Шрифт:
Дмитрий Красавин
Сочинения Николеньки
ТРУБА
Труба красавца теплохода ему верна лишь, как раба. В любых портах, в любых походах, во дни торжеств и при невзгодах - где теплоход, там и труба. Он - белоснежен. Она - в саже. Он мчит вперед. Она ревет Мне как-то странно было даже, что ж он ей шею не свернет? Но, я подрос, окончил КВИМУ.*) От старых дум нет и следа. Я знаю - тот красавец сильный лишь потому, что с ним труба!
*)КВИМУ - КАЛИНИНГРАДСКОЕ ВЫСШЕЕ ИНЖЕНЕРНОЕ МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ТУМАН
Туман лежал на парапете без форм и, в общем-то, без дум (на этой сумрачной планете все так лежат). Далекий
В настоящем будущее - блекло, прошлое - не ярче фонаря, что горит за городом далеко, освещая голые поля. Можно жить считая дни до встречи и не доедать, не досыпать. Можно лечь на теплой русской печи и триумф грядущий представлять. Можно закопаться в фолиантах, выйти в сад и, шпорами звеня, кликнуть удалого адъютанта, чтоб седлал буланого коня. Можно все, чего душа захочет. Одного лишь мне не изменить: в настоящем жизнь всегда клокочет, будущее знать она не хочет, ну, а в прошлом - беспробудно спит.
ДЕТСКИЙ ВОПРОС
Голубеет наше небо. Лютик розовеет. Толи быль, а толи небыль... Верить иль не верить? Стали дяди голубеть, розоветь мадамы... Так легко и отупеть: где отцы, где мамы ?
КУРАТ-МАТЬ
Слышал, было указанье: - Прекратить образованье на российском языке! Мой сосед в сплошной тоске: платит Родине налог, а придет законный срок, и на этот вот налог внуку с корнем вырвут слог, коим дед писал стихи... Я же выше всех стихий! Я налоги не плачу и поэтому кричу: -Славься, мудрая страна, где по-русски все спьяна могут вволю поболтать, пока помнят... Курат - мать!
ГЕРБЕРЫ
Герберы на праздничном столе среди рюмок, пива и закусок одиноки, словно "Шевроле" где-нибудь в селении за Таруссой. Нереалистичны. Невпопад. Диссонанс капусте и селедке. Кто их подарил? Какой фанат? Они стоят - три бутылки водки! Над столом висит сивушный чад, гости перепили, переели... Где-то на окраине слышен мат. Кто-то под столом скатерку стелет... Герберы на праздничном столе... Одиноки, словно звезды в небе... Бросьте их владельцу "Шевроле". Пусть к себе, в Париж, за водкой едет!
КОЛДУНЫ
"Просто, я работаю волшебником" Слова из песни "Народ и партия - едины" Лозунг
В простых бетонных N-этажках живут простые колдуны, кальсоны носят на подтяжках и фирмы "Балтика" штаны. С утра, наевшись чая с хлебом, садятся в простенький трамвай. Потом летят под серым небом к себе на службу ( Нет, не в Рай). На службе служат, варят, лужат, угля и стали выдают... Потом трамвай, остывший ужин и обетоненный уют. Так день за днем. За годом годы. И за такое колдовство гордится партия народом и славит с ним свое родство!
ЗВЕЗДОЧКА НА НИТОЧКЕ
Звездочка на ниточке качалась в облаках. Я вставал на цыпочки и тянулся... Ах, не достать мне звездочку, ниточка крепка. Выпью-ка я водочки, закажу пивка. Острокрылой птичкою в небо поднимусь, перережу ниточку и дождем прольюсь. Звездочку на ниточке у твоих ворот положу на ситечко, чтобы сохла. Вот...
