Собрание стихотворений 1934-1953
Шрифт:
(Не феникс, а недобрый голубь Ноя,
Не ветвь масличную, а человека притащил он!...)
И вот в насилующих волнах прошлой ночи
Киты разнузданные всплыли из глубин
(Или из той, людей рождающей, могилы?).
Фонтаны их шумели об отказе...
Где там влюбленность! Кто же проскользнул
В невинное воображенье?
Лир в юности? Жуан воспламененный?
Кто он, нависший над
Царицей Катериной? Да, над той,
Взвывающей бесстыдной наготой?
Кто? Утонувший в волосах своих Самсон,
Огромный, как молчащая интимность
Тех незнакомцев, тех теней? Кто он,
Над лестницей нависший и над ней?
Как лезвие, как буйное дыханье,
Не уместившееся в теле,
А косы рук его метались и свистели
До утреннего крика петуха, не...
Подобен целой Англии в огне...
(Она ж по ней бродила весь свой сон,
И остров, возбуждающий любовь,
Сковал ей ноги блеском заклинанья...)
Спи сном невинности
под фиговым листком,
Изласканное и воспетое созданье!
Сбежавшая, представшая младенцем
На простыне песка, усыпанного желудями.
2.
Там, где язык без всякого предела
Наполнил комнату мужским рычащим воем,
А темнота развесила над ней
Корзинки змей,
Ей виделись не ноги, а колонны,
Не ноздри – два камина над лицом –
Напоминали чувствам притупленным
О воре подростковости, который
Ей полуснился в уходящем детстве –
Любовник океанского размера...
Нет, ревность позабыть его не может
Ни ради... Ревность жестко постелила
В ее ночи, когда-то мягкой, мягкой...
И насладилась ревность, а не он!
И в белом, с залитых луной подмостков
К амфитеатру, слыша плач прибоя,
Сбегала, плакала о краже сердца
Из тела... Из того, что брали, брали,
Кому не лень, без всякого предела,
И вот теперь разбойник и невеста
Тут празднуют подписанную кровью
Агрессию... И браки те, в которых
Достойной роли он сыграть не мог...
Удар по гордости: как разделить с ней
Ее святые грешные часы,
С химерой, с чудищем, крылами бьющим,
Бормочущим в припадке торжества?
3.
Две песчинки в одной постели,
Голова к голове, кружащей
В небе сны... А берег огромен,
Хоть и видится еле-еле.
Море скроет ночи падение.
Купол каждой ракушки глухо
Повторяет смертельность бабью
И мужское злое хотенье.
Позолота дня растворится
Под вуалью воды в закате.
Птичке хрупкой, ну как ей спокойно
Под крылом любовника спится!
Память завтрашнего полета
Поет коршуну об Эдеме
И о падали жирной щебечет,
И еще напевает что-то...
Так вот камень в холме затерян,
Так травинка мечтает вместе
С полем... Жаворонки – на воле.
И открыто воздуху тело.
И лежит она, так спокойна
В тайном этом инцесте (как с братом!),
Чтобы увековечить звезды,
Так невинна меж двумя войнами!
Да и он этой ночью бессонной,
Он все прежние призраки гонит,
И вражда в забытых глубинах
Своих мертвецов хоронит.
70. БУМАГА И ПАЛОЧКИ
Бумага и палочки. Лопата и спичка.
Почему все новости, ставшие привычкой,
Не вспыхнут и душу мою не зажгут?
Был у меня дружок богатый когда-то,
И тело его любила я и то, что он – богатый.
Я жила в кошельке его и в сердце. Вот тут!
В постели я вертелась между ним и простынями,
Наблюдая за карими горящими глазами
Сквозь бумажку зеленую, ту, которая – фунт.
И до сих пор, чистя хозяйский камин, –
«Никогда, дорогой, – говорю я с ним, –
Не поздно забрать меня, ты ж обещал... а тут...»
Был бы у меня красивый и богатый,
Были бы деньги, – убежали бы куда-то
За радостью... С ребенком. (И ложечка во рту!)».
Глупым и пронзительным своим языком
«Ни ты, ни он» – царапаю я в воздухе пустом,
Пока пламя, вспыхнув, не опалит пустоту...
71. НА ПОРОГАХ СМЕРТЕЙ
И вот – летящий в пожары канун
Смертей, одна за другой!
Когда один – из отвеку твоих -
Должен покинуть всё,
Дыханье львиное оборвать,
Угасить сиянье огней,
Тот из твоих бессмертных друзей,
Который будил голоса
Всех улетевших, сосчитанных душ,
Что – ракетами в небеса,
Он, тот, чей голос из бездны воззвав,
Последним эхом звучит,