Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
— Посмотрите, кажется, он не шевелится.
И действительно, впервые фигура неизвестного вырисовывалась во мраке довольно отчетливо, и среди листвы кустарника преследователи сумели даже различить его позу: чуть расставленные в стороны руки, согбенная спина, подогнутые ноги, которые как будто перекрещивались на земле.
— Он упал, — заключил Конрад.
Ворский бросился вперед с криком:
— Буду стрелять, негодяй! Ты у меня на мушке. Руки вверх или стреляю!
Фигура не шелохнулась.
— Тем хуже для тебя! Если ты что-нибудь выкинешь, отправишься к праотцам.
Подойдя метров на двадцать к незнакомцу, он принялся считать:
— Раз… Два… Ты готов, Конрад? Огонь!
Пули одновременно вылетели из обоих револьверов.
Раздался отчаянный крик.
Фигура осела на землю. Мужчины кинулись вперед.
— Попался, мерзавец! Будешь знать, как иметь дело с Ворским! Ах, негодяй, ну и заставил же ты меня побегать! Теперь твоя песенка спета!
За несколько шагов до тела Ворский замедлил шаг, опасаясь какого-нибудь сюрприза. Неизвестный не шевелился, и, подойдя ближе, Ворский убедился, что тот лежит неподвижной грудой, словно мертвец. Теперь можно было подскочить прямо к нему. Ворский так и поступил, шутливо бросив:
— Удачная охота, Конрад! Давай подберем дичь.
Однако, наклонившись над добычей, они были чрезвычайно удивлены, обнаружив, что она мало осязаема и состоит из одной лишь матерчатой накидки, внутри которой никого нет: ее владелец предусмотрительно сбежал, бросив ее на колючий куст. Собака тоже исчезла.
— Дьявол его раздери! — воскликнул Ворский. — Этот подонок нас надул! Но зачем, черт возьми?
Излив свою ярость в свойственной ему дурацкой манере, он принялся топтать кусок материи, как вдруг в голову ему пришла мысль.
— Зачем? Проклятье! Ведь я сам только что говорил… Ловушка… Уловка, чтобы завести нас подальше от дамочки, а тем временем его друзья нападут на Отто. Ну и болван же я!
Он бросился в темноту и, когда смог уже различить дольмен, окликнул:
— Отто! Отто!
— Стой! Кто идет? — испуганно отозвался Отто.
— Это я… Не стреляй, черт!
— Кто это, вы?
— Да я, я, дуралей.
— А кто же стрелял?
— Ерунда… Ошибка… После расскажем…
Дойдя до дуба, Ворский схватил фонарь и направил его на свою жертву. Женщина неподвижно лежала у подножия дерева, ее голова все так же была обернута материей.
— Фу ты! — выдохнул он. — Черт, как я испугался!
— Чего?
— Да того, что ее у нас похитили!
— Так ведь я же был здесь.
— Ты, ты!… Ты не смелее своего дружка, и если б они напали…
— Я выстрелил бы, вы услыхали бы сигнал.
— Кто знает… Ну как, тут все было тихо?
— Совершенно.
— Дамочка не очень волновалась?
— Сначала волновалась. Все жаловалась и стонала под своим капюшоном, так что я вышел из терпения.
— Ну а потом?
— Потом — дело недолгое: хватил кулаком, да и все!
— Ах мерзавец! — воскликнул Ворский. — Если ты ее убил, прощайся с жизнью!
Он поспешно присел на корточки и приложил ухо к груди несчастной.
— Нет, — через секунду вымолвил он. — Сердце еще бьется. Но биться ему осталось недолго. За дело, друзья. Через десять минут все должно быть кончено.
Приготовления были недолгими, и Ворский принял в них деятельное участие. Прислонив лестницу к стволу дерева, он одним концом веревки обвязал жертву, другой перекинул через ветку и, сидя на верхней ступеньке, объяснил сообщникам:
8
«Боже мой, Боже мой! для чего ты меня оставил?» (Матфей, 27, 46) — согласно Евангелию, последние слова распятого Иисуса.
— Послушайте, вам остается лишь потянуть за веревку. Поставьте женщину сначала на ноги, и один из вас пусть не даст ей упасть.
Ворский замолчал. Однако поскольку Отто и Конрад о чем-то тихо переговаривались, он воскликнул:
— Эй, вы там! Могли бы и поспешить! Если кто-нибудь захочет всадить в меня стрелу или пулю, то мишень из меня неплохая. Ну что, готово?
Приспешники не отвечали.
— Да, нрав у нее крутой! Что там у вас? Отто! Конрад!
Ворский спрыгнул на землю и набросился на них:
— Хороши, нечего сказать! Если и дальше будет так продолжаться, мы не уберемся отсюда и завтра утром… и тогда все пропало. Отвечай же, Отто!
С этими словами Ворский направил луч света ему в лицо.
— Ну что там? Отказываешься, что ли? Так и скажи! А ты, Конрад? Это что, стачка?
Отто покачал головой:
— Ну, стачка — это уж слишком. Но мы с Конрадом не рассердимся, если вы нам кое-что объясните.
— Объясню? Какие же объяснения тебе нужны, тупица? Насчет дамочки, которую мы собираемся казнить? Или насчет мальчишек? Настаивать бесполезно, друзья мои. Предлагая вам это дело, я ведь сказал: «Согласны идти со мной с закрытыми глазами? Дело будет грязное, придется пролить много крови. Но в результате — кругленькая сумма».
— В ней-то все и дело, — проговорил Отто.
— Говори яснее, балбес.
— Это вы должны говорить яснее и припомнить условия нашего соглашения. Ну-ка, что вы тогда сказали?
— Тебе это известно не хуже моего.
— Вот именно. Но я хочу освежить условия у вас в памяти и поэтому прошу повторить.
— Меня память не подводит. Клад — мне, а из него двести тысяч франков вам на двоих.
— Так, да не так. К этому мы еще вернемся. А сейчас поговорим о пресловутом кладе. Мы уже две недели выбиваемся из сил, живем среди крови и кошмарных преступлений, а на горизонте — ничего!
Ворский пожал плечами:
— Ты глупеешь не по дням, а по часам, мой бедный Отто. Тебе известно, что прежде нужно кое-что сделать. Сейчас сделано все, кроме одного. Через несколько минут мы покончим и с этим, и тогда клад — у нас в руках.
— Откуда нам это знать?
— Неужели ты думаешь, что я стал бы делать все, что сделал, если бы не был уверен в результате, как… как в том, что живу? У нас все шло строго по порядку, как было намечено заранее. Последнее действие произойдет в условленный час, и дверь откроется.