Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм
Шрифт:
– Знаешь, Дьорн... я вот думаю. Крылья, да? Мне кажется, любой человек рождается с крыльями. Просто потом... кому - то их обрезают. У кого - то они обламываются сами. У кого - то просто не разворачиваются. А кто - то обретает их по необходимости, вот как ты, например. Рагдвар... МОЙ синий дракон! Мой, собственный! Завидуй, Нанни... Нанелла слюной захлебнется же, когда узнает! Ну да... Крылья.
Бастард прижался щекой к теплой, золотистой, еще влажной макушке.
– Что там про крылья?
– спросил, едва не плача от умиления.
– Крылья,
– Куда? На пол?
Слабый, протестующий полустон:
– Вот ты дурак какой! Не на пол. К ногам того, кого он любит. Я люблю тебя, геррн Идиот.
– Замечательно, Белла. Очень поучительно. Спи.
...нет. Ещё одна такая выходка Бабочки, и он разрыдается, как баба. Немедленно надо это прекращать.
– Спи, я сказал. Хватит языком чесать.
Ответом было ровное (наконец - то!) дыхание жены и шорох ветра за окном.
Потом всё... стихло.
Глава 29, почти завершающая...
Прошло пять лет.
Весна оказалась ранней. Вообще, природа последнее время очень странно вела себя. Достаточно вспомнить хотя бы ту самую, затянувшуюся осень, теплую, будто спящую, рассекающую сеткой света желтеющие леса, туманную траву и невероятно синее небо. Рассыпающуюся бабочками - осенницами, грозящую мелкими дождями и близким снегом. Та осень, ТА САМАЯ, грозила не закончиться никогда. Но - однако же, всё кончается в этой жизни, даже и сама жизнь.
Наверное поэтому, с тех пор, все вёсны оказывались ранними... Торопились? Верно, торопились куда - то.
– Оставалась бы ты дома, Бабочка, - сказал лорд, глядя исподлобья на жену, застегивающую при помощи прислуги теплое пальто на большом, округлившемся и уже свесившемся вниз, животе - Не в твоем положении теперь болтаться. Вчера ведь хныкала, что тебе тяжело. Да и визит в родовой склеп... Мрачное, грустное место. Тебя стошнит.
– Меня итак тошнит, Дьорн, - буркнула Белла, прикрывая рот скомканной перчаткой - Почти всё время. Даже во сне... Знаешь, иногда мне кажется, что я ношу не ребенка дракона, а какого - то иномирного тошнотика. Когда он родится, то станет не огнем плевать, а... В прошлый раз так не было. Это неправильно.
Лорд сжал зубы и хмыкнул, чтоб не рассмеяться.
Бабочка она Бабочка и есть! Лицемерка, ничего с этим не сделаешь. Трясет крылышками, рассыпая вокруг себя золотистую пыль, коей прекрасно удается замусорить глаза окружающим. Извиняется, если случается легчайшей отрыжке перебить ее ровное дыхание. Блистает на балах и в обществе, поражая всех вокруг изысканностью манер и необыкновенной шириной кругозора. На самом - то деле всё это просто шелуха. Ему одному, её мужу только и доподлинно известно, какая на самом деле Бабочка - жадная! Сверкающая. Ядовитая. Страстная. Любимая. Кого угодно могущая отравить и поразить золотой пыльцой. И притворством.
Его, Дьорна, и самого - то едва не поразила,
Тот был тогда слишком доволен, что намертво врос в своё кресло, благодаря стороннникам и снятым навсегда обвинениям, либо просто прельстился милым личиком Беллиоры, её явным кокетством, и только вымолвив:
– Ваша супруга очаровательна, геррн Патрелл! Она прекрасна и как личность, и как мать, и как...
Отметил помрачневший, глубоко синий взгляд лорда, тут же заткнулся, не желая связываться с мужем - ревнивцем, а также злить Дракона, от которого и на тот момент, и теперь зависело почти всё оборонное благополучие наделов. Зверь, отлично обученный, прикормленный и обласканый успокоенной Властью, нужен этой Власти самой. И ни одна красотка, даже такая сладкая, как эта... Бабочка Анкрейм, не стоит того, чтобы во имя её лона ослаблять оборону.
Утешиться можно было и с наложницей, правда не настолько хорошенькой и разъедающей кровь, как эта... Но однако же... можно ведь и поиграть? Назвать наложницу Беллиорой, да и...
Правитель был благоразумен, вот за счет своего благоразумия и удержался на месте, да и остался там - живой и правящий до скончания дней своих.
Что ж, здоровья Опальному! Это, кстати, прозвище так и закрепилось за ним на долгие годы, прямо до конца его жизни.
А пока же...
Золото утра заливало наделы Анкрейм. Яркий Аргар проливал свет на то, что скрывала ночь. И больше не было тайн...
– Мама, - прошептала Беллиора, делая шаг в приоткрытую перед ней слугой дверь склепа - Здравствуй... Здравствуй, папа.
Не обращая внимания на неодобрительные взгляды мужа, леди Патрелл поморщилась слегка, тяжело присаживаясь на каменный низкий куб подле усыпальницы. Повернув голову, улыбнулась Дьорну и кивком подозвала к себе сына:
– Эйдан, подойди. Поздоровайся с бабушкой... и дедушкой. И с остальными предками тоже.
Мальчик, отпустив руку отца, которую до того момента крепко сжимал, подбежал к матери и, скомкав ткань пальто на ее коленях, положил руку на гладкую, мемориальную стену из белого камня, с высеченными на ней именами. Надписей было много... Два года назад их столбец пополнился еще одной:
"Айрес Гандор Дионор Анкрейм, прощенный и прощаемый".
– Здравствуйте, - вежливо произнес Эйдан - Ма! А гулять мы потом пойдем? А на лошадях кататься?
Лорд Патрелл гмыкнул, перекатывая во рту незажженную сигару. Здорово сосало под ложечкой и тянуло мышцы, тело требовало порции расслабляющего яда. Но... Сначала посетили могилу матери Дьорна. Теперь склеп Анкрейм. Курить в Святых Местах, да еще и в Святой День Поминовения категорически запрещалось Грозной Беллиорой. Так - то ему на Грозную Беллиору было поднасрать, однако шипения её лорд не переносил совершенно! Да и волновать беременную жену ему не хотелось.