Сочинения в трех томах. Том 2
Шрифт:
Дон Луис немного помолчал.
— Никому в голову не приходило искать золото здесь. Тайну мог выдать разве что случай… На песке играла детвора, собаки зарывали кости, ночевали бродяги… Дождь размывал песок, солнце высушивало… Никто не догадывался, какую тайну он хранит. Лучшего места для тайника не найти… Тот, кто придумал спрятать здесь золото, гениальный человек, не правда ли, господин министр?
Валенглей слушал дона Луиса, ни разу не сделав попытки прервать его. Иногда он только одобрительно кивал головой. Теперь он сказал:
— Да, действительно. Но нашелся, как видно, человек, который оказался гениальнее его.
— Это трудно.
— Перед человеком, нашедшим в песке триста миллионов золотом, безусловно, можно только преклоняться.
Дон Луис раскланялся,
— Я не знаю, чем мы могли бы вознаградить вас за услугу, оказанную Франции, — сказал он.
— Я не ищу награды, — возразил дон Луис.
— Но, во всяком случае, мне хочется, чтобы вас поблагодарили и другие, кроме меня. Не зайдете ли вы, примерно через час в министерство?
— Совершенно невозможно, господин министр, через час я уезжаю.
— Нет, нет, так вы не можете уехать, — возразил министр. — Кстати, я до сих пор не знаю вашего настоящего имени.
— Ах, не все ли равно…
— В мирное время — может быть, но не во время войны.
— Ну, можно же для меня сделать исключение, господин министр?
— Исключений теперь быть не может.
— А если это будет в виде награды, которую я, по вашим словам, заслужил? Неужели мне откажут?
— Это единственное, в чем вам могли бы отказать. Но я уверен, что вы и сами этого не попросите. Итак, до встречи через час в министерстве. Я вас жду.
И, любезно поклонившись и помахивая тростью, министр в сопровождении Демальона направился к своему автомобилю.
— Вот тип! — рассмеялся дон Луис. — Одним жестом он принял триста миллионов золотом, заключил исторический договор и подписал приказ об аресте Арсена Люпена.
— Что вы говорите? — воскликнул Патриций. — Ваш арест? Но это возмутительно!
— Зато вполне законно, милейший капитан.
— Но почему?
— Неужели вы думаете, капитан, что подобные мелочи могут лишить меня удовольствия, которым я полон теперь, исполнив свой долг перед Родиной? С самого начала войны я мечтал сделать что-нибудь для Франции… А о моей награде вы забыли? Четыре миллиона! Я считаю их своими, хотя на самом деле они принадлежат матушке Коралии.
— Я уверен, она откажется от них!
— Благодарю вас, капитан, можете быть уверены, что эти деньги будут употреблены на дело. А теперь у меня есть для вас еще несколько минут. Воспользуемся же ими, пока Демальон собирает своих людей… А чтобы облегчить им задачу и избежать насколько возможно скандала, спустимся к берегу, там ему будет удобнее арестовать меня.
По дороге Бельваль сказал дону Луису:
— Я хотел бы извиниться перед вами…
— За то, что вы изменили мне и заперли? Что ж! Вы сделали это, спасая Коралию. Или за то, что вы сочли меня способным присвоить все золото? Но, с другой стороны, разве можно было вообразить, что дон Луис упустит такой случай?
— Значит, извинения не принимаются, а только благодарности? — смеясь сказал Патриций.
— Благодарность за то, что я спас жизнь вам и матушке Коралии? И за это благодарить не стоит, так как для меня спасение людей — вид спорта!
Патриций крепко сжал руку дона Луиса и, стараясь скрыть свое волнение, произнес:
— Решено, что вы не принимаете благодарностей. Я не благодарю вас за то, что вы избавили меня от кошмара, доказав, что я не сын этого чудовища! Я даже, пожалуй, не буду говорить о том, как я теперь счастлив, что передо мной открывается жизнь, полная тепла и света, что Коралия любит меня и имеет право любить! Оставим это… Но все-таки не могу вам не признаться, что пока я чувствую себя несколько неуверенным в своем счастье. Я не все понимаю, и потому ощущаю известного рода беспокойство…
— В чем же дело? Вы хотите знать правду? Но она настолько же проста, насколько кажется сложной. Подумайте сами: в течение двадцати лет Симон Диодокис выказывал по отношению к вам столько самого трогательного внимания и преданности, вел себя, одним словом, как отец… Его единственной целью было соединить вас и Коралию. Он собирал фотографии вас обоих, следил за вашей жизнью и, наконец, решив, что минута наступила, прислал вам ключ от сада и приготовил все для свидания с вами. Но внезапно все меняется. Он становится заклятым врагом вас обоих и только и думает, как бы убить вас и Коралию. Что же заставило его так измениться? Дело в том, что в ночь с третьего на четвертое апреля в особняке Эссареца разыгралась драма. До этого момента вы были, действительно, сыном Симона Диодокиса, а тут он делается вашим врагом. И вам это ни о чем не говорит! Странно… Для меня это послужило исходным пунктом.
