Собственность сводного брата
Шрифт:
Глава 67
— Потому что лучше сдохнуть от ревности самому, чем видеть, как умираешь ты.
Она облизывает губы, хмурится, выпрямляя спину. Часто дышит, от чего ее рубашка натягивается на груди. И как с ней рядом вообще можно находиться спокойно.
— Объяснишь? Потому что я не понимаю.
— Когда меня ударили по голове, я впал в кому.
— Я помню.
— Я не знал, что сплю. Мои больные фантазии сформировали свою реальность, в которой я жил все то время.
Мира сглотнула и
— И что ты видел?
— Тот сейф. Помнишь?
— Твоя навязчивая идея.
— Да, в той реальности я нашел то, что искал. Документ, в котором говорится, что мы с тобой неродные.
— А на самом деле сейф был пустой.
— Да. Но в моем сне я был бесконечно рад, что нам больше не придется беспокоиться о крови, о родстве. Мы могли быть вместе, несмотря ни на что. И меньше всего меня в тот момент волновал твой возраст. Я показал тебе документ, я все сказал, но тебя это испугало. Ты не была готова, а мне не терпелось сделать тебя своей. Но Элиас ревновал тебя, пытался изнасиловать, а ты случайно его убила.
— Боже!
— Да, хоть роман пиши. Мы сбежали, потому что я взял вину на себя. И все бы ничего, мы бы протянули, денег нам бы точно хватило, но сдержанным я не был. И как только мы заселись в отеле, я взял тебя силой.
— Да, всегда был страх, что ты на это пойдешь.
— Ты устроила истерику, выбежала на улицу почти голая и попала под машину.
— Ярослав, Господи, почему ты столько времени держал это в себе.
— Проснувшись и увидев тебя живой, счастливой, я понял, что больше никогда не смогу подвергнуть тебя опасности.
Она облизнула губы, прикрыла глаза, из которых градом катились слезы, и вдруг аккуратно легла рядом. Я автоматически подвинулся, я так делал много раз. Но это было давно, и сейчас это кажется дикостью.
— Что?
Она вдруг поднимает лицо и тянется к губам. А я никогда не мог устоять перед таким соблазном. Вобрал в себя пухлые губы, лаская их языком, отсчитывая бешенный ритм сердца.
— Наверное, теперь, чтобы ты взял меня, придется тебя связать.
— Не шути так, Мира. Мой рассказ ничего не меняет.
— Ничего, ты прав. Зато рассказ отца изменил все.
— Что за рассказ.
— Когда тебе понадобилась пересадка почки, он не подошел.
— Почему? — сердце замирает, а ее кожа больше не кажется волшебной. Наоборот, живой, настоящей, которую хочется сжать и пробовать на вкус снова и снова. Не может быть.
— Потому что он тебе не отец, а это значит…
Я даже ждать не смог, подмял ее под себя, несмотря на боль в боку, и стал целовать настойчивее, грубее и то, как она мне отвечала, только сильнее кружило голову. Не было страха, а информацию, которую я ждал столько времени, я принял спокойно, я поверил ей не глядя. И пусть это новый бред, сон, кома, главное сейчас моя девочка со мной, безоглядно отдается слиянию губ и языков, совершенно не стеснятся того, что я коленом раздвигаю ей ноги.
— Так! —
Глава 68
Я отстраняюсь, Мира вся краснущая спрыгивает с кушетки и пробегает мимо отца, который совершенно бесстрастный стоит за врачом.
Тот проверяет мои показатели, что-то причитая о развратной молодежи.
— Вы поберегите себя. Пересадка почки — это не растяжение.
— Я понял.
Врач ушел, а отец прошелся по палате, потом повернулся ко мне.
— Оправдываться я не буду. Так было лучше для всех. У Миры должен был быть выбор.
— А Нине ты дал выбор?
— Нет, — усмехается он. — Не дал. Но в отношении Миры скорее всегда решала она.
— Полагаю, с Платоном так не будет?
— Нет. Как ты? Принести что-нибудь?
— Мира, — пожал я плечами. — Сейчас я хочу только ее. Ну, в том смысле, что быть с ней.
— Я понял. Думаю, Нине это не понравится, но вряд ли это вас сейчас будет волновать. Можно сказать, что она сделала все, чтобы уберечь от тебя дочь. Ты всегда ее пугал.
— Главное, что я не пугаю Миру, а на остальных мне плевать.
— Останетесь в Москве? У тебя учеба.
— Пока не думал об этом. Но если ей предложили место в Германии, думаю, надо ехать.
— Готов дать ей шанс стать чемпионкой?
— Нельзя обрезать крылья той, кого любишь, потому что потом она будет пытаться сделать несчастными всех, кого любит.
— Не учи меня.
— Даже не пытаюсь, — я протянул руку. — Несмотря на желание врезать, я благодарен, что ты не убил меня тогда.
Отец пожал руку, оглянулся и, увидев Миру, пошел к ней. Удивительно, но обнял ее и что-то прошептал на ухо.
— Что он сказал?
— Чтобы решила вопрос с мужем, — она сглотнула, а я вздохнул. Точно. Замуж-то выйти она успела.
— Я поговорю с Ником. Он не идиот, все понимает.
— Да, ты прав и знаешь… Он сказал, что ты посадишь меня в клетку, и я этого действительно боялась, а ты…
— Еду с тобой в Германию?
— Да! Почему? Я уже готова была отказаться от всего ради тебя, потому что желание быть рядом неравноценно желанию блистать на Олимпийских.
Я приманил ее пальцем и заставил лечь рядом, хоть она и сопротивлялась.
— В этой жизни я привязан только к тебе. И я буду рядом, чего бы ты не захотела. И буду стоять рядом, когда тебя назовут Олимпийской чемпионкой.
— Думаешь, у меня есть шанс?
— Да, и для этого тебе не нужны никакие партнеры.
— Сказал тот, кто устранил всех.
— Просто я всегда верил, что ты сама способна на успех, а твои партнёры лишь костыли, от которых давно нужно было избавиться, — целую ее в губы и крепко прижимаю к себе, бросая взгляд на дверь. Не будь мы в клинике, я бы взял ее, и плевать на боль в боку.