовать феномен власти некоего фантома, вторгшегося в сегодняшнюю реальность.
В архиве писателя сохранились черновые наброски нового варианта повести, относящегося к 1971–1972 гг. Этот вариант мало чем отличается от окончательной редакции. Местом действия стала газета «Заря Китежа», и все главные герои определились.
Повесть трудно давалась Тендрякову. Она перерастала рамки реалистической прозы и диктовала свою стилистику. Сам автор определил жанр повести как «фантастико-сатирический».
«В „Дружбу народов“ сдал повесть „Чистые воды Китежа“, где я выступаю в несколько новом для меня качестве» (Тендряков В. Храню столь бережно, — Сов. Россия, 1983, 16 дек.).
Автор так и не увидел повесть напечатанной. Она несколько лет пролежала в редакции журнала.
Только в 1986 г. главный редактор журнала «Дружба народов» С. Баруздин сообщал: «Будем публиковать из литературного наследства В. Тендрякова повесть „Чистые воды Китежа“, которую, к сожалению, не могли напечатать много лет…» (Время диктует. — Кн. обозр., 1986, 18 июля).
Особенности авторского видения сделали повесть остросовременной и сегодня.
«При всей конкретности, узнаваемости жизненного рисунка недавних лет повесть — тонкое исследование таких гибельных явлений социальной психологии, как стадность поведения, отсутствие собственного мнения, стереотипное мышление, демагогическая манипуляция опорой на народ, привычка к непрямым путям в жизни и т. п. Это и попытка определить их истоки» (Барташевич Л. Миражи и действительность. — Октябрь, 1988, № 1).
Критика подчеркивала социальную остроту повести.
«С присущей ему социальной чуткостью В. Тендряков вывел в своей сатирической повести тип человека-фантома, весьма распространенный в реальной действительности, суть которого — угодливое „чего изволите?“… Писатель прекрасно понимал, как опасны подобные люди-фантомы, особенно те, в чьих руках сосредоточена хоть какая-то, пусть мало-мальская власть. И что особенно тревожило его, так это заразительность подобной призрачности, сообщающейся от них всему окружающему, стирающей, размывающей границы между добром и злом, правдой и ложью. И становящейся в конечном счете серьезным препятствием для обновления жизни» (Шкловский Е. Зеркало для призраков. — Лит. обозр., 1987, Ха 6).
И. Золотусский определяет жанр повести как «очерк-фельетон», в котором автор «описал эпоху упадка в маленьком провинциальном городке» (Отчет в пути. — Знамя, 1987, № 1).
Возражая И. Золотусскому, Л. Барташевич отмечает: «С моей точки зрения, перед нами сатирическая повесть отнюдь не очеркового и не фельетонного характера. Тендрякова интересуют не столько знакомые читателю частности нашей жизни, достойные осмеяния, а общая постановка вопросов» (Барташевич Л. Миражи и действительность, — Октябрь, 1988, № 1).