Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
Эта надежда на чудо тешила Веронику в ее оцепенении. Все звуки, раздававшиеся в доме — разговоры, поспешные шаги, — не указывали, как ей казалось, на подготовку к тому, о чем ее предупредили, а были сигналом к чьему-то вмешательству, которое должно было разрушить все планы Ворского. Разве милый Франсуа не говорил, что теперь их никто не сможет разлучить и что в минуту, когда будет казаться, что все пропало, они должны продолжать верить?
— Мой Франсуа, — бормотала Вероника, — Франсуа, ты не умрешь… Мы еще встретимся… Ты же сам обещал…
Голубое небо, по которому ползли грозного вида тучи, нависло над старыми дубами. На лужайке под окном, в котором Вероника увидела своего отца, когда в день приезда подходила к дому вместе с Онориной, была приготовлена площадка, покрытая песком и похожая на арену. Значит, здесь и будет сражаться ее сын? Внезапное предчувствие сжало сердце женщины.
— Прости, Франсуа, — прошептала она, — прости… Это все кара за ошибки, совершенные мною когда-то. Это искупление. Сын искупает вину матери. Прости. Прости.
В этот миг дверь на первом этаже отворилась, и на крыльце послышались голоса. Среди них Вероника узнала голос Ворского.
— Итак, договорились? — говорил он. — Мы пойдем с разных сторон: вы двое слева, я — справа. Вы забираете с собой одного парня, я — другого, и мы сходимся в центре арены. Вы будете как бы секундантами одного, я — другого, чтобы все шло по правилам.
Вероника закрыла глаза, чтобы не видеть сына, конечно истерзанного, которого гнали на бой, словно гладиатора. На обеих полукруглых дорожках послышались шаги. Негодяй Ворский разглагольствовал и смеялся.
Обе группы повернулись и двинулись назад.
— Дальше не ходите, — приказал Ворский. — Пусть противники займут места. Теперь стойте оба. Вот так. И ни слова, поняли? Тот, кто хоть пикнет, получит от меня как следует. Готовы? Сходитесь.
Итак, жуткий спектакль начался. По желанию Ворского дуэль разыгрывается на глазах у матери, перед нею будет сражаться ее сын. Могла ли Вероника не смотреть? Бедняжка открыла глаза.
Она сразу увидела две фигуры, то обхватывающие, то отталкивающие друг друга. Но она не сразу поняла то, что увидела, по крайней мере настоящее значение происходящего. Она увидела двух мальчиков, но кто из них Франсуа, а кто — Райнхольд?
— О, как это жестоко! — пробормотала она. — Нет, все же я ошибаюсь. Это невозможно.
Вероника не ошибалась. Оба мальчика были одеты одинаково: короткие бархатные штаны, белые фланелевые сорочки были перетянуты одинаковыми кожаными поясами. А головы их были обернуты одинаковыми красными шарфами, походившими на капюшоны с отверстиями для глаз.
Кто же из них Франсуа? Кто Райнхольд?
И тут она вспомнила о непонятной угрозе Ворского. Так вот что он называл исполнением придуманной им программы, вот на что намекал, говоря о дивертисменте собственного сочинения! Сын не просто сражался на глазах у матери, она даже не знала, кто из противников — ее сын.
Адский изыск — даже Ворский признал это. Страдания Вероники стали поистине безмерными.
В сущности, чудо, на которое она надеялась, заключалось в ней самой и в ее любви к сыну. Сын сражался у нее на глазах, и она была уверена, что он не может погибнуть. Она защитит его от ударов и любых уловок врага. Она заставит отклониться кинжал и отвратит смерть от обожаемого сына. Она вдохнет в него несокрушимую силу, волю к победе, неутомимость, умение использовать выгодный момент. Но теперь, когда они оба под масками, кому она должна оказывать мысленную поддержку? За кого молиться? Против кого восставать?
Этого она не знала. И не было никакой зацепки, по которой она могла бы догадаться. Один из мальчиков казался несколько выше ростом, худощавее и гибче своего соперника. Быть может, это и есть Франсуа? Другой был более коренаст, крепок и медлителен. Райнхольд? Вероника не могла этого сказать. Краешек лица, мимолетное выражение открыли бы ей истину. Но как проникнуть взором под непроницаемую маску?
А схватка продолжалась и была для Вероники еще страшнее, потому что она не видела лица сына.
— Браво! — воскликнул Ворский, рукоплеща удачному выпаду.
Казалось, он наблюдал за дуэлью как любитель, с подчеркнутой непредвзятостью дилетанта, который оценивает удары и желает, прежде всего, чтобы победил сильнейший. А между тем один из его сыновей был осужден на смерть.
Рядом стояли двое его сообщников с одинаково грубыми лицами и остроконечными черепами, их толстые носы были оседланы очками. Один из них отличался неимоверной худобой, другой тоже был тощ, но с весьма и весьма круглым брюшком. Они не рукоплескали, а равнодушно или даже несколько враждебно наблюдали за разыгрывающимся перед ними спектаклем.
— Превосходно! — похвалил Ворский. — Что за ответный удар! Вы, я смотрю, ребята не промах, даже не знаю, кому присудить пальму первенства.
Он кружил около соперников, подбадривая их хриплым голосом, в котором Вероника, припомнив кое-какие сцены из своего прошлого, почувствовала влияние спиртного. Но, несмотря ни на что, несчастная пыталась простереть к нему свои привязанные руки и стонала из-под кляпа:
— Пощади! Пощади! Я больше не могу… Да сжалься же!
Вероника больше была не в состоянии выносить эту муку. Сердце ее билось столь неистово, что она совершенно измучилась и уже теряла сознание, когда на арене произошло нечто, вернувшее молодую женщину к жизни. Один из мальчиков после очередной яростной сшибки вдруг отскочил и стер с правого запястья несколько капель крови; Веронике показалось, что в руках у него она заметила маленький платочек с синей каемкой, который был у ее сына.
Ею овладела мгновенная и необоримая уверенность. Мальчик — более худощавый и гибкий — был изящнее другого, в его движениях было больше гармонии.
— Это Франсуа, — прошептала она. — Да, да, это он… Это ведь ты, правда, милый? Я тебя узнала… Тот, другой, груб и неповоротлив… Ах, Франсуа, любимый мой Франсуа!
И верно, хотя оба мальчика бились с одинаковым ожесточением, этот вкладывал в свои движения меньше дикого неистовства и слепой запальчивости. Казалось, он, скорее, старался ранить соперника, а не убить, и все его атаки были направлены на то, чтобы уберечь себя от гибели. Вероника встревожилась и принялась лепетать, словно он мог ее услышать: