Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
Думаем, что доставим удовольствие г-ну Мантёйфелю, разъяснив истинный смысл его тронной речи немецкой публике, к сожалению не привыкшей к тонкой игре ума.
Вы ожидаете, что Мантёйфель будет хвастать благополучным исходом осуществленной им контрреволюции, будет угрожать палатам заряженными ружьями, остро отточенными саблями и т. п., наподобие неуклюжего вахмистра а lа {вроде. Peд.} Врангель. Напротив! Мантёйфель упоминает обо всем этом вскользь, в нескольких фразах, как о чем-то само собой разумеющемся.
«События, которые еще свежи в вашей памяти, господа депутаты первой и второй палат, вынудили меня в декабре прошлого года распустить собрание, созванное для соглашения о конституции. В то же время я — будучи убежден
Г-н Мантёйфель говорит так, как если бы речь шла о самом незначительном пустяке — о замене старого сюртука новым, о назначении сверхштатного чиновника или об аресте какого-нибудь «смутьяна». Насильственное перемещение, отсрочка, роспуск суверенного собрания, осадное положение, сабельный режим — словом, весь государственный переворот сводится к «событиям, которые еще свежи в вашей памяти». Совсем как если бы благородный бан Елачич стал рассказывать с самой грациозной непринужденностью о том, как его воины в красных епанчах живьем сжигали жителей той или иной деревни.
И тут же «точное выполнение данных мною в марте прошлого года обещаний» — в виде октроированной так называемой конституции! И вы считаете хитрого Мантёйфеля столь ограниченным, чтобы он действительно сказал это всерьез? Allons done! {Полноте! Ред.}
Такое начало ошеломляет. Но надо суметь воспользоваться этим первым удивлением, чтобы потом преподнести еще более удивительные вещи. О, г-н Мантёйфель это умеет!
«С тех пор напряженное состояние, которое еще несколько месяцев тому назад переживала большая часть страны, уступило место более спокойному настроению. Столь сильно подорванное доверие снова постепенно восстанавливается. Торговля и промышленность начинают оправляться от угрожавшего им застоя».
Какими глазами посмотрели друг на друга почтенные депутаты, когда услышали это! Торговля и промышленность оправляются! А почему бы и нет? Почему бы тому же самому Мантёйфелю, который может октроировать конституцию, не октроировать и подъем «торговли и промышленности»? Апломб, с которым Мантёйфель изрекает это невероятное утверждение, поистине поразителен. Mais nous marehons de surprise en surprise {Но нам преподносят один сюрприз за другим. Ред.}:
«Вы знаете, господа, что я предоставил вам право пересмотра конституции. Ваше дело теперь договориться об этом между собой и с моим правительством».
Конечно, господа, «договаривайтесь»! Но в том-то и заключается ирония, что две такие палаты, какие Мантёйфель октроировал «Моему народу», никогда не могут «между собой договориться»! Для чего же тогда была бы придумана первая палата? А если бы, господа, вы даже договорились между собой, чего никак нельзя ожидать, то вам еще предстоит столковаться с «Моим правительством». А что с ним вы ни до чего не договоритесь — порукой этому Мантёйфель!
Итак, господа депутаты первой и второй палат, вы достаточно уже заняты пересмотром конституции. После того как «Я» на опыте убедился, что соглашение между двумя контрагентами невозможно, «Я» счел уместным попытаться достигнуть соглашения между тремя не допускающими соглашения факторами. Ручаюсь, что вы будете вести таким образом согласительные дебаты до второго пришествия и не подвинетесь вперед ни на йоту; в противном случае Мантёйфель обещает стать сотрудником «National-Zeitung».
Итак, «договаривайтесь», господа!
Но если, вопреки всем человеческим расчетам, вы все же разрешите то, что приличия ради нельзя иначе назвать, как вашей задачей, то тем самым вы еще не подвинетесь ни на шаг вперед. На сей случай «Мое правительство» издало около дюжины
Но затем «Мое правительство» незамедлительно представит вам проекты касательно осадного положения — сентябрьские законы, gagging laws[241], законы о запрещении клубов и т. д. И пока вы не «утвердите» их — до чего, надо надеяться, дело никогда не дойдет, — осадное положение будет, конечно, продолжаться.
И этим, вы думаете, исчерпаны все предстоящие вам работы? — Отнюдь нет, самое важное еще впереди:
«Сверх того, вам предстоит заняться обсуждением различных законов — частью необходимых для введения в действие конституции, — проекты которых вам будут постепенно представляться. Я особенно рекомендую вашему серьезнейшему вниманию проекты нового муниципального положения, нового положения об окружном, областном и провинциальном устройстве, закона о народном просвещении, закона о церковном управлении, закона о подоходном налоге, закона о поземельном налоге, законов о выкупе поземельных повинностей и о безвозмездной отмене некоторых из них, а также об учреждении рентных банков».
Со всеми этими различными работами, которые вместе составляют около трех дюжин органических законов со многими тысячами параграфов, у вас, господа, будет, бог даст, столько дела, что и пересмотр конституции, и утверждение предварительных законов, и обсуждение предложенных проектов будут выполнены не больше, чем наполовину. Но и в этом случае вы проявите поистине сверхчеловеческую работоспособность. А покуда будет повсеместно продолжаться осадное положение, которое будет введено даже там, где оно еще не существует (кто помешает нам ввести осадное положение во всей Пруссии «по округам»?); а покуда остается в силе октроированная так называемая конституция с октроированными дополнительными законами, остается в силе действовавшее до сих пор никуда не годное муниципальное положение, такое же окружное, областное, провинциальное представительство, по-прежнему будет отсутствовать свобода обучения, остается в силе освобождение высшего дворянства от поземельного налога и барщинные повинности крестьян.
Но чтобы вы не могли жаловаться, вам, сверх всех этих невыполнимых работ, будут предложены еще два бюджета — на 1849 и 1850 годы. Вы вскакиваете со своих мест, возмущенные таким количеством работ? Тем лучше, господа депутаты первой и второй палат. В таком случае «Мое правительство» будет продолжать, на основании октроированной так называемой конституции, взимать существующие теперь налоги до скончания века. К тому же осталось еще немного денег из тех 25 миллионов, которые утвердил Соединенный ландтаг, а если «Моему правительству» понадобятся еще деньги, оно уж само решит, как ему поступить.
Но если бы вы вздумали пойти по стопам распущенного Национального собрания, тогда, господа, я вам напоминаю, что «организация, боеспособность и преданность» прусской армии «выдержали серьезное испытание» — в особенности при большой облаве на соглашателей в ноябре прошлого года.
Итак, господа депутаты первой и второй палат, теперь, когда приняты все меры к тому, чтобы вы, в силу самого состава обеих палат, не могли договориться между собой, а в силу состава «Моего правительства» не могли договориться и с ним, — когда вам предложена такая беспорядочная груда материалов, что вы, помимо всего прочего, не в состоянии будете разобраться и в малой их доле, когда, таким образом, обеспечено сохранение бюрократически-феодально-военного деспотизма, — теперь запомните, чего ждет от вас отечество: