Сочинения (Том 4)

Соловьев Сергей Михайлович

И в описываемое время видим, что князья и вообще землевладельцы стараются увеличивать народонаселение льготами, которые они дают пришлым людям: в княжение Димитрия Донского какой-то Евсейка вздумал переселиться из Торжка в великокняжескую вотчину, на Кострому, и великий князь освободил его от всех податей, кроме оброка по 5 куниц на год; кроме того, приказал его блюсти дяде своему Василию тысяцкому. При уступке земельного участка монастырю или какому-нибудь частному лицу князья обыкновенно помещают в своих жалованных грамотах то условие, что если землевладелец населит данный участок, то население освобождается на несколько лет от всех податей или тягостей, причем различаются два случая: если землевладелец перезовет на свой участок прежде живших на нем людей, старожилцев, или перезовет выходцев из других княжеств, инокняженцев: для последних льгот было больше, давалась им свобода от всех податей на двойное количество лет в сравнении с первыми, обыкновенно на десять лет вместо пяти; в случае успешного заселения данного участка землевладелец получал новые льготы, новые награды; так, например, монахи Кириллова монастыря за то, что полученную ими пустошь распахали, людей собрали, селце и деревни нарядили, получили от великого князя Василия Васильевича льготу: никому из чиновников не велено было ездить на это селце и деревни и останавливаться в них, брать кормы, проводников, подводы. Условия, на которых пришлые люди поселялись на пустых участках, разумеется, зависели от взаимного соглашения их с землевладельцами: они могли обрабатывать землю за известную плату от владельца, по найму, и назывались наймитами, могли пользоваться землею, уплачивая владельцу ее половину собираемых произведений, и потому назывались половниками, треть произведений - почему назывались третниками, крестьянин, занявший при поселении деньги у землевладельца, назывался серебряником, наконец, встречаем название рядовых людей - от какого-нибудь, нам неизвестного, ряда, или договора. Мы видим из княжеских грамот, что эти люди переходили с одной земли на другую, из одного княжества в другое, перезывались; понятно, что самые льготы, которые они получали при заселении пустых участков, побуждали их к переходам: ибо, живя на одном месте, по истечении известного срока, например десяти лет, они лишались льгот, и им выгодно было перейти на другое место, заселив которое они получали опять льготы. Впрочем, видим уже ограничение произвольного перехода сирот, или хрестьян (так называлось тогда сельское народонаселение), определением срока для него: сирота мог оставлять землю, отказываться, только осенью, по

окончании полевых работ, именно за две недели до Юрьева дня и неделю спустя после Юрьева дня осеннего, причем серебряники должны были заплатить свое серебро. Потом видим запрещение перехода или перезыва крестьян в виде льготы для известного землевладельца: так, например, великий князь Василий Васильевич пожаловал игумена Троицкого Сергиева монастыря и братию, запретив переход крестьянам-старожилцам из монастырского села Присек и деревень, к нему принадлежащих. Дальнейшим ограничением было запрещение землевладельцам, которых земли были освобождены от общего княжеского суда и пошлин, принимать к себе тяглых волостных людей, тянувших судом и пошлинами к князю, они должны были довольствоваться только перезывом инокняженцев: так, Иоанн Калита запретил юрьевскому архимандриту принимать на свои земли тяглых волоцких людей и выходцев из Московского княжества; так, великий князь Василий Димитриевич постановил это условие при позволении митрополиту Фотию купить деревню в волости Талше.

Наконец, иногда князь не только позволял известному землевладельцу не отпускать от себя крестьян, но давал право возвращать и тех, которые прежде вышли: так, великий князь Василий Васильевич дал это право игумену Троицкого Сергиева монастыря относительно людей, вышедших из монастырских сел в Углицком уезде. Что же касается до отношений переходного сельского народонаселения к землевладельцам, то мы знаем, что некоторым из последних князья жаловали право суда над поселенными на их землях людьми, кроме душегубства и суда смесного; в последнем случае землевладельцы эти судили вместе с наместниками и волостелями княжескими или их тиунами; иногда жаловалось право суда, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным.

Но подле этого переходного сельского народонаселения мы видим народонаселение несвободное, принадлежащее землевладельцам; так, в жалованных грамотах землевладельцам отличаются люди, купленные ими, от тех, кого они перезовут, или старожилцы и пришлые люди отличаются от окупленных; князья в своих договорах отличают холопей своих от сельчан, говорят о своих бортниках и оброчниках купленных, о людях купленных, о людях деловых, которых они прикупили или за вину взяли себе, о людях полных (рожденных в холопстве), купленных грамотных (отдавшихся добровольно в холопство по кабальным грамотам). Из зависимых людей упоминаются также закладни, или закладники, которые на известных условиях заложились за Другого, так как главным побуждением к закладничеству было желание освободиться от повинностей, лежавших на свободном и самостоятельном человеке, то князья и условливаются не держать закладней в городе (Москве). Таким образом, мы должны отличать в описываемое время людей свободных и самостоятельных, людей несамостоятельных (каковы были закладни) и, наконец, людей несвободных, которые могли быть вечно или временно несвободны смотря по тому, родились ли они в несвободном состоянии, были куплены, попались в плен или отдались добровольно в холопство на ограниченное число лет. Для первых встречаем название людей полных, челяди дерноватой, выражение: послать на отхожую - значило освободить подобных людей. Замечательно, что вместо человек вольный говорилось: "Человек великого князя". Что касается положения холопа, то новгородцы в своих договорах требуют, чтобы донос холопа, или раба, на господина не имел силы и чтобы судьи не судили холопа и половника без господаря.

Говоря о разных слоях народонаселения в древней Руси, мы не можем обойти вопроса о том: кто и как мог владеть земельною собственностию? Кроме людей служилых и духовенства в числе землевладельцев видим и гостей: под 1371 годом находим известие, что в Нижнем Новгороде был гость Тарас Петров, который выкупил из плена своею казною множество всяких чинов людей и купил себе вотчину у великого князя, шесть сел за рекою Кудьмою. Но значение гостя в летописи не определено:

