Сочинения (Том 3)
Шрифт:
ибо исправа преступиша сынове Хамове на землю Сифову, и по 400 лет отмъщенье прияша от бога; от племене бо Сифова суть евреи, же избивше Хананейско племя, всприяше свои жребии и свою землю. Пакы преступи Исав заповедь отца своего, и прия убийство; не добро бо есть преступати предела чюжего". Смерть Изяслава, положившего голову свою за брата, дает летописцу случай распространиться в похвалу братолюбию: "По истине аще что створил есть (Изяслав) в свете сем етеро согрешенье, отдасться ему, занеже положи главу свою за брата своего, не желая болшее волости, ни именья хотя болша, но за братию обиду". Говоря о мести Василька теребовльского, сперва на невинных жителях города Всеволожа, а потом на боярах Давыда Игоревича, летописец прибавляет: "Се же второе мщенье створи, его же не бяше лепо створити, дабы бог отместник был, и взложити было на бога мщенье свое". В рассказе о борьбах и счетах княжеских летописец стоит за старших против младших: никогда не находим оправдания последним, не раз находим упрек им; так, на юге летописец вооружается против Ярослава Святополковича за гордость против дяди и тестя; на севере, рассказавши о победе Юрьевичей над племянниками, летописец прибавляет: "Богу наказавшю князей креста честнаго не преступати и старейшего брата чтити". Мы видели, что по привязанности летописца к тому или другому князю можно определить, к какой волости принадлежит летописец; у северного летописца замечаем особенную привязанность к своим князьям, потомкам Юрия Долгорукого, особенное уважение к власти,
Здесь видим почти постоянное величание князя именем и отчеством с прибавлением; великий князь, часто с прибавлением: благоверный, христолюбивый; здесь встречаем упоминовение о семейных торжествах князей, например, о постригах, доставлявших великую радость целому городу. Особенно в этом отношении замечательно описание отъезда князя Константина Всеволодовича в Новгород в 1206 году. Уважение к власти, которое северный летописец старается внушить, высказано также под 1175 годом, по поводу смерти Андрея Юрьевича, потом по случаю смерти Всеволода Юрьевича в 1212 году. Замечаем у северного летописца и особенную привязанность к владыкам своим. Понятно, что в самом уже начале встречаем у северного летописца мало сочувствия к новгородцам: по случаю похода Андреевой рати в 1169 году он упрекает новгородцев в частом нарушении клятв, в гордости, хотя и соглашается, что быт новгородский получил начало свое издавна, от прадедов княжеских, но никак не хочет уступить новгородцам права нарушать клятвы и выгонять князей. Под 1186 годом нерасположение летописца к новгородскому быту также ясно высказывается: "В се же лето выгнаша новгородцы Ярослава Володимерича, а Давыдовича Мстислава пояша к себе княжить Новгороду: так бо бе их обычай". Под 1178 годом по поводу взятия и опустошения Торжка Всеволодом III летописец распространяется против клятвопреступлений: "Взяша город, мужи повязаша, а жены и дети на щит и товар взяша, а город пожгоша весь за новгородскую неправду, оже по дни целуют крест чесгный, и преступають. Тем же пророком глаголеть нам" и проч.
О нашествии варваров летописец отзывается постоянно, как о наказании божием за грехи народа; под 1093 годом: "Бысть плач в граде, а не радость, грех ради наших великих и неправды, за умноженье беззаконий наших. Се бо на ны бог попусти поганым, не яко милуя их, по нас кажа, да быхом ся востягнули от злых дел, сим казнить ны нахоженьем поганых, се бо есть батог его, да негли встягнувшеся вспомянемся от злаго пути своего". Подобное рассуждение повторяется и впоследствии. Таково же воззрение летописца и на все другие бедствия: "Бог бо казнит рабы своя напастьми различными, огнем и водою и ратью и иными различными казньми, хрестьянину бо многыми напастьми внити в царство небесное, согрешихом, казними есмы, яко створихом, тако и прияхом, но кажеть ны добре господь наш. Но да никто ж можеть реши, яко ненавидит нас бог; не буди". Болезни, всякого рода страдания, напрасная смерть очищают человека от грехов; по свидетельству летописца, князь Ярополк Изяславич молился: "Господи, боже мой! приими молитву мою, и дажь ми смерть, яко же двема братома моима Борису и Глебу, от чюжю руку, да омыю грехы вся своею кровью". Сказавши о смерти князя Святослава Юрьевича, летописец прибавляет: "Си же князь избраник божий бе: от рожества и до свершенья мужьства бысть ему болезнь зла, ея же болезни просяхуть на ся святии апостоли и святии отци у бога: кто бо постражеть болезнью тою, якоже книгы глаголют, тело его мучится, а душа его спасается. Такоже и тъ во истину святый Святослав, божий угодник избраный в всех князех: не да бо ему бог княжити на земли, но да ему царство небесное". Ту же мысль выражает летописец и в рассказе о смерти Андрея Боголюбского. Мстислав Ростиславич Храбрый говаривал дружине своей перед битвою:
"Братья! ничто же имете во уме своем, аще ныне умрем за хрестьяны, то очистимся грехов своих и бог вменит кровь нашю с мученикы". Летописец держится того же мнения, даже относительно христианских воинов других исповеданий, например крестоносцев. Успех, избавление от опасности приписывается, обыкновенно после милости божией и молитв святых, также молитве предков умерших, отца и деда и прадеда; например, описавши торжество Юрьевичей над племянниками, летописец прибавляет: "И поможе бог Михалку и брату его Всеволоду, отца и деда его молитва и прадеда его". Мы видели, с каким неудовольствием летописец отзывается о народных увеселениях, в которых видны были остатки язычества.
Рассмотревши религиозные, нравственные и политические понятия летописца, обратимся к его понятиям научным. Вот его рассуждение о происхождении половцев в образчик этнографических, исторических и географических понятий: "Исшьли бо суть си от пустыне Нитривьскые, межю встоком и севером; исшьли же суть их колен 4 торкъмени и печенези, торци, половци. Мефодий же свидетельствует о них, яко 8 колен пробегли суть, егда исече Гедеон, да 8 их беже в пустыню, а 4 исече.
Друзии же глаголють: сыны Амоновы. Се же несть тако: сынове бо Моавли хвалиси, а сынове Аммонови болгаре, а сарацины от Измаила творяться сарини, и прозваша имена себе саракыне, рекше: сарини есмы. Тем же хвалиси и болгаре суть от дочерю Лотову, иже зачаста от отца своего, тем же нечисто есть племя их; а Измаил роди 12 сына, от них же суть торкъмени, и печенези, и торци, и кумани, рекше половци, иже исходят от пустыне и по сих 8 колен в кончине век изыдуть, заклепении в горе Александром Македоньскым, нечистыя человекы, якоже сказаеть о них Мефодий Патарийскый: и взиде на восточныя страны до моря, наричемое Солнче место, и виде ту человекы нечистые, от племене Афетова; их же нечистоту видех: ядяху скверную всяку, комары и мухы, котки, змие, и мертвец не погребаху, но ядаху и женьскыя изворогы и скоты вся нечистыя; то видев Александр убояся, едва како умножаться и осквернять землю, и загна их на полунощныя страны в горы высокия; и богу повелевшю, сступишася о них горы полунощныя, токмо не ступишася о них горы на 12 локоть и ту створишася врата медяна, и помазашася сунклитом, и аще хотять огня взяти, не възмогут и жещи; вещь бо сунклитова сице есть: ни огонь можеть вжещи его, ни железо его приметь; в последняя же дни по сих изидуть 8 колен от пустыне Етривьскыя, изидуть и си скверний языкы, яже суть в горах полунощных, по повеленью божию". О других исторических, географических и этнографических сведениях начального летописца говорено было выше в своем месте; теперь же взглянем на отзывы летописца о разных физических явлениях: каждое необыкновенное физическое явление предвещает что-нибудь необыкновенное в мире нравственном, обыкновенно что-нибудь недоброе: в 1063 году шел Волхов в Новгороде назад 5 дней; это знамение было не к добру, говорит летописец: на четвертый год князь Всеслав пожег город. В следующем году "бысть знаменье на западе, звезда превелика, луче имущи акы кровавы, выходящи с вечера по заходе солнечнем, и пребысть за 7дний, се же проявляше не на добро; по сем бо быша усобице много и нашествие поганых на Русьскую землю, си бо звезда бе аки кровава, проявляющи кровопролитье. В си же времена бысть детищь вверьжен в Сетомль, сего же детища выволокоша рыболове в неводе, его же позоровахом до вечера, и пакы ввергоша и в воду, бяшеть бо сиць: на лици ему срамнии удове, иного нелзе казати срама ради.
Пред сим же временем и солнце пременися, и не бысть светло, но акы месяць бысть; его же невегласи глаголют снедаему сущю. Се же бывает сица знаменья не на добро, мы бо по сему разумеем". Следует исчисление необыкновенных явлений, виденных в разных странах и предвозвестивших народные бедствия; это исчисление летописец оканчивает следующими словами: "Знаменья бо в небеси, или звездах, ли солнци, ли птицами,
"Бысть знамение в луне страшно и дивно: идяше бо луна черезо все небо от въстока до запада, изменяючи образы своя: бысть первое и убывание по малу, донеже вся погибе, и бысть образ ея яко скудна, черна, и пакы бысть яко кровава, и потом бысть яко две лица имущи, едино зелено, а другое желто, и посреди ея яко два ратьная секущеся мечема, и единому ею яко кровь идяше из главы, а другому бело акы млеко течаше; сему же рекоша старии люди: не благо есть сяково знамение, се прообразует княжю смерть еже бысть" (убит был Изяслав Давыдович). Под 1195 "Toe же зимы, по Федорове недели во вторник в 9-й час потрясеся земля по всей области Киевской и по Кыеву: церькви каменыя и дсревяныя колебахуся, и вси людие видяще, от страху не можаху стояти, овии падаху ници, инии же трепетаху. И рекоша игумени блажении: се бог проявил есть показая силу свою за грехи наша, да быхом остали от злого пути своего; инии же молвяхуть друг ко другу: сии знамения не на добро бывають, но на падение многим, и на кровопролитие, и на мятежь мног в Русской земле, еже и сбысться" (усобица Мономаховичей с Ольговичами).
Изложив общие черты нашей древней летописи, скажем несколько слов об особенностях изложения, которыми отличаются различные местные летописи. До нас от описываемого времени дошли две летописи: северные - Новгородская и Суздальская, и две южные - Киевская, с явными вставками из Черниговской, Полоцкой и, вероятно, других летописей, и Волынская, Новгородская летопись отличается краткостию, сухостию рассказа; такое изложение происходит, во-первых, от бедности содержания: Новгородская летопись есть летопись событий одного города, одной волости; с другой стороны, нельзя не заметить и влияния народного характера, ибо в речах новгородских людей, внесенных в летопись, замечаем также необыкновенную краткость и силу; как видно, новгородцы не любили разглагольствовать, они не любят даже договаривать своей речи и, однако, хорошо понимают друг друга; можно сказать, что дело служит у них окончанием речи; такова знаменитая речь Твердислава: "Тому есмь рад, оже вины моеи нету; а вы, братье, в посадничьстве и в князех". Рассказ южного летописца, наоборот, отличается обилием подробностей, живостию, образностию, можно сказать, художественностию; преимущественно Волынская летопись отличается особенным поэтическим складом речи: нельзя не заметить здесь влияния южной природы, характера южного народонаселения; можно сказать, что Новгородская летопись относится к южной - Киевской и Волынской как поучение Луки Жидяты относится к словам Кирилла Туровского. Что же касается до рассказа суздальского летописца, то он сух, не имея силы новгородской речи, и вместе многоглаголив без художественности речи южной; можно сказать, что южная летопись - Киевская и Волынская, относятся к северной Суздальской, как Слово о полку Игореву относится к сказанию о Мамаевом побоище.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ОТ СМЕРТИ МСТИСЛАВА ТОРОПЕЦКОГО
ДО ОПУСТОШЕНИЯ РУСИ ТАТАРАМИ (1228-1240)
События новгородские.- Война суздальских князей с Черниговом.- Вражда Новгорода с Псковом.- Войны с мордвою, болгарами, немцами и Литвою.Усобица в Смоленске.- Деятельность Даниила Романовича галицкого.- Участие его в польских делах.- Тевтонский орден.- Батыево нашествие.- Сведения о татарах.
Отношения новгородские, столкновения здесь князей северных с южными грозили было во второй раз нарушить покой на севере. Мы видели, что в 1228 году новгородцы, не довольные Ярославом Всеволодовичем, призвали к себе вторично Михаила черниговского; последний был шурин великому князю Юрию владимирскому, который в первый раз посадил его в Новгороде; Ярославу стали говорить, что и теперь Михаил посажен в Новгороде по старанию Юрия; Ярослав поверил наговорам: в самом деле, мог ли владимирский князь спокойно видеть, что младший брат его, князь Переяславля Залесского, усиливается насчет Новгорода, не имел ли Юрий важных причин мешать этому усилению? Как бы то ни было, Ярослав стал сердиться на старшего брата и, чтоб успешнее действовать против него, поссорил с дядею и троих Константиновичей ростовских - Василька, Всеволода и Владимира. Юрий, узнавши об этом, спешил предупредить усобицу и в 1229 году повестил всем родичам, чтоб съехались к нему во Владимир на сейм; Ярослав сначала не хотел было ехать, но, узнав, что племянники поехали, отправился и сам во Владимир.
Здесь Юрию удалось уладить дело: все родичи поклонились ему, называя отцом себе и господином, весело отпраздновали Рождество богородицы, получили подарки сами и бояре их и разъехались довольные по волостям своим. Ярослав, обеспеченный со стороны старшего брата, стал готовиться к войне с Михаилом; тогда во Владимир явилось посольство из Южной Руси от князя киевского - Владимира Рюриковича и черниговского - Михаила, обоих близких свойственников великого князя Юрия (который в том же 1230 году женил сына своего Всеволода на дочери Владимира киевского); приехал сам митрополит Кирилл с черниговским епископом Порфирием: