Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
Шрифт:
Как они сражались! Они были больше похожи на дьяволов, чем на человеческие существа. После того первого рева, вылившегося в слово «Садуко!», они замолкли и дрались без слов, как дьяволы. Хотя их было мало, но своим страшным натиском они сперва оттеснили амакобов. Затем, когда последние оправились от неожиданности, численное их превосходство стало сказываться, потому что они были тоже храбрецы, не поддавшиеся панике. Десятки их пали сразу, но оставшиеся стали теснить нгваанов вверх на гору. Я принимал мало участия в битве, но был отброшен вместе с остальными, стреляя только в тех случаях, когда был вынужден спасать свою собственную жизнь. Шаг за шагом нас теснили назад, пока, наконец, мы не очутились вблизи гребня ущелья.
И вот, когда исход битвы колебался, раздался снова крик «Садуко!», и сам он со своими тридцатью воинами бросился на амакобов.
Эта атака решила битву. Не зная численности подкрепления, оставшиеся амакобы повернули и бежали, но мы не стали их далеко преследовать.
Мы устроили смотр нашим отрядам на вершине холма. Нас осталось не более двухсот человек, остальные пали или были смертельно ранены.
Я был измучен до последней степени. Как сквозь сон увидел я несколько нгваанов, тащивших за собой дикаря с криками «Вот Бангу, Бангу-кровопийца, которого мы поймали живьем!»
Садуко шагнул к нему.
— А! Бангу! — воскликнул он. — Теперь я могу тебя убить, как ты убил бы много лет тому назад маленького Садуко, если бы Зикали не спас его. Смотри, вот знак твоего копья.
— Убей меня! — сказал Бангу. — Твой дух сильнее моего! Убей, Садуко.
— Нет! — ответил Садуко. — Если ты устал, то я тоже устал и так же ранен, как и ты. Возьми копье, Бангу, и будем сражаться.
И при лунном свете они вступили в единоборство. Они бились свирепо, а все кругом стояли и смотрели, пока, наконец, Бангу не упал навзничь.
Садуко был отомщен. Я был рад, что он убил своего врага в честном бою, а не так, как это можно было ожидать от дикаря.
Глава VII. Сватовство Садуко
На следующий день рано утром мы достигли того места, где были оставлены мои фургоны. Переход был весьма утомительный, так как мы были обременены захваченным скотом и нашими ранеными. Настроение было тревожное, потому что было возможно, что остатки амакобов попытаются нас преследовать. Этого, однако, они не сделали, так как у них было слишком много убитых и раненых, а оставшиеся в живых пали духом. Они вернулись в свои горы и жили с тех пор в нищете, потому что у них осталось менее пятидесяти голов скота. В конце концов Мпанда отдал их победителю Садуко, и тот присоединил их к нгваанам. Но это случилось несколько позже.
Отдохнув немного у фургонов, мы произвели смотр захваченному скоту, и при подсчете его оказалось чуть больше тысячи двухсот голов, не считая сильно покалеченных во время бега животных, которых мы убили на мясо. Поистине это была богатая добыча, и Садуко, несмотря на рану в бедре, стоял и блестящими глазами обозревал скот. И немудрено, потому что он, который был беден, стал теперь богат и был уверен — и я разделял его веру, — что при таких изменившихся обстоятельствах и Мамина, и ее отец благосклонно отнесутся к его сватовству.
Я тоже окинул взглядом скот и размышлял, вспомнит ли Садуко нашу сделку, в силу которой шестьсот голов принадлежали мне. Шестьсот голов! Считая их на круг по пять фунтов стерлингов [27] , это означало три тысячи фунтов — сумма, которой я не имел за всю свою жизнь. Но вспомнит ли Садуко? В общем, я думал, что он не вспомнит, так как кафры не любят расставаться со скотом.
Но я оказался к нему несправедлив. Он вскоре повернулся и проговорил с некоторым усилием:
[27] Фунт стерлингов — английская золотая монета, крупная денежная единица.
Маку мазан, половина этого скота принадлежит тебе, и ты вполне заслужил его, потому что мы одержали победу благодаря твоему хитроумному плану. Давай же делить скот поштучно.
Итак, я выбрал себе хорошего вола, и Садуко выбрал себе, и так продолжалось, пока я не отобрал себе восемь штук. Тогда я повернулся к Садуко и сказал:
— Так! Этого достаточно. Эти волы мне нужны, чтобы заменить в моей упряжи тех, которые пали в пути, но больше мне не нужно.
Возгласы удивления вырвались у Садуко и у всех, стоявших с ними, а старик Тшоза воскликнул:
— Он отказывается от шестисот голов скота, которые по справедливости принадлежат ему! Он, должно быть, сумасшедший!
— Нет, друзья, — ответил я, — я не сумасшедший. Я сопровождал Садуко в его набеге потому, что он мой друг и помог мне однажды в минуту опасности, но я не хочу брать себе то, что досталось ценою крови. Если, согласно вашим законам, этот скот принадлежит мне, то я могу располагать им. Я даю по десять голов каждому из моих охотников и по пятнадцать — родственникам тех, которые были убиты. Остальных я дарю Тшозе и прочим нгваанам, сражавшихся с нами, и разделить их между собой они могут по соглашению.
Громкие, восторженные крики грянули со всех сторон. Садуко тоже поблагодарил меня с присущим ему высокомерием; однако я не думаю, чтобы он был очень доволен. Хотя мой дар освобождал его от необходимости поделиться своей долей со своими товарищами, но мне кажется, он опасался, что нгваане с этих пор будут любить меня больше, чем его. Это и произошло на самом деле, и я уверен, что среди всех этих дикарей не было человека, который не отдал бы своей жизни за меня, и до сего дня мое имя известно среди них и их потомков.
Наше обратное путешествие к краалю Умбези совершалось медленно, потому что раненые и огромное стадо стесняли нас. Но от стада мы скоро избавились: отобрав сотню самых лучших животных, Садуко отослал остальных, под охраной старика Тшозы и половины своих воинов, в назначенное им место, где они должны были ждать его прихода.
Прошло около месяца с памятной битвы, когда мы наконец расположились лагерем недалеко от крааля Умбези, в том самом лесу, где я первый раз встретился с воинами Садуко. Но как они отличались теперь от тех тощих дикарей, которые, как призраки, выскользнули тогда из-за деревьев на зов своего вождя! В пути Садуко купил им красивые повязки и одеяла; волосы были украшены длинными черными перьями птиц, а из шкур убитых волов сделаны были щиты. Кроме того, от хорошей обильной пищи они поправились и стали полными и лоснящимися.