Собрание стихотворений 1934-1953

Томас Дилан

Дерево, красногрудое, как малиновка,

троицу Марий в лучах света живого.

Ведь Святая Святых – глаз животного, а не травы...

Чётки дождя бормочет святой.

И похоронным колоколом прозвучит голос совы.

А роща и лиса перед кровью склонятся главой.

Восходящей над пастбищем звезде сказки возносят славу,

Басни спокойно пасутся ночь напролет,

И на престоле господнем мерно колышутся травы.

Опасайся не волка в блеющем одеянье,

не принца с клыками свиными,

На привычной ферме, где лужи – трясины любви. Так вот:

Бойся Вора, кроткого как роса...

А сельская жизнь ведь славна святыми,

Так радуйся этой земле, которая благословенье несет.

Води знакомство с зеленым добром, что луну выкатывает

С молитвой в розовые леса.

Защитят тебя и заклинания, и цветущий папоротник,

А ты в милосердном и тихом доме слушай беличьи голоса,

Спи под звездой, под соломенной крышей, под полотном одеяла,

87. НАД ХОЛМОМ СЭРА ДЖОНА

Над холмом сэра Джона

Ястреб в закате на пламенных крыльях

Парит неподвижно и напряженно.

Сумерки наползают. Ястреб лучами зрачков

Тянет, как на виселицу, к своим когтям

Разных мелких птичек – воробьев, куличков

И прочих, занятых детской игрой – войной.

Радостно крича, к огненной виселице они летят

Над возмущённой вязовой кроной,

Пока, по берегу гордо шагая, цапля святая

Неспешно рыбачит,

Клюв – косой обелиск –

над речкой Тауи наклоняя.

Трещат искры и перья.

Праведный холм Сэра Джона

На голову надел черный клобук из галок. Теперь –

К ястребу, огнем охваченному, одураченные

Птички летят увлеченно,

В шуме ветра над плавниками реки,

Где идиллическая цапля

протыкает клювом плотвичек и судачков,

На галечной отмели, поросшей осокой.

Ястреб с виселицы высокой кричит: «Дили-дили,

Поди-ка сюда, чтоб тебя убили!»

А я среди крабиков, шевелящих клешнями,

Листаю страницы воды, теней и псалмов.

Я читаю смерть и в раковине, и в колоколе буйка:

Славься, огненный ястреб – у сумерек твои глаза!

Когда он висит неподвижно и неизменно

В петле огней –

Юные пташки да будут благословенны.

И свистят они: «Дилли-дилли,

Сюда, сюда: мы ждем, чтобы нас убили!»,

Эти веселые птички никогда больше не взлетят с ветвей.

И цапля, и я, мы оба печальны:

88. СТИХИ НА ЕГО ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ

Где солнце – с горчичное зерно,

Где в море скатывается река,

И бакланы по водяным холмам,

Как с катальных горок скользят,

Где в доме на ходулях, под птичий гам –

Ведь птичьим собраниям нет конца –

Глубоко в шершаво-песчаный день

Гнутый залив погружен,

Человек и празднует, и не хочет принять

Ветром сплавляемую по реке

Страничку тридцать пять...

Но на клювы цапель надета она,

Как на длинные копья времен.

По предначертанным смертным путям –

Чайки и камбала;

Кроншнепы, истошно, предсмертно крича,

Ловят морских угрей;

И языколоколом рифмач,

День рождения оглушив,

В узенькой комнатухе своей

К последней ловушке спешит,

Где только раны и ожидают его,

Но цапли благословляют его

С высоких шпилей-стеблей.

Осенью чертополохо-пуховой

К боли он гонит песнь,

А в ястребином, хватающем небе

Птахи бьются в когтях,

Стайки рыбешек неслышно скользят

Сквозь корабельный каркас

89. НЕ УХОДИ БЕЗРОПОТНО ВО ТЬМУ

Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей,

Не дай погаснуть свету своему!

Хоть мудрый знает – не осилишь тьму,

Во мгле словами не зажжешь лучей –

Не уходи безропотно во тьму,

Хоть добрый видит: не сберечь ему

Живую зелень юности своей,

Не дай погаснуть свету своему.

А ты, хватавший солнце налету,

Воспевший свет, узнай к закату дней,

Что не уйдешь безропотно во тьму!

Суровый видит: смерть идет к нему

Метеоритным отсветом огней,

Не дай погаснуть свету своему!

Отец, с высот проклятий и скорбей

Благослови всей яростью твоей –

Не уходи безропотно во тьму!

Не дай погаснуть свету своему!

90. ЛАМЕНТАЦИИ

Когда ветреным я был пацаном

И в церковном стаде черной овцой

В соблазнительный крыжовник, в кусты

Забирался я и жадно смотрел,

И краснел, когда к земле наклонясь

И выпячивая круглые зады,

Деревенские девки сбивали

Деревянными шарами кегли:

Я любую пожирал глазами,

Я влюблялся в округлость… Хоть луны,