Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм
Шрифт:
– Я подумаю, - Дьорн тоже поднялся со своего места и встал теперь напротив - Я подумаю, геррн Хорст.
– Думайте, - кивнул маг - Мы все очень надеемся получить положительный ответ.
Дьорн хмыкнул:
– Скорее всего, да. Что я теряю?
– Вы только приобретаете, - прошелестел служка Правителя.
Несказанно радовали его перспективы заполучить в их ряды Единственного Пробужденного! Но больше радовало, что у Пробужденного имелась мало того, что ярко выраженная болезненная зависимость от пары и еще не рожденного детеныша, так еще и донельзя раздутое
– Ладно, - Дьорн вежливо пожал протянутую ему крепкую руку - Дам ответ. Скоро. А пока... Меня ждут другие дела. Прошу прощения, геррны.
Геррны покинули спальню, возбужденно и радостно перемигиваясь и перешептываясь. "...согласился! Еще нет... но согласится, геррн Хорст, это уж я беру на себя!"
А вот Дьорн едва сдержал себя, чтоб не припустить за ними, потому что сейчас как никогда, и больше всего хотелось видеть ЕЁ.
"Клинком в сердце вошла... Прости меня, Бабочка. Я такого натворил с тобой. И с нами."
Бастард посмотрел на себя в зеркало. Мдаааа...
Побриться надо. Помыться. Зарос, как шишок. Дурочка Белла его напугается, если таким увидит. Больше немытого мужика ей будет страшно, чем оболваненного высвобожденным внезапно Потенциалом, тупущего как пробка, Дракона.
Хотя вот как раз рагдвара, если верить новому дружбану семьи Патрелл, геррну Хорсту, Погремушка Анкрейм вовсе не испугалась!
Может, оттого, что погремушка? А может...
...Лорд опустился в горячую купель, приготовленную расторопным молодым слугой, совсем незнакомым.
– Ты из новых, что ли, парень?
– Ага, геррн. Я из нанятых, от приказу. Да вы не волнуйтесь! Дело знаю, я в Наввине мойщиком служил полтора года. В ихних, дорогих банях.
И впрямь, пацан дело знал. Растер знатно, сильными, невероятно крепкими для такого доходяги, руками. Умелец, сразу видно.
Но - опять же рыжий, мать его. Как тот Бабочкин стражник...
– Отдыхайте пока, - велел отличившийся мойщик, отирая руки - Принести чего изволите?
– Браги кувшин, - прищурился лорд - И это... Супругу мою мне позови. Потихоньку, понял? Не гогочи давай. Выполняй иди.
Только не сорваться бы. Клинком в сердце вошла, да. Острым, мясницким ножом в брюхо, шилом в висок.
Хозяйкой, говорят, стала! Становится.
Да вот только показывать Бабочке этого не стоит. Итак на шею села. Не боится она ни дракона, видишь ли, ни самого Патрелла... Надо, чтоб боялась.
"Что это за выходки, скажу я ей, - велел себе Дьорн, безотрывно глядя на закрытую дверь купальни - Что за беготня? Беречь себя надо. Дома сидеть. Прятаться! И не ври, Бабочка. Мне рассказали, что ты творила. Будешь наказана, и очень жестоко."
Но, когда дверь всё же отворилась и на пороге появилась Белла, он всё, нахрен, забыл.
– Я сильно скучала, Дьорн!
– привычно - истерично вскрикнула она, сжимая в руках оплывший винными потеками, кувшин - У меня болело сердце, так я скучала! А они... они меня к тебе не пускали! А этот Хорст... Негодяй! Гад последний! Он и приказал не пускать.
– Иди сюда, Белла. Не ори и иди сюда. Иди. Покажи мне, как ты меня ненавидишь. Что фырчишь? Пшик один твоя эта ненависть, балаболка. Сердце у нее болело... Где оно у тебя? В заднице?
Хохотнул. Грубо, похабно. Просто, чтоб снять напряжение. Унять боль. Снять вину...
С радостью отличил то, что жизни, зреющей внутри пары, ничего не угрожает. Несмотря ни на что - ничего. Целитель это подтвердил перед уходом, да он и без целителя видел прекрасно. Своим, особым, звериным чутьем, неспящим теперь ни на минуту.
Ничего не угрожает ни детенышу, ни его паре. Да и угрожать не будет. Стоит всё же принять предложение Хорста. Стоит согласиться.
Белла поставила кувшин на широкий, низкий столик. Надула обиженно губы. Развернулась, собираясь уйти прочь, досадуя, что не может как следует ответить мерзкому наглецу!
И тут же полетела прямо в воду, радостно недоумевая и путаясь в крепких руках, тяжелом дыхании, громком шепоте, поцелуях и в собственном, насквозь промокшем, сползающем с плеч, платье...
– Ты хам, Дьорн!
– Да, - шептал Зверь, разрывая мокрую ткань раздражающего его, и так мешающего серого, некрасивого, платья...
Глава 28
Вода в купели была горячей, пенной, отдающей травами, пряностями, цветами и засушенным, летним полднем. Именно в полуденный зной полагается собирать травы, расцветшие под жарким Аргаром, напоенные соками и жизнью. Хранящие звуки песен сборщиц и тепло рук "сечниц", грубых, потрескавшихся, с аккуратно стриженными ногтями и кожей, темно коричневой от постоянной возни с землей и растениями.
Летними. Ласковыми. Живыми!
– Не отпускай меня, Дьорн, - выдохнула Беллиора, неловко высвобождаясь из мокрого платья - Никогда не отпускай. Ты можешь. Я знаю! Знаю...
– Не отпущу, - он обжег губами обнаженные, уже слегка набухшие груди - Даже если... захочешь. На коленке прихлопну, осенница, так и знай.
– Говори так, да! Я хочу это слышать, муж мой. Каждый день. Каждую минуту, Дьорн.
Она распалила его. Своей готовностью. Своим желанием. Своей покорностью. Сложенными крыльями сильней, чем ножом, располосовала сердце и плоть на много частей. Сильней, чем кинжалом, врезалась в ребра, лишая дыхания. Вьелась, влилась, впилась в кровь и мышцы.
– Беллиора, - прошептал, сжимая груди и припадая к напрягающимся под прикосновениями пальцев, соскам - Белла, я тебя не отпущу. Это уже точно...
Комок мокрой ткани полетел прочь, шлепнувшись на шершавый пол возле купели.
Беллиора гибко изогнулась и тяжело застонала, принимая телом ласки мужа. Развела бедра, ощущая настырно упирающуюся в низ живота настойчивую мужскую суть.
– Чуть приподнимись, - попросил Дьорн - Не торопись, моя хорошая. Всё успеем.
Себе, наверное, сказал? Себе, поскольку всегда (и сейчас, особенно сейчас!), сам торопился. Будто боялся, что отринет, оттолкнет, отвергнет! Передумает.