иногда гости употребляются вообще в смысле торговых людей, купцов, иногда в значении лучших, богатейших купцов; в новгородских памятниках гости не составляют особого разряда, везде видим только купцов. Но естественно, что только богатейшие купцы, гости, могли приобретать земельную собственность, ибо они одни только по своим средствам могли, не оставляя торговли, заниматься и сельским хозяйством, тогда как купцы незначительные не были в состоянии в одно время и торговать в лавке и жить в селе. Кроме того, столкновение государственных интересов должно было уже в описываемое время вести к тому, что купцам нельзя было владеть земельною собственностию, ибо всякий землевладелец должен был служить государству, а купец был человек данный, плативший в казну деньги с своего промысла; если купец становился землевладельцем, то он относительно государственных требований должен был совмещать в себе два характера: человека служилого и человека данного; но понятно, что он не мог удовлетворить вместе этим двум требованиям; мало того, мы видели, что по финансовым требованиям он не мог бросить торга и перейти в служилые люди, ибо князья клялись друг другу не принимать к себе в службу торговых людей. Все землевладельцы необходимо должны были перейти в служилые люди, ибо государство не хотело между служилыми и промышленными людьми признавать никакого другого разряда: так, после, по Уложению, дети неслужилых отцов, купившие вотчины, должны были записаться в царскую службу; в противном случае вотчины отбирались у них в казну. Класса землевладельцев, живущих на своих землях, не могло образоваться в описываемое время, ибо и теперь, как прежде, продолжалась постоянная колонизация северо-восточных пространств, постоянное переселение, брожение; земледельцу невыгодно было оставаться долго на одном месте по самому качеству почвы на северо-востоке, которая нигде не обещала продолжительного плодородия; чрез несколько времени после первого занятия, после выжиги леса, требовала уже больших трудов, и земледельцу выгодно было оставлять ее и переходить на новую почву. Кроме того, во все продолжение древней русской истории мы видим стремление менее богатых, менее значительных людей закладываться за людей более богатых, более значительных, пользующихся особенными правами, чтобы под их покровительством найти облегчение от повинностей и безопасность. Стремление это мы видим и в других европейских государствах в средние века; оно естественно в новорожденных обществах, при отсутствии безопасности, когда правительство, законы еще не так сильны, чтоб дать покровительство, безопасность всем членам общества. Таким образом, выгодно было земледельцам переходить на земли богатых и знатных землевладельцев, архиереев, монастырей, вельмож, ибо кроме вышеупомянутых льгот при первом поселении поселенцы пользовались еще льготами, заключавшимися в разных правах, которые имели те или другие землевладельцы, а главное пользовались покровительством сильных людей. При обращении внимания на отличительную черту нашей древней истории, на колонизацию страны, легко решается вопрос о том, как произошла поземельная собственность и различные ее виды. Как только Северо-Восточная Русь выступает на историческую сцену, так мы видим в ней сильную колонизацию, происходящую под покровительством князей; если бы мы даже не имели определительных известий об этой колонизации, то мы необходимо должны были бы предположить ее, ибо история застает Северо-Восточную Русь финскою страной, а потом видим ее славянскою; следовательно, допустив даже, что финское народонаселение не исчезало, но ославянивалось, мы должны допустить сильную славянскую колонизацию. Но эта колонизация происходила не в доисторические времена, когда "живяху кождо с родом своим на своих местех"; она происходила на памяти истории, когда Северо-Восточная Русь составляла уже определенную область, княжество, где владела известная линия княжеская; следовательно, колонизация не могла происходить без ведома и влияния известного правительства. Ростов Великий существовал до призвания князей; ему принадлежала обширная, малонаселенная, но определенная область. Для потомков первых насельников, городских и сельских, земля находится в общем владении; на это указывает обычный способ владения землями, принадлежавшими общинам городским и сельским. Но остаются обширные ненаселенные пространства, никому не принадлежащие, т. е. принадлежащие городу Ростову, а в Ростове находится высшее правительственное лицо, князь, который управляет всею областью посредством своих чиновников, волостелей, следовательно, никакая дальнейшая перемена, никакие новые права и отношения не могут произойти без ведома, без распоряжения княжеского; положим, что сначала князь распоряжается в области не без ведома и участия старшего города, но, конечно, мы не имеем никакого права думать, чтобы после Андрея Боголюбского и Всеволода III князья распоряжались чем бы то ни было с ведома и согласия ростовцев. Прежде всего князья могли распоряжаться землею, принадлежащею их волости, отдавая ее в полное владение членам своей дружины с правом населять ее всякого рода людьми, вольными и невольными; могли распоряжаться землею отдавая ее духовенству; наконец, могли продавать ее богатым купцам, или гостям, подобным вышеупомянутому Тарасу Петрову, которые имели возможность населить купленную землю,- вот разные виды происхождения частной земельной собственности, вотчин. Но с одной стороны, мы видели, что для жителей городов и сел существовала исконная привычка смотреть на земли, принадлежавшие их городам и селам, как на общее достояние; земля принадлежала общине, а не отдельным членам ее; когда же община потеряла свое самостоятельное значение перед князем, то земля, естественно, стала государевою; с другой стороны, земли оставалось все еще много; как частные люди, землевладельцы старались населить принадлежавшие им участки, перезывая к себе отовсюду земледельцев; так точно старалось и правительство о населении остававшихся у него пустых земель. Являлись насельники, земледельцы и принимались с радостию; но каким же образом они селились? Они не покупали земель у правительства, ибо, во-первых, им не было никакой выгоды покупать, когда они могли пользоваться землею без покупки и потом, найдя землю неудобною, переселяться на новые места. Если подобные поселенцы оставались долго на занятых ими участках, то, разумеется, эти участки переходили к их детям безо всяких новых форм и сделок; но ясно, что как у правительства, так и у насельников сохранялось вполне сознание, что занятые последними земли не составляют их полной собственности, не суть их вотчины, не пожалованы им за службу, не куплены ими, но уступлены только в пользование, хотя правительству и выгодно, чтоб это пользование продолжалось как можно долее, переходило из рода в род. Вот происхождение так называемых черных, или государственных, земель. Что сказано о селах, то должно быть применено и к городам, ибо города населялись точно так же, как села. Известный промышленник селился в городе на отведенной ему от правительства земле, ставил двор, оставлял эту землю и двор в наследство детям, передавал их за деньги, продавал другому подобному себе лицу - правительство не вступалось, лишь бы только эта черная земля не сделалась белою, не перешла бы к кому-нибудь в виде полной частной собственности: отсюда все известные распоряжения о непокупке земель черных людей, т. е. о непереводе собственности государственной в частную.

Кроме повинностей, означенных выше в статье о доходах княжеских, в описываемое время встречаем известия о других обязанностях сельского народонаселения, например, об обязанностях город делать, двор княжой и волостелин ставить, коня княжого кормить, сено косить, на охоту ходить по приказанию ловчих княжеских (на медведя и на лося), давать корм, подводы и проводников князю, воеводам, наместникам, волостелям тиунам и всякого рода чиновникам и посланцам княжеским.

Кроме означенных слоев народонаселения в первый раз в описываемое время, именно в конце первой половины XV века, встречаем название казаков рязанских, которые пришли на помощь к рязанцам и москвичам против татарского царевича Мустафы; они пришли вооруженные сулицами, рогатинами и саблями.

Мы видели старание князей умножать народонаселение в своих княжествах; теперь обратим внимание на обстоятельства, препятствовавшие этому умножению, на бедствия - политические (войны междоусобные и внешние) и физические (голод, мор и другие). Мы видели на севере в описываемое время 90 усобиц, в продолжение которых Владимирская область (с Переяславлем, Костромою

и Галичем) терпела 16 раз, Новгородская - 15, Московская - 14, Тверская - 13, Смоленская, Рязанская и Двинская - по 9 раз, Северская и Суздальско-Нижегородская - по 4, Ярославско-Ростовская - 3, Вятская - 2, Псковская - 1; таким образом, Владимирская область, более других терпевшая от усобиц, подвергалась опустошениям по одному разу почти в 15 лет, относительно же всей Северной России придется по одной войне с лишком на два года. Опустошениям от внешних врагов Новгородская область подвергалась 29 раз, Псковская - 24, Рязанская - 17, Московская - 14, Владимирская и Нижегородская - по 11, Северская - 8, Смоленская и Тверская - по семи, Ярославско-Ростовская - 4, Вятская - 1; следовательно, Новгородская область, более других, по-видимому, терпевшая от внешних войн, подвергалась неприятельским нашествиям по одному разу на 8 лет. Круглое число неприятельских нашествий будет 133; из этого числа на долю татарских опустошений приходится 48, считая все известия о тиранствах баскаков в разных городах; приложив к числу опустошений от внешних врагов число опустошений от усобиц, получим 232, следовательно, придется по опустошению почти на каждый год. Но понятно, чго на этих одних цифрах нельзя основать никаких выводов; так, например, Новгородская и Псковская области терпели больше всех других от нашествий внешних врагов, и, несмотря на то, Новгород и Псков оставались самыми богатыми городами во всей Северной России, ибо Псков во все это время был только раз во власти врагов, которые, впрочем, как видно, не причинили ему большого вреда: Новгород же ни разу не доставался в руки неприятелю; большая часть нашествий немецких, шведских и литовских, от которых терпели Новгород и Псков, ограничивались пограничными волостями их и нисколько не могут идти в сравнение с нашествием Батыя, с двукратным татарским опустошением во время усобиц между сыновьями Невского, с опустошением Тверской области татарами и Калитою, с нашествием Тохтамыша, Едигея. Также обманчивы приведенные цифры и относительно восточных областей; так, например, цифры показывают что Московское княжество подвергалось большим опустошениям, чем княжество Тверское; но рассмотрение других обстоятельств, и именно когда и какого рода опустошениям подвергались оба соперничествующие княжества, совершенно изменяет дело: Тверское княжество подверглось страшному опустошению вконец от татар и Калиты при князе Александре Михайловиче; потом, не успело оно оправиться от этого бедствия, начинаются усобицы княжеские, заставляющие народ выселяться из родных пределов в другие княжества, тогда как Москва не терпит опустошений от внешних врагов от Калиты до Донского, а усобицы начинаются в ней только в княжение Василия Васильевича, когда она уже воспользовалась временем отдыха и взяла окончательно верх над всеми другими княжествами. Цифры показывают, что более частым нападениям внешних врагов подвергались пограничные области на юго-востоке и северо-западе Рязанская, Новгородская и Псковская; Рязанская - от татар, Новгородская и Псковская - от шведов, немцев и Литвы - и числовое большинство остается на стороне северо-западных границ. Но мы заметили, что нашествий шведских и немецких нельзя сравнить с татарскими; с другой стороны, не должно преувеличивать и вреда, который Россия претерпевала от татар; не должно забывать, что иго тяготело особенно только в продолжение первых 25 лет, что уже в 1266 году летописец извещает об его ослаблении, что уже в конце XIII века исчезают баскаки и князья сами распоряжаются относительно выхода; что после татарских опустошений, которые были следствием усобицы между сыновьями Невского, до опустошения Тверской области татарами с Калитою и после этого вплоть до Тохтамышева нашествия, в продолжение, следовательно, с лишком 50 лет, за исключением пограничных княжеств Рязанского и Нижегородского, Северо-Восточная Россия не слыхала о татарских нашествиях, а потом, кроме Тохтамышева, Едигеева и Улу-Махметова нашествия, набеги касались только границ, и по-прежнему терпело от них преимущественно княжество Рязанское. Вообще с цифрами в истории надобно обходиться очень осторожно.

