Сочинения в трех томах. Том 2
Шрифт:
— Да, — тихо ответил Бельваль. — Многое заставляет так думать…
— Но не все ли равно, раз это убийца?
— Нет, я не имею права. Пусть он умрет, но не от моей руки…
— Вы имеете право, капитан!
— Это было бы самым страшным преступлением…
Дон Луис подошел к нему, положил руку на плечо и спросил:
— Неужели вы думаете, что я бы советовал вам убить его, если бы это действительно был ваш отец?
Патриций посмотрел на него безумным взглядом.
— Вы что-нибудь знаете? О, умоляю вас…
Дон Луис продолжал:
— Неужели вы думаете, что я мог бы так поступить, если бы этот человек действительно был вашим отцом?
— Стало быть, он не отец мне? — с надеждой воскликнул Бельваль.
— Нет, нет! Разве вы до сих пор не поняли? Стоит только взглянуть на этого негодяя, чтобы понять, что в его голове могли зарождаться планы только самых низких преступлений! В этой подлой драме он единственное действующее лицо! Все думали, что преступников было двое, сначала Эссарец, потом Симон. Но на самом деле все зло творил этот тип. Прежде Я-Бона, Вашеро и Грегуара он убил еще одного человека — вашего отца, Патриций, и это его крики вы слышали тогда по телефону… Теперь вы понимаете?
— Мой отец! — тупо повторил он. — Это он звал меня? Его голос я слышал?
— Да, это был ваш отец.
Симон оставался недвижим. Глаза его горели злобой, как у загнанного зверя.
— Кто ты? — спросил его Бельваль. — Его имя, ради Бога? — обратился он к дону Луису.
— Его имя? Разве вы еще не догадались? Я предполагал это с первого же дня.
Дон Луис выдержал паузу.
— Эссарец-бей!
Патриций вздрогнул, точно от удара. Он уже не размышлял, правда ли это и насколько это могло быть правдой. Для него было ясно, что перед ним Эссарец-бей, убивший его отца. И убивший дважды — лишив Коралии, отняв счастье и смысл жизни, и потом в библиотеке, когда Арман Бельваль говорил по телефону с сыном.
На этот раз его участь была решена. Убийца отца и Коралии должен был умереть.
— Молись! — холодно обратился капитан к Эссарецу.
Его враг, понимая, что минуты его сочтены, вскочил с кресла и крикнул:
— Ну, что же, убей меня! Пусть все будет кончено! Я побежден и признаюсь в этом… И все же это победа, так как Коралия мертва, а золото спасено… Я умру, но тебе не достанется ни того, ни другого… Ни та, которую я любил, ни золото, которое было моей жизнью. Коралии больше не существует, ничто ее не спасет… Если она не моя, то и твоей никогда не будет! Месть моя удалась!
Он то кричал, то понижал голос до шепота.
— Да, да, она погибла! И ты даже трупа ее не найдешь! Ты думаешь она покоится там, в подземелье, вместе с золотом? Под той надгробной плитой? Как бы не так! Нет, Патриций, ты ее никогда не найдешь, и ее задушит золото… Она умерла, умерла… Как приятно бросать тебе эти слова прямо в лицо… Как ты должен страдать! Она мертва, мертва!
— Не кричи так громко, ты ее разбудишь, — сказал дон Луис.
Эссарец, пораженный спокойной уверенностью, с которой тот произнес эту фразу, упал в кресло.
Бельваль поднял на дона Луиса измученные глаза.
— Разбудит? — переспросил он. — Значит, она жива?
— Хотя и говорят, что мертвые пробуждаются, но я никогда этому не верил, — спокойно ответил дон Луис…
— Коралия жива, жива! — повторил капитан, пьянея от радости и забывая обо всем остальном. — Но нет, этого не может быть, вы вероятно, смеетесь надо мной!
— Я вам говорю то же, что недавно говорил этому господину… Разве слышал кто-нибудь, чтобы я хоть раз бросал начатое дело?
Он подошел к двери в глубине комнаты, прикрытой драпировкой.
— Смелее, капитан, — воскликнул он. — Вспомните, что вы — французский офицер! Да, она здесь, наша матушка Коралия. Не бледнейте же так… Она спит под тщательным надзором двух сиделок. Она не ранена, но ужасно слаба, и от перенесенных потрясений у нее лихорадка.
Бельваль сделал два шага вперед, качаясь, точно пьяный. Дон Луис остановил его.
— Не ходите туда, капитан. Я приказал принести ее сюда для того, чтобы переменить обстановку и чтобы ничто не напоминало ей об ужасах пережитого. Больше того, что она вынесла, она вынести не в состоянии. Малейшее волнение теперь будет для нее опасно.
— Да, да, вы правы, — повторил Патриций со вздохом облегчения. — Но вы совершенно уверены? — с опаской спросил он.
— В том, что она жива? — рассмеялся дон Луис. — Она так же жива, как вы и я, капитан, и готова вам дать то счастье, которое вы вполне заслужили… Только немного терпения… Кроме того, вы вероятно, забыли, что существует еще одно препятствие! Она замужем…
Он закрыл дверь и повернул Бельваля в сторону Эссареца.
— Вот это препятствие, — сказал он. — На этот раз, надеюсь, вы будете решительным, капитан? Между вами и матушкой Коралией стоит только он.
Эссарец даже не взглянул на дверь. Его била нервная дрожь.
— Ты, кажется, трусишь? — обратился к нему дон Луис. — Не бойся, ты не будешь казнен без суда. Трибунал состоит из трех лиц: Патриция Бельваля, вашего покорного слуги и Симона. Прения открыты… Слово принадлежит тому, кто пожелает выступить в защиту Эссареца. Никто? Итак, Эссарец-бей приговаривается к смерти. Смягчающих обстоятельств никаких… Повода к кассации нет… Просьба о помиловании не принята. Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно. Как видишь, мы времени даром не теряем. Теперь остается только избрать род казни. Пистолет? Великолепно! И чисто, и скоро! Капитан Бельваль, вперед!
Но Бельваль не двигался с места. Он смотрел на человека, причинившего ему столько страданий, с чувством омерзения.
— Я не стану его убивать, — наконец произнес он.
— Вы правы, капитан. Ваше чувство вполне достойно вас… Вы не имеете нравственного права убить мужа женщины, которую любите. Не вам уничтожать это препятствие. И, кроме того, вам претит его убить, и мне также… Он слишком низок! Стало быть, ты должен вывести нас из этого затруднения, старик!
Дон Луис наклонился над Эссарецем. Слышал ли он? Был ли он в сознании? Он потряс его за плечо.