Сочинения в 3 томах. Том 2: Хрустальная пробка. Золотой треугольник. Виктор из светской бригады. Зубы тигра
Шрифт:
— Совершенно уверен.
— Ах! — пробормотал Люпен сдавленным голосом… — Это письмо от Жильбера!
Он замер. Лицо его стало бледным. Никакого сомнения, письмо от Жильбера. Это была та формула, по которой Жильбер уже несколько лет с ним переписывался. Наконец-то он нашел возможность — ценою каких хитростей и скольких ожиданий — нашел возможность послать из глубины тюремной одиночки письмо. И его перехватили! Что в нем такое было? Какие инструкции давал несчастный пленник? О какой помощи умолял? Какой проект действий предлагал?
Люпен осмотрел комнату, в которой он хранил важные бумаги. Но так как замки были не тронуты, пришлось допустить, что другой цели, как достать это письмо, у незнакомки не было.
Стараясь сохранить спокойствие, он начал:
— Письмо пришло в то время, как эта женщина была здесь?
— В то самое время. Консьерж в эту самую минуту позвонил.
— Она могла видеть конверт?
— Да.
Вывод напрашивался сам собой. Оставалось разрешить вопрос, как этой женщине удалось совершить кражу. Что ж она, снаружи перелезла из одного окна в другое? Невозможно! Люпен нашел окна своей комнаты закрытыми. Она открыла дверь? Тоже невозможно. Дверь была замкнута двумя висячими замками.
Но ведь нельзя было проникнуть через стену? Чтобы куда-нибудь войти и выйти, надо иметь какую-нибудь лазейку, и так как дело было сделано в несколько минут, надо было, чтобы в данном случае лазейка была наружная, уже приготовленная заранее в стене и известна этой женщине. Это предположение упрощало розыски, сосредоточивая их на двери, так как стена, вдоль которой не было ни камина, ни шкафа, не могла скрывать никакого прохода.
Люпен вернулся в гостиную и начал медленно изучать дверь. Вдруг он вздрогнул. При первом же взгляде на нее он установил, что одна из шести дощечек, вставленных между поперечными полосками, находилась не на своем месте, и свет падал на нее косвенно. Нагнувшись, он увидел два маленьких кусочка железной проволоки, которые торчали с обеих сторон, позади рамы для портрета, и поддерживали дощечку. Нужно было их только вынуть, и дощечка отлетела.
Ахил испустил крик изумления. Но Люпен заметил:
— Ну, и что толку? Чего мы добились? Через такой четырехугольник в пятнадцать или восемнадцать сантиметров в длину и сорок в вышину ведь не могла пролезть женщина, как бы тоща она ни была. Ведь этого не мог бы сделать и десятилетний ребенок!
— Но она могла просунуть руку и снять замок.
— Нижний замок, да, — сказал Люпен, — но не верхний, расстояние слишком велико. Попробуй сам, ты увидишь.
Ахил убедился, что это невозможно.
— Ну, так как же? — спросил он.
Люпен не ответил. Он долго думал. Потом вдруг приказал:
— Шляпу… пальто…
Он торопился, находясь под властью какой-то мысли. Выйдя на улицу, он вскочил в таксомотор.
— Улица Матиньон, скорее…
Как только он подошел к квартире, где была похищена хрустальная пробка, он открыл дверь, поднялся наверх и присел перед дверью, ведущей в его комнату.
Он угадал. Точно так же и здесь выпадала одна дощечка.
Но и здесь отверстие по величине было достаточно только для того, чтобы просунуть руку с плечом, но не позволяло снять верхнего замка.
— Гром и молния! — воскликнул он, будучи не в силах сдержать бешенства, которое кипело в нем все это время. — Черт возьми! Этой истории не будет конца!
Действительно, его преследовали невероятные неудачи, и он вынужден был бродить в потемках, не имея возможности использовать даже те немногие проблески удачи, которые судьба давала ему в руки. Жильбер доверил ему пробку. Жильбер послал ему письмо. Но все это исчезло, не успев появиться.
И это был ряд не случайных, как он раньше думал, явлений. Это было проявление воли противника, преследующего определенную цель с чудовищной ловкостью и невероятной дерзостью нападающего на него, Люпена, даже в самых его верных убежищах и выводившего его из себя своими жестокими и непредвиденными ударами, так что он не знал, против кого защищаться. Никогда еще он не наталкивался на подобные препятствия.
И в глубине его души нарастал неотвязный страх перед будущим. Перед его глазами вставало число, страшное число, которое правосудие наметило для своего мщения, в которое бледным апрельским утром два человека подымутся на эшафот, два товарища подвергнутся ужасной казни.
ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ АЛЕКСИСА ДОБРЕКА
Войдя к себе назавтра после полицейского обыска, депутат Добрек был остановлен Клементиной. Ей удалось приискать кухарку, внушающую доверие.
Эта кухарка представила первоклассные аттестации, подписанные лицами, у которых очень легко было навести о ней справки. Уже немолодая, но очень деятельная, она согласилась все хозяйство взять на одну себя. Это было условие, поставленное ей Добреком, который старался сократить шансы шпионажа.
Так как последнее место ее было у члена парламента, графа Сулева, Добрек позвонил по телефону своему коллеге. Управляющий графа дал самые лучшие отзывы. Кухарка была нанята.
Как только она принесла свои вещи, она взялась за чистку и уборку и приготовила обед.
После обеда Добрек ушел.
Когда в одиннадцать часов Клементина легла спать, кухарка осторожно приоткрыла калитку сада. Подошел какой-то человек.
— Это ты? — спросила она.
— Да, я, Люпен.
Она провела его в свою комнату на третьем этаже и сейчас же начала жаловаться:
— Опять новые штуки! Когда уж ты оставишь меня в покое и не будешь на меня наваливать столько работы!
— Что мне делать, милая Виктория? Если мне нужна почтенная особа с безупречной нравственностью — я сейчас же думаю о тебе. Ты должна быть польщена этим.
— Так-то ты мне сочувствуешь! Снова бросаешь меня волку в пасть и еще издеваешься надо мной!
— Чем ты рискуешь?
— Как чем рискую! Ведь все мои аттестаты фальшивые!
— Аттестаты всегда фальшивы.
— А если Добрек заметит! Если он справится?
— Он уже справлялся.
— Что ты говоришь?!
— Он позвонил к управляющему графа Сулева, у которого ты будто бы служила.
— Видишь, я уже попалась!
— Управляющий рассыпался в похвалах тебе.
— Он ведь меня не знает!