Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм
Шрифт:
Сколько сил ушло на то, чтоб подождать, когда его девочка ляжет и, зажмурив глаза, согнет ноги в коленях, чтобы, обнажив усыпанную блестками ванильной влаги розовенькую щелку, приготовиться принять его.
– Так, моя хорошая, - погладил лорд бархатистые бедра Беллиоры - Так, моя сладкая. Потерпи.
Войти постарался плавно, одновременно лаская клитор. Ощутив слабые согласные судороги, двинулся глубже, прямо в теплеющую от его проникновения, шелковую нежность.
Ему хотелось иного!
Хотелось быть грубее. Настырнее. Хотелось намотать на руку золотистые пряди, пригнуть голову к простыням и отыметь также жестоко, как имел он раньше всех баб, попадавших к нему в постель. Да еще бы и отхлестать по щекам, потому что, как бы страсть и алкоголь не забавляли разум, а обида всё ещё ворочалась внутри неповоротливым, растолстевшим ежом.
За то, что жена не хочет его. Его, своего мужа. Не хочет ни его страсти, и никакого с ним наслаждения. Вполне вероятно, что раздвигая перед ним ноги, мечтает о другом мужчине. Может, даже и об Анкреймском недорезке...
И детей лорда она тоже не хочет, причем говорит об этом почти прямо...
А то, что происходит сейчас, ну... Минутная слабость. Помутнение рассудка.
Да вот только почему от этого хорошо - то так?! И так невероятно, неожиданно прекрасно!
Дьорн излился, не успев выти наружу. Крепко забывшись, прижав к себе ослабевшее, сияющее тело и накрыв своими губами слегка приоткрытые, карамельные губы Бабочки.
– Моя драгоценная, - прошептал, лаская груди руками - Благодарю тебя.
– Геррн лорд, - спросила вдруг Белла, полуобернувшись - Это... это же не... не любовь, нет?
Он покачал головой, отпуская её.
– Нет, Бабочка. Какая любовь... Я просто невероятно сильно хочу тебя. Ты тоже. Это природа, не более того. И вот смотри. Тебе сейчас не было больно?
– Нет...
– Всё потому, что ты не противишься. Будь согласной, и я тебе ещё не то покажу. Вдвоем нам может быть замечательно. А любовь... к маграхам её. Нет, и не надо. А почему ты спросила?
Беллиора помолчала, выпутываясь из простыней.
– Я ополоснусь, геррн. Мне надо. Не зовите никого, я сама, хорошо?
Он кивнул, прекрасно понимая, что больше всего на свете жене хочется сейчас смыть с себя его страсть. Его вкус. Его запах.
А вот ему, напротив, совсем не хотелось того. Руки, постель, он сам, пахли ею, простыни золотились осыпавшейся пыльцой, на губах таял шоколадно - коньячный вкус горечи. Горько стало и внутри, уж совсем неясно отчего.
– Иди, Белла. Теплая вода там есть. Тебе, может, помочь чем - то?
Леди Патрелл отказалась. И даже от травяного чая, хотя лорд знал точно - после купальни Бабочка обожает горячие напитки!
От этого отказа тоже стало горько. И также странно.
...Белла
"Бесстыдница! Чтоб я больше таких вопросов не видела и не слышала от тебя, Беллиора."
Непонятно почему память именно сейчас подсунула эту картинку разуму.
Ей было тогда триннадцать. И она просто напросто спросила у матери, что такое любовь.
"Развратная, испорченная дрянь!
– Милинда Анкрейм ударила дочь по лицу наотмашь, оцарапав щеку острой вставкой кольца - Пошла прочь! Ты наказана."
Позже, относительно успокоившись, мать рассказала другое:
"Любовь это боль, Беллиора Анкрейм. Это Зверь, вечно жадный и вечно голодный. Не дай тебе Боги тех испытаний, которые ждут тебя, если ты его не сдержишь. Берегись! Бойся и берегись."
А что делать, если сдержать Зверя она не сможет?
Ответа на этот вопрос девушка не знала, и поэтому...
...начала паниковать.
Сильно паниковать! А паника, как известно, плохой помощник.
Глава 15
После всех вышеупомянутых сумбурных и странных событий прошло месяца полтора, не больше.
Зима наступала. Придя на смену затянувшейся осени, наступала медленно, но верно. Покрывая землю льдом, припорашивая снегом. Кутая и баюкая, как мать - нелюбимое дитя, быстро и неласково заворачивая грубым, видавшим виды одеялом. Успокаивая окриком вместо ласковой песни, шлепком вместо мягкого поглаживания.
"Спи, я сказала, спи! Навязался на мою голову... Чтоб тебя приподняло да стукнуло, маграхово отродье!"
Косматая ворчливая старуха, которая вообще - то в этой части Аргарона не балует ласковостью, в этот раз, видно, решила разгуляться. С первых дней она заявила о себе колючим ветром вперемешку с мелкой, снежной крупкой, быстро приходящими вечерами и промозглыми, ломкими утрами.
Беллиора заставляла себя смиряться. Смиряться и зиме, и нелюбимому (как она убеждала себя, всё ещё, мужу).
Иногда ловя себя на мысли, что Дьорн вовсе не так уж ей и отвратителен, пугалась и паниковала.
Что ж это она? Сдалась? Нет, нет! Ни в коем случае, просто притихла, надо ведь собрать силы для будущей, яростной атаки! Ну вот, к примеру...
Он неотесан. Иногда груб. Это ли не причина его ненавидеть? Да! Да! Несомненно... но... но...
Почему так нравится ей эта неотесанность, эти ухмылки, эти неприличные высказывания и эти... его причуды на супружеском ложе? Может она, Белла, сама развратная? Ответов леди Патрелл не находила, цепляясь за это "безответие", обвиняла в нём лорда и злилась. И паниковала вновь, потому что не могла злиться долго.