Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
Итак, дефицит __ 4887090 тал.
Для покрытия необходимых расходов берут из государственной казны 4000000 талеров, и таким путем приход повышается до 83518543 талеров. Таким образом, старое правительство вступило в 1848 год с дефицитом в главной государственной кассе и с опустошенной государственной казной. Кассовая наличность за эти 6 лет — с 1840 по 1847 г. — свелась с излишка в 16949157 к дефициту в 4887090, т. е. уменьшилась на 21836247 талеров.
Доходы за 8 лет составляли __ 598988170 тал.
Расходы __ 620824417»
Дефицит, следовательно, равен вычисленной выше сумме __ 21836247 тал.
Это
Дефицит в главной государственной кассе — а доходы какие! Из года в год мы отмечали доход от 71 миллиона до 80 миллионов. Но ведь это только чистый доход, это — поступления разных ведомств уже за вычетом издержек по управлению. В налоговом, таможенном, почтовом, лесном и т. д. ведомствах все относящиеся к этим отраслям управления жалованья, канцелярские расходы и т. д. заранее вычтены, и только чистый остаток поставлен в приход. Но страна ведь должна была дать средства на жалованье для служащих и на канцелярские расходы в налоговом, лесном, почтовом и т. д. ведомствах, а также на награды и подарки обер-президентам и генералам, находящимся на действительной службе. Эти заранее списанные издержки управления составляют в бюджете на 1847 г. сумму в 20887541 талер. Если их прибавить, то годовой приход составлял от 90 до 100 миллионов, а годовой расход — даже свыше 100 миллионов талеров. Такие громадные суммы давал народ — и в результате пустая государственная казна!
Королевский указ от 20 января 1820 г. содержал, как мы видели, предписание о должностных обязанностях министров. Г-н фон Бодельшвинг — иначе к этому нельзя отнестись — сознательно и умышленно нарушал это предписание. Он, стало быть, вторично подпадает под действие вышеупомянутого 333, разд. 20, ч. II прусского права. По закону ему полагается отстранение, от должности, денежный штраф или заключение в крепости и лишение права занимать всякие государственные должности. Так как он причинил стране величайший убыток, к нему должна быть применена высшая допускаемая законом степень лишения свободы.
Экс-министры фон Альвенслебен, Флотвель и фон Дуэсберг находятся точно в таком же положении.
Что эти господа экс-министры обязаны возместить стране нанесенный ей убыток, т. е. незаконно издержанные 136 миллионов талеров, вытекает уже из гражданского законодательства. По этому поводу уголовное законодательство, 341, разд. 20, ч. II прусского права гласит:
«Если чиновник не может возместить государству или третьему лицу убытков, умышленно причиненных им в связи с нарушением обязанностей, он оставляется, по отбытии наказания, на принудительной работе в государственном учреждении до тех пор, пока тем или иным способом не будет возмещен причиненный им убыток».
Еще одна мелочь! Из бюджетных излишков были переданы в государственную казну:
По бюджету на 1840 г __ 613457 тал.
« 1841» __ 2837000»
« 1843» __ 1000000»
« 1844» __ 2000002»
Итого __ 6450459
По отчетам же государственной казны переведено в государственную кассу из бюджетных излишков с 1 июля 1840 г. только 6423332 талера. Следовательно, в главной государственной кассе значится перечисленными в государственную казну на 27127 талеров{2} больше, чем в казну поступило. Г-н фон Альвенслебен, г-н фон Бодельшвинг, г-н Флотвель и г-н фон Дуэсберг, где эти 27127 талеров? Надеемся, они не похищены?
Найдется ли для господ экс-министров прокурор и судебная коллегия? А пока г-н фон Бодельшвипг — член второй палаты!
Написано К. Марксом 16 феераля 1849 г.
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 224, 17 февраля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
ШТЕЙН
Кёльн, 16 февраля. Бреславльский «Союз сторонников законного порядка» (союз «с богом за короля и отечество») обращается к д-ру Юлиусу Штейну с открытым посланием, в котором, между прочим, сказано, что «Neue Rheinische Zeitung» так же, как и бравые бреславльские филистеры, была введена в заблуждение консервативными выступлениями г-на Штейна и «признала его погибшим для дела демократии».
Мы — сторонники решительной позиции. Мы никогда не заигрывали с какой-либо парламентской партией. Партия, которую мы представляем, партия народа, существует в Германии пока только в зачаточном виде. Но там, где идет речь о борьбе с существующим правительством, мы заключаем союз даже с нашими врагами. С официальной прусской оппозицией в том ее виде, как она сложилась при существовавших до сих пор в Германии жалких условиях духовного развития, мы считаемся как с фактом, и поэтому во время предвыборной борьбы мы даже отодвинули на задний план наши собственные взгляды[223]. Теперь, после выборов, мы снова отстаиваем нашу прежнюю непримиримую точку зрения не только по отношению к правительству, но и по отношению к официальной оппозиции.
«Союз сторонников законного порядка» заблуждается. Мы не считаем гг. Штейна, Вальдека и К° «погибшими для дела демократии». Мы всегда поздравляли демократию с тем, что гг. Штейн, Вальдек и К° не являются ее представителями.
В одном из первых номеров нашей газеты мы заявили, что крайняя левая берлинского согласительного собрания составила бы. за исключением трех-четырех человек, крайнюю правую в Конвенте[224]. Штейна и Вальдека мы никогда не относили к числу этих трех-четырех человек.
Что касается самого г-на Штейна, то мы помним то время, когда он выступал против республиканцев в качестве фанатичного конституционалиста, когда он в «Schlesische Zeitung»[225] занимался самыми настоящими доносами на представителей рабочего класса и использовал для этой цели одного учителя, своего единомышленника и теперешнего члена «Союза сторонников законного порядка».
Такой же жалкой, как само собрание соглашателей, была и так называемая демократическая фракция этого собрания. Можно было предвидеть заранее, что эти господа признают октроированную конституцию, дабы вновь быть избранными. Для взглядов этих господ характерно, что они после выборов отрицают в демократических клубах то, что отстаивали до выборов на собраниях выборщиков. Эта мелочная, плутоватая либеральная изворотливость никогда не была присуща дипломатии революционеров.