Сочинения в двух томах. Том первый
Шрифт:
Гонтрам наморщил лоб: только этого недоставало! Сам император не мог бы заставить его работать, когда он сидел вечером дома. Он встал, взял письмо.
— Хорошо, — сказал он, — хорошо, мы рассмотрим его завтра в бюро.
Она воспротивилась: «Но ведь оно спешное, важное…» Советник юстиции перебил: «Спешное? Важное? Скажите на милость, откуда вы знаете, что оно спешное и важное? Вы понятия не имеете! Только в бюро мы можем выяснить это. — И затем тоном снисходительного упрека: — Княгиня, ведь вы интеллигентная женщина! Получили кое-какое воспитание! Вы должны бы знать, что людей не обременяют делами вечером, когда они дома». Она продолжала настаивать: «Ведь в бюро я вас не застану. На этой неделе уже четыре раза была там…»
Он рассердился: «Так приходите на будущей неделе! Неужели вы думаете, что у меня одно ваше дело? Вы думаете, мне ни о чем другом и поразмышлять не нужно? Сколько времени отнимает у меня этот разбойник Гутен! А там ведь дело о человеческой жизни, а не о каких-то миллионах!»
Он начал рассказывать бесконечную историю про замечательного атамана разбойничьей шайки, который, между прочим, был плодом его фантазии, и о юридических подвигах, совершенных им в защиту несравненного убийцы, который убивал женщин лишь из сладострастия.
Княгиня вздохнула, но все-таки слушала, по временам смеялась, всегда там, где не нужно. Она была единственной из его многочисленных слушателей, которую не удивляла его ложь, — но зато она была и единственной, не понимавшей его острот.
— Маленький рассказ для девочек! — протявкал адвокат Манассе. Обе девочки жадно слушали рассказ и смотрели на Гонтрама, широко раскрыв глаза и рты.
Но тот не унимался: «Ах, что там! Им нужно знакомиться с жизнью». Он говорил таким тоном, точно убийца женщин был самое обыденное явление и такие преступники попадаются на каждом шагу.
Наконец он кончил и посмотрел на часы.
— Уже десять! Вам пора спать! Выпейте-ка по стакану крюшона.
Девочки выпили, но княжна заявила, что ни в коем случае не вернется домой. Она боится, она не сумеет спать одна. Не ляжет она и со своей мисс… Быть может, и та переодетый убийца. Одна останется у подруги. У матери она даже не спросила позволения. Спросила только у Фриды и у фрау Гонтрам.
— Пожалуйста! — сказала фрау Гонтрам. — Но не проспите, ведь вам надо рано вставать, чтобы поспеть в церковь!
Девочки сделали книксен и вышли из комнаты. Под руку, тесно обнявшись.
— Ты тоже боишься? — спросила княжна.
Фрида ответила: «Папа врал!» Тем не менее, она все же боялась. Боялась — и испытывала в то же время какое-то странное желание думать об этих вещах. Не переживать их — о нет, конечно, нет! Но думать о них и так же рассказывать. «Ах, вот был бы грех для исповеди!» — вздохнула она.
В столовой выпили крюшон. Фрау Гонтрам выкурила последнюю сигару. Манассе встал и вышел в соседнюю комнату. А советник юстиции принялся рассказывать княгине новые истории. Она зевала, прикрывшись веером, но по временам старалась вставить словечко.
— Ах, да, — сказала она, наконец, — чуть не забыла! Разрешите покатать завтра вашу жену в коляске? Хоть немного, в Роландзек!
— Конечно, — ответил он, — конечно, если только ей хочется.
Но фрау Гонтрам заметила: «Я не могу поехать».
— Почему же? — спросила княгиня. — Вам очень полезно подышать свежим воздухом.
Фрау Гонтрам медленно вынула сигару изо рта: «Я не могу поехать, у меня нет приличного платья…»
Княгиня засмеялась, точно сказано было в шутку. Она завтра же утром пришлет модистку с последними весенними моделями.
— Хорошо, — сказала фрау Гонтрам. — Но пришлите тогда Беккер, — у нее самые лучшие. — Она медленно поднялась со стула и пристально посмотрела на свой потухший окурок. — А теперь я пойду спать, спокойной ночи!
— Да, да, уже поздно, я тоже пойду! — поспешно заговорила княгиня. Советник юстиции проводил ее через сад до улицы, помог сесть в экипаж и тщательно запер калитку.
Когда он вернулся, его жена стояла на крыльце с зажженной свечкой в руках.
— Спать лечь нельзя, — спокойно заявила она.
— Что? — спросил он. — Почему это нельзя? Она повторила: «Нельзя. У нас в спальне улегся Манассе». Они поднялись по лестнице во второй этаж и вошли в спальню. На огромной двуспальной постели мирно и крепко почивал маленький адвокат. На стуле было аккуратно сложено его платье, тут же стояли ботинки. Он достал из комода чистую ночную сорочку и надел ее. Возле него свернулся клубочком Циклоп.
Советник юстиции Гонтрам подошел к нему со свечой.
— И этот человек еще упрекает меня в лени! — сказал он, недоуменно покачав головою, — А сам до того ленив, что не может дойти до дому.
— Шшш! Шшш! Ты разбудишь и его, и собаку. Они достали из комода постельное и ночное белье, и сошли вниз. Тихонько, стараясь не шуметь, фрау Гонтрам постелила на диване.
Они заснули.
В Большом доме все спало. Внизу, возле кухни, Билла, толстая кухарка, с нею три собаки; в соседней комнате четыре буяна: Филипп, Паульхен, Эмильхен, Иозефхен. Наверху две подруги в большой комнате Фриды; рядом с ними Вельфхен со своим черным окурком; в гостиной Себастьян Гонтрам и супруга его. Во втором этаже храпели взапуски Манассе с Циклопом, а совсем наверху, в мансарде, спала Сефхен, горничная, которая вернулась только что с бала и тихонько прокралась по лестнице. Все они спали крепчайшим сном. Двенадцать человек и четыре собаки.
Но нечто не спало. Медленно кралось вокруг большого дома.
Вблизи, мимо сада, струился Рейн. Вздымал свою закованную в каменную броню грудь, смотрел на спящие виллы и пробивал себе медленно путь к Старой Таможне. В кустах шевелились кот и кошка, пыжились, кусались, царапались, бросались друг на друга, широко раскрыв горящие как уголь глаза. И обнимались — сладострастно, в самозабвении, в томительной мучительной страсти.
А издали, из города, доносились пьяные песни буйных студентов.