КРУШЕНИЕ ИМПЕРИИ
В империи пошел такой разлад! Опять свободу просят готы. Варяги сели на швертботы, рванули к грекам. А Гийом провозгласил себя царем над всеми турками. Втроем: Луцилий, Марк и Диомид достали где-то динамит и трон рванули. Крики, брань... Гийома выслали в Сызрань, он осознал все, слезы льет... Луцилий в спешке дело шьет на Диомида. Марк - крутой, торгует в Персии икрой. Болтают всякое в народе: когда-то все о недороде, да об удоях молока.... Теперь такая мелкота уж не волнует. Весь народ на баррикадах пиво пьет. Народу - зрелищ подавай, а там хоть Рим распродавай. О чем я тут? Ах, о развале... Кто у нас шефом на вокзале? Кто за собой всех поведет и хлеба даст, и штоф нальет? И на кого искать управу? Да я и сам не знаю, право... Ильич - так тот таскал бревно, а нам, татарам, все равно.
ЗАЛП "АВРОРЫ"
комментарий к телепередаче В.Познера "Мы" на ОРТ 03.07.1997г.
"Аврора" грохнула средь ночи холостыми. Завыли псы. Перекрестился поп.. Бегут года, а эхо все не стынет, и Познер на экране морщит лоб. Свободны все шагать шеренгой в ногу, и все равны по-братски в нищете - Голодным - хлеб! Земля - народу! шутил Ильич в Казанской простоте. И верил сам! Не смейтесь, правда верил. Потом забыл о том, что говорил, поставив главным - торжество Идеи! Идею он всегда боготворил. И за Идею землю отобрали. И за Идею отобрали хлеб. И за Идею Троцкий, Блюхер, Сталин вели народ на жертвенник побед. Сейчас идеи выброшены. К Богу сам Президент почтенье показал. Шеренги сбиты, и толпой, не в ногу мы все пришли на рыночный вокзал...
ВЕТЕР
Ветер жестью стучал, на весь двор скрежетал, оторвавши кусок от карниза, листья клена считал и как дьяк причитал, подбираясь к красавице снизу. Вмиг подол ей задрал, заскулил, задрожал и отпрянул, боясь видно взбучки, два листочка сорвал, пять минут поиграл и отдал их красавице в ручки. Но она их стряхнула с улыбкой в траву - для игры плата слишком большая. Шляпку ниже пригнула, и он взмыл в синеву, стартовав с ее тульего края.
ПОРАЖЕНИЕ
Мы в ссоре вновь. Твои слова полны бесплотных осуждений. Они глупы... Ты не права... Я докажу... Но голова уже касается коленей твоих безумно стройных ног... Я побежден... Прости им Бог!
МАЛЬЧИК ХОЧЕТ В ТАМБОВ
Поезд мчался на Питер. В соседнем купе уже в сотый раз мальчик просился в Тамбов. Голова раскалывалась от выпитой с приятелями на перроне плохой водки, от спертого воздуха плацкартного вагона и от мальчика, который хочет в Тамбов. Я вышел в тамбур, закурил... Лязг вагонных колес, мелькание желтых огней за стеклом вагонной двери, в купе с набившей оскомину мелодией, головной болью, желанием опохмелиться и привели к созданию прилагаемого ниже "шедевра".
Исчез Тамбов. Летит на Питер поезд, гудком охрипшим время разодрав. Колеса бьют по рельсам: "Скорость. Скорость!" Душа кричит: "Гуд бай, гуд бай, май лав!" Багряный ветер не осушит слезы, не охладит мою больную грудь, не повернет к Тамбову паровоза - ни колесо, ни рельсы не загнуть. О, как осилить расставанья муки? Как воспарить в сонм дремлющих светил? Любовь моя, к тебе тяну я руки: - Где ты сейчас? Где утренний кефир? По сторонам несутся ввысь перроны, мешаясь с пеной желтой полутьмы. Я весь в огне трясусь между вагонов, смотрю в их зев, а снизу - смотришь ты. В руках кефир. В глазах сплошная мука. В просвете ног мелькают тени шпал. " Вот до чего доводит нас разлука", - подумал я и замертво упал.