Шрифт:
Несколько слов от издателя.
В этих записях мне видится паренек, вступающий в жизнь, страстно ищущий себя в ее быстротечности и непонятности, ищущий дружбы, понимания, каких-то хотя бы отдаленно родственных душ и сердец, человек влюбленный в литературу, верящий ей и только в ней видящий весь смысл своей начинающейся жизни.
Несовпадение книжных идеалов и повседневности, кажущейся ему бессмысленно серой, лишенной высоких устремлений, мечтаний и благородных порывов, мат, матерщина, примитивизм, пьянки, окружающие его, вызывают сожаление, боль, непонимание.
Уйти от этого, не
Как это сделать? Как стать лучше и в то же время остаться таким же как все. Не быть белой вороной среди людей, не увлечённых ни литературой, ни высокими мечтами?
Об этом долгие страницы его записей и размышлений. Я не редактировал его записи. Не изменил ни слова. Парень писал о том, что у него на душе. Что наболело. Разве я имею право править?
Издатель.
1966 год
Не сданное на проверку сочинение на тему «Как я хочу прожить свою жизнь» 16 марта 1966 года, 8 «а» класс.
«Жить прожить, не поле перейти. Это такая штука, брат. Сложная.»
Из разговора.
Есть много людей, которые отдали свою жизнь народу, борьбе за свободное существование. Примером тому могут служить герои гражданской и Великой отечественной войн. И они бессмертны. Они живы и сейчас в памяти людей. А есть и другие люди. Люди, которые жили только для себя, для жизни, ради ее прелестей и наслаждений. Но проходит отрочество, юность, зрелость, и, уже стоя одной ногой в могиле, вдруг ощущают пустоту, вакуум в своей душе, вдруг ощущают, что они никому не нужны. По-иному они смотрят на свою прошлую жизнь, видят себя издалека, со стороны и ужасаются, и клянут себя и ненавидят. И жалеют. Но поздно. «Перед смертью не надышишься»! Вот так бездарно прошла жизнь, И не вернешь ее – думает старенький сморщенный старикашка, и редкие, горькие капли слез, мутных и серых, как сама его жизнь, исчезают в трусливых негероических морщинах.
А я не хочу так. Не хочу, стоя у ворот смерти, горько рыдать, рваться назад, биться в истерике, хватаясь за остатки жизни.
Спокойно, с улыбкой на лице, с чувством исполненного долга, с чистой душой и ясными глазами, в которых читается только покой и счастье. Я представляю свою смерть так. Маленькая уютная комнатка с красивым окном во всю стену, сквозь которое заливается мягкий приятный старческому глазу свет.
Тишина. Только чуть слышно гудит аппарат, при помощи которого в комнате установлен морской климат. Из магнитофона раздается шум прибоя. Это мое последнее пристанище. А вот и я. В мягком кресле полусидит полулежит весь высохший старик с приятным морщинистым лицом и умными чистыми глазами. Седой, как январский снег. Блаженство застыло на его лице. Видимо снова задумался он о своей не зря прожитой жизни, жизни, посвященной служению Родине, Государству, семье, детям и внукам.
Задумался он. Вспоминает свои молодые год: 15, 16, 17, 18, 19 лет. Что он делал? Как он начинал свою жизнь? Ах, да, кажется, учился. Но где? Как и вспомнить? Так и думает он медленно, смакую всю свою правильно прожитую жизнь, посвященную служению людям, добру, истине.
Помнит он, как молодым служил в армии, в военной авиации. Как потом по – настоящему влюбился и стал отцом. И неожиданно ему на ум взбрели строки давно устаревшей дворовой песни, которую часто пели на берегу реки Вятке знакомые ребята: «На то она и первая любовь, чтобы за ней пошла любовь очередная». «Эх, молодость, молодость» – вздохнул старик, – А все – таки, когда я в первый раз влюбился»?
Кажется, в восьмом классе, – улыбнулся он. А потом беззвучно засмеялся, трясясь все телом, вспоминая, наверное, те наивные ставшие с годами смешными эпизоды своей юности.
И вдруг он стал серьезным. Смех причинил ему нестерпимую боль. Он забылся. Снова тишина, такая глубокая и приятная его уху. Он любил ее слушать. Нет, она, эта тишина, не напоминала ему о близком конце. Вовсе нет. Слушая ее, он с удовольствием блуждал по лесу своих воспоминаний. Бродил. Вспоминал. С каждой минутой все больше и больше. Помнил он, как вручали ему золотую звезду Героя коммунистического труда, как поздравляли его, уже не молодого человека, коммуниста. Вспоминал, когда он был избран Депутатом. Потом, как качал первенца своего, затем внука. Он, хотя и молодой, но уже ученый и в свое время считался хорошим специалистом.
Но последний вздох прервал его мысли. Но он не умер. Он достойно ушел из жизни. Вошли молодые внук и невеста. Они, видимо, хотели, о чем – то поговорить, что-то сообщить своему деду. Но не успели. Он уже ушел. Пусть не знаменитым, о чем так мечтал в юности, но просто хорошим и порядочным человеком. С улыбкой на губах. С застывшим в стеклянных глазах счастьем. Ушел, оставив после себя ничего кроме доброй памяти, добрых воспоминаний.
Но буду ли я таким? Вот в чем вопрос. Или это только плоды моих фантазий, игра воображения. Мы – материалисты. Мы знаем, что судьба человеку не предначерчена. Он сам ее делает, судьбу, своими руками, своими поступками, своим нравственным выбором.
Потому что у нас социализм, а не какой-то изживший себя капитализм. И мы служим людям, стране, а не чистогану, не золотому тельцу.
В Советской стране человек – хозяин своей судьбы. А, значит, и я смогу прожить свою жизнь так, как спланировал: красиво, нравственно, достойно.
1967 год
Почему я не сдал это сочинение на проверку? Не знаю. Восьмой класс позади. Сегодня понедельник – первый день новой недели. До вступительных экзаменов в авиационный техникум (с 1 по 20 августа) осталось 20 дней. 20 дней напряженной работы, 20 дней, проведенных среди книг, пособий, учебников и задачников. Хотя, cудя по программе, они, эти экзамены, рассчитаны на обыкновенных смертных.
Успеть бы за эти 20 дней освежить в тесной черепной коробке побольше знаний.
Интересно, почему дневник я начал писать именно сегодня, а не раньше и не позже? Что этому способствовало? Я еще плохо разбираюсь в психологии.
Плохо? Да, совсем не разбираюсь. Тем более в собственной.
В последнее время я часто остаюсь наедине с собой, наедине со своими мыслями. Все ребята из соседнего дома – мои сверстники уже работают на механическом заводе. А я нет. Когда я один, я думаю. Думаю о жизни, о людях и, конечно, о ней, моей первой (даже страшно писать) любви. В конце концов, это привело меня к тому, что я с какой – то необычной точки зрения смотрю на мир, полюбил размышлять, анализировать. Значит, любовь причина, того, что я начал эти записи? Или я взрослею?
Появляются в голове иногда интересные мысли по поводу прочитанной книжки, по просмотренному кино, а иногда просто так задумаешься, и тебя осенит. «А что, если мне их записывать, в общем, вести дневник?»– подумал однажды я, и недолго думая, ибо я не люблю бросать слов на ветер, сел за стол.
Я когда-то увлекался стихами. И даже писал их. Но, прочитав недавно, их я увидел: «Какая наивность и слабость слога»! И я их без сожаления сжег. А стихов у меня было ни много ни мало, а ровным счетом ученическая тетрадь. Но одно мне ярко запомнилось. Там говорится что-то про осень, что как мило ходить на охоту и так далее.