Капитан покачал головой. Для него, к его искреннему сожалению, загадка до сих пор оставалась неразрешимой.
— Сядем здесь, на этот знаменитый теперь песок, — сказал дон Луис, — мне довольно будет десяти минут, чтобы объяснить вам все.
Они были теперь около хижины Берту. На Сену спускались сумерки.
— В тот вечер, когда вы прятались в библиотеке, — начал дон Луис, — вы видели перед собой двух связанных людей: Эссареца и Симона Диодокиса. Один из них был ваш отец. Но пока мы будем говорить только об Эссареце. В тот вечер его положение было критическим. Истощив золотые запасы Франции, он решил переправить золото на Восток за щедрое вознаграждение. «Прекрасная Елена», предупрежденная сигналом искр, была готова к отплытию, оставалось только переправить туда мешки с золотом. Успех предприятия, казалось, был полным. Но неожиданно вмешались сообщники Эссареца, обманутые им. Их предупредил Симон. Вслед за этим последовало то, что вы наблюдали: пытка, смерть полковника Факи и т.д. Эссарец понял, что сообщникам известны его планы и что, кроме того, на него был сделан донос. Утром его неминуемо должны были арестовать. Что же делать? Бежать? Но в военное время бегство сопряжено с громадными затруднениями и почти невозможно. И, кроме того, бежать — значит бросить и золото, и Коралию навсегда. Что же оставалось? Исчезнуть… Исчезнуть бесследно, в то же время оставаясь здесь, рядом с золотом и Коралией… И ночь он употребил на то, чтобы привести в исполнение свой план… Но довольно об Эссареце, перейдем теперь к Симону Диодокису.
Патриций жадно слушал.
— Тот, кто называл себя этим именем, — продолжал дон Луис, — был в действительности ваш отец, Арман Бельваль. Его положение также было критическим. Он довел свое дело почти до конца, выдал Эссареца полковнику Факи и его друзьям и сблизил вас с Коралией. Он послал вам ключ от дома в саду, и все шло так, что он мог вполне надеяться на благополучную развязку и исполнение своих заветных планов. Я не знаю, почему, но утром ваш отец понял, что ему грозит опасность со стороны Эссареца. Тогда ему, в свою очередь, пришлось решать, что делать. Он хотел прежде всего предупредить вас. Предупредить немедленно… Вероятно, преследуемый Эссарецем, он заперся в библиотеке. Занятый одной мыслью, застанет ли вас, он позвонил вам по телефону, когда Эссарец уже стучался в дверь. Ваш отец в волнении кричит вам: «Это ты, Патриций? У тебя ключ? А письмо? Нет? Но это ужасно! Значит, ты не знаешь…». И потом вы слышите глухой стон и крики. Слабеющий голос говорит в трубку: «Патриций… Аметистовый медальон… Патриций… я так страстно желал… Патриций… Коралия…». Потом воцаряется мертвая тишина… Вашего отца убил Эссарец, сделавший теперь то, что не удалось ему когда-то…
Бельваль был ошеломлен.
— Отец! Отец… — шептал он.
— Да, это был он. Было как раз девятнадцать минут восьмого, как вы тогда заметили, а несколькими минутами позже, когда вы позвонили, чтобы узнать, в чем дело, вам ответил Эссарец, стоявший у трупа вашего отца.
— Ах, несчастный… Так, значит…
— Да, обезображенный труп вашего отца Эссарец выдал за свой, а сам превратился в Симона Диодокиса.
— Теперь понимаю, — прошептал Патриций.
— Какие отношения были между ними, я не знаю, — продолжал дон Луис. — Знал ли Эссарец прежде, что под обличьем его секретаря Симона скрывается его враг, Арман Бельваль? На этот вопрос, по всей вероятности, мы никогда не найдем ответа, да это и не так важно. Превратиться в Симона Диодокиса Эссарецу было легко. Он переодел труп в свое платье, а темные очки, парик и шарф помогли ему скрыть свою внешность.