Обратимся к физическим бедствиям. Под 1230 годом летописец говорит о голоде, свирепствовавшем во всей России, кроме Киева: в половине сентября мороз побил весь хлеб в Новгородской области, и отсюда началось горе большое, говорит летописец: начали покупать хлеб по 8 кун, кадь ржи - по 20 гривен, пшеницы - по 40 гривен, пшена - по 50, овса - по 13; разошелся весь город наш и вся волость, и наполнились чужие города и страны братьями нашими и сестрами; оставшиеся начали мереть: трупы лежали по улицам, младенцев грызли псы; ели мох, сосну, кору липовую, лист разный; некоторые из черни резали живых людей и ели, другие обрезывали мясо с трупов, иные ели лошадей, собак, кошек; преступников казнили, вешали, жгли, но встало другое зло: начали зажигать домы людей добрых, у которых чуяли рожь, и грабили имение их; между родными не было жалости, сосед соседу не хотел отломить куска хлеба; отцы и матери отдавали детей своих из хлеба в рабство купцам иноземным; по улицам скорбь при виде трупов, лежащих без погребения, дома тоска при виде детей, плачущих по хлебе или умирающих с голоду; цены возвысились, наконец, до того, что четвертую часть кади ржи начали покупать по гривне серебра. Архиепископ Спиридон поставил скудельницу и приставил человека доброго и смиренного, именем Станил, возить в нее мертвецов на лошади со всего города; Станил возил целый день беспрестанно и навозил 3030 трупов; скудельница наполнилась, поставили еще другую и наклали 3500 трупов. Псковский летописец рассказывает об этом голоде у себя в тех же чертах; его особенно поразило то, что в великий пост люди ели конину. "Написал бы еще кой о чем похуже, да и так уже горько",- оканчивает он свой рассказ. В Смоленске выстроено было четыре скудельницы, в которых было положено 32000 трупов. В 1251 году пошли дожди в Новгородской области, подмочили хлеб и сено, осенью мороз побил хлеб; в 1291 году то же самое; в 1303 году там же зима была теплая, не было снегу через всю зиму, и люди хлеба не добыли. В 1309 году был голод сильный и по всей Русской земле, потому что мышь поела всякий хлеб. В 1331 году была большая дороговизна в Русской земле: это голодное время слыло под названием рослой ржи.

В 1364 году с половины лета стояла мгла, зной был страшный, леса, болота и земля горели, реки высохли; в следующем году то же самое, и отсюда сильный голод.

Осенью 1370 года было снегу много, и хлеб пошел под снег; но зима была теплая, весь снег сошел в самом начале великого поста, и хлеб был сжат в великий пост; летом в солнце показались места черные, как гвозди, мгла была такая, что на сажени нельзя было ничего перед собою видеть, люди сталкивались лбами, птицы падали с воздуху людям на головы, звери смешивались с людьми, медведи и волки бродили по селам, реки, болота, озера высохли, леса горели, голод был сильный по всей земле. В 1373 году при сильном зное не было ни капли дождя во все лето.

Летом 1407 года было сумрачно и дождливо, крылатый червь летел от востока на запад, поел деревья и засушил их; в 1409 году множество людей померло от голоду; в 1412 дороговизна в Нижнем Новгороде; в 1418 году снег выпал 15 сентября, шел трое суток и покрыл землю на 4 пяди, пошли морозы; но потом стало тепло, снег сошел, но хлеба сжали мало после снега, и начался голод по всей Русской земле. В 1421 году свирепствовал голод в Новгороде и по всей Русской земле, много людей померло с голоду, другие ушли в Литву, иные померзли на дороге, потому что зима была очень холодна; в Москве оков ржи покупали по полтора рубля, в Костроме - по два рубля, в Нижнем - по шести; во Пскове тогда клети были полны хлеба от прежних лет, и вот пошли ко Пскову новгородцы, корела, чудь, вожане, тверичи, москвичи, просто сказать, пошел народ со всей Русской земли, и нашло его множество, стали покупать рожь во Пскове, по волостям и пригородам и возить за рубеж, цены поднялись, зобница ржи начала продаваться по 70 ногат, жита - по 50, овса - по 30, вследствие чего псковичи запретили вывозить хлеб за рубеж, а нахожих людей стали выгонять изо Пскова и изо всех волостей; иные разошлись, а которые остались во Пскове, тех множество перемерло, и наклали их в одном Пскове четыре скудельницы, а сколько погибло по пригородам и волостям - тем и числа нет. Осенью 1429 года земля и леса горели, дым стлался по воздуху, с трудом можно было видеть друг друга, от дыму умирала рыба и птица, рыба после того пахла дымом два года; следствием такой погоды был голод сильный по всей земле Русской; в 1436 году мороз побил хлеб в жатвенную пору, и была большая дороговизна; зимою 1442 года лютые морозы много причинили зла людям и животным; в 1444 году опять лютая зима и дороговизна сена; под 1446 годом новгородский летописец говорит, что в его области хлеб был дорог не только этого году, но в продолжение 10 лет, две коробьи по полтине, иногда больше, иногда меньше, а иногда и вовсе негде купить; была скорбь сильная: только и слышно было, что плач да рыдание по улицам и по торгу, многие от голоду падали мертвые, дети перед родителями, отцы и матери перед детьми; многие разошлись в Литву, к немцам, бусурманам и жидам, из хлеба отдавались в рабство купцам.

О море долго не встречаем известий: под 1284 годом южный летописец упоминает о сильном море на животных в Руси, Польше и у татар: лошади, рогатый скот, овцы померли без остатка; северный летописец упоминает о море на скот под 1298 годом; потом, под 1308 о море на людей; под 1318 - о море в Твери; под 1341 - о море на рогатый скот в Новгороде; в Пскове же в этом году был мор сильный на людей:

негде стало погребать, где выкопают могилу мужу или жене, там же положат и детей малых, голов семь или восемь в одном гробе. Но это бедствие было только предвестником ужаснейших: наступила страшная вторая половина XIV века. Еще под 1348 годом летописец упоминает о море в Полоцке; в 1350 году заслышали о море в дальних странах; в 1351 году начался мор во Пскове с таким признаком: харкнет человек кровью и на четвертый день умирает; предвидя скорую смерть, мужчины и женщины шли в монастыри и там умирали, постригшись; другие приготовлялись к смерти в домах заботами о душах своих, отдавая имение свое церквам и монастырям, духовным отцам и нищим; священники не успевали ходить за каждым мертвецом на дом, но приказывали свозить всех на церковный двор, и за ночь к утру набиралось трупов по тридцати и больше у каждой церкви, и всем было одно отпевание, только молитву разрешительную читали каждому порознь и клали по три или по пяти голов в один гроб; так было по всем церквам, и скоро стало негде погребать, начали погребать подальше от церквей, наконец, отведены были под кладбище пустые места совершенно вдалеке от церквей. Многие думали, что никто уже не останется в живых, потому что если мор войдет в какой-либо род или семью, то редко кто оставался в живых; если умиравшие отдавали кому детей своих или имение, то и принимавшие скоро заболевали и умирали, вследствие чего стали бояться принимать что-либо от умирающих и родные начали бегать родных; зато некоторые великодушные, отбросивши всякий страх, и чужих мертвецов погребали для спасения душ своих. Псковичи послали в Новгород звать владыку Василия, чтобы приехал благословить их; владыка приехал, обошел весь город с духовенством со крестами, мощами святых, весь народ провожал кресты, взывая: "Господи помилуй!" Пробыв немного дней во Пскове, владыка поехал назад здоровым, но на дороге, на реке Узе, занемог и умер. Вслед за владыкою мор шел изо Пскова в Новгород: во Пскове свирепствовал он с весны до зимы, в Новгороде - от Успеньева дня до весны следующего года; единовременно с Новгородом мор свирепствовал в Смоленске, Киеве, Чернигове, Суздале; в Глухове и Белозерске не осталось ни одного человека; мы видели, что в 1353 году мор свирепствовал в Москве. В 1360 году свирепствовал второй мор во Пскове с новым признаком: у кого выложатся железа, тот скоро умирал; опять псковичи послали в Новгород звать к себе владыку Алексея; тот приехал, благословил всех - от великого до убогого, обошел весь город со крестами, отслужил три литургии, и мор начал переставать. В 1363 году явился мор с низовьев Волги, начал свирепствовать в Нижнем Новгороде, потом в Рязани, Коломне, Переяславле, Москве, Твери, Владимире, Суздале, Дмитрове, Можайске, Волоке, Белоозере; пред началом болезни человека как рогатиною ударит в лопатку, или под груди против сердца, или между крыльцами, потом больной начинает харкать кровью, почувствует сильный жар, за жаром следуют обильный пот, за потом дрожь - и это последнее; болезнь продолжалась день, два, редко три; показывалась и железа не одинаково: у иного на шее, у другого на стегне, под пазухою, под скулою, за лопаткою; умирало в день человек по пятидесяти, по сту и больше; бедствие продолжалось не один год, обходя разные города. Под 1373 годом летописец упоминает о сильном море на людей и скотском падеже вследствие жаров и бездождия. В 1375 упоминается о море в Киеве; в 1387 был сильный мор в Смоленской области: из самого Смоленска вышли только пять человек живых и затворили город; под 1389 годом упоминается сильный мор во Пскове, под следующим годом - в Новгороде. Под 1402 годом упоминается мор в Смоленске, под 1403 - во Пскове - железою, мор пришел из Дерпта; в 1406 году это бедствие возобновилось во Пскове; в 1409 году мор с кровяною харкотою свирепствовал в волостях Ржевских, Можайских, Дмитровских, Звенигородских, Переяславских, Владимирских, Юрьевских, Рязанских и Тарусских, показывался и в некоторых Московских